Своеволие и смирение как мотивы творческих интуиций пушкина
На правах рукописи
Семёнова Елена Васильевна СВОЕВОЛИЕ И СМИРЕНИЕ КАК МОТИВЫ ТВОРЧЕСКИХ ИНТУИЦИЙ ПУШКИНА Специальность 10. 01. 01 – русская литература
Автореферат диссертации на соискание ученой степени кандидата филологических наук
Магнитогорск – 2006
Работа выполнена на кафедре русской классической литературы Магнитогорского государственного университета
Научный консультант: доктор филологических наук, профессор ВЛАСКИН Александр Петрович
Официальные оппоненты: доктор филологических наук, профессор ЗАГИДУЛЛИНА Марина Викторовна кандидат филологических наук, доцент …………………………………………….
Ведущая организация: ……………….
Защита состоится.. июня 2006 года в 10.00 часов на заседании дис сертационного совета К 212.112.02 в Магнитогорском государственном уни верситете по адресу: 455038, г. Магнитогорск, пр. Ленина,114, ауд. 211.
С диссертацией можно ознакомиться в библиотеке Магнитогорского государственного университета.
Автореферат разослан “” 2006 г.
Ученый секретарь диссертационного совета доктор филологических наук, профессор М. М. ПОЛЕХИНА Актуальность темы определяется прежде всего положением дел в со временной отечественной пушкинистике, в том числе значительным пере смотром отношения к русской классической литературе, происходящим в наше время. Несмотря на то, что творчество А.С. Пушкина как первого на ционального поэта России изучено подробно и основательно, вопрос о его значении в современной культуре и сегодня имеет острый характер. Творче ство поэта получило разную интерпретацию в русской и западной культурной традиции, а в XX веке – в двух отечественных школах пушкиноведения: со ветской и русской зарубежной. Существующие школы пушкинистики на столько радикально разошлись в оценках творчества Пушкина, что это само по себе порождает проблему, заслуживающую серьёзного анализа.
Пушкинское наследие осмысляется интенсивно и очень разнопланово.
Произошедшие в российском обществе перемены, радикально изменившие социокультурную ситуацию, вызывают появление самых неожиданных кон цепций пушкинского творчества, что ведет к дальнейшей дифференциации пушкиноведения. Это обстоятельство ставит перед современными учеными– пушкинистами проблему научно корректного изучения творчества поэта. Ак туальность обращения к нравственно–религиозному аспекту творчества Пуш кина обусловлена, таким образом, необходимостью компенсировать недо оценку гуманистического значения его художественных творений и его лич ного религиозного опыта, которая до сих пор ощутима как в зарубежном, так и в отечественном пушкиноведении.
Наряду с этим, проблема значимости религиозного сознания вообще и православного сознания в частности является сегодня актуальной не только для науки, но и для общества в целом. Её разработка на материале творчества Пушкина может сыграть важную роль в прояснении национальной менталь ности.
Степень разработанности проблемы подробно освещена в первой главе диссертационного исследования, в связи с исключительным объёмом и сложностью пушкинсковедческой библиографии.
Научная новизна работы обусловлена применением аксиологического метода для исследования нравственно–религиозной составляющей жизни и творчества Пушкина, что позволяет подвергнуть адекватному научному ана лизу тонкую сферу духовности, запечатленную в фактах биографии и творче ства писателя.
Материалом и объектом исследования является творчество Пушкина – его отдельные художественные произведения, критические статьи, историче ская проза, дневниковые записи, черновики.
Предметом диссертационного исследования являются закономерности становления и развития философско–религиозной составляющей в творче ских исканиях Пушкина.
Целью диссертационного исследования является выявление реальной соотнесенности этической составляющей творчества Пушкина с националь ными доминантами духовной культуры, сформированными под влиянием православия.
Задачи исследования, обусловленные его целью, состоят в следующем:
1. Рассмотреть подходы к изучению философско–религиозного со держания творческих исканий Пушкина, проявившиеся в современном пуш киноведении;
2. Прояснить особенности восприятия христианской этики в рус ском обществе пушкинской поры;
3. Проследить эволюцию религиозного мироощущения Пушкина;
4. Проанализировать основные темы творчества Пушкина с аспекте христианской аксиологии;
5. Выявить соотнесенность пушкинской ценностной системы с идеалами русской духовной культуры.
Методологическая основа исследования. Новые возможности для со временного прочтения русской классической литературы и творчества Пуш кина открывает аксиологический аспект. «Новейший философский словарь» фиксирует переход аксиологии в статус особой научной дисциплины, «зани мающейся исследованием ценностей как смыслообразующих оснований че ловеческого бытия, задающих направленность и мотивированность человече ской жизни, деятельности и конкретным деяниям и поступкам» 1. Современ ное российское литературоведение долго оставалось самой инертной обла стью гуманитарного знания по отношению к тому творческому потенциалу, который заложен в аксиологическом аспекте. Это привело к тому, что, по мнению многих исследователей, «истории русской литературы как научной дисциплины, которая бы хоть в какой–то степени совпадала в своих аксиоло гических координатах с аксиологией объекта своего описания пока ещё не существует» 2.
Аксиологический аспект изучения художественной литературы стал одним из направлений научной работы филологов Магнитогорского универ ситета. Докторская диссертация В.Б. Петрова «Художественная аксиология Михаила Булгакова» явлилась примером эффективности нового метода. А.П.
Власкиным разработаны аксиологические категории, которые имеют при кладное значение для аналитических подходов к изучению русской классики.
Это нормы, ценности и идеалы, которые связаны между собой сложными и динамичными отношениями 3. Аксиологический подход, при всей его трудо Новейший философский словарь [Текст]. – Минск: В.М. Скакун, 1998. – с. 17.
Есаулов, И.А. Категория соборности в русской литературе [Текст] / И.А. Есаулов. – Петрозаводск: Петроза водский ун–т, 1995. – с. 9.
См.: Власкин, А.П. Аксиологические возможности в современном прочтении Пушкина. // Пушкин [Текст]:
Альманах / под ред. С.Г. Шулежковой. Вып. 3. – Магнитогорск: МаГУ, 2002. – С. 205–213.
емкости, обеспечивает научным знаниям о литературе ту основательность и серьезность данных, которых пока не хватает современной пушкинистике в вопросе о ценностной природе пушкинского творчества.
Естественно, что аксиологический аспект вводит в сферу внимания и область религиозных ценностей, которые занимают важное место в духовном содержании русской классической литературы. Это позволяет делать упор на смысле, а не на поэтике высказывания;
на поведении и мировосприятии героя и автора, а не на специфике художественной реальности;
на закономерностях развития идей и на изменении системы ценностей.
Кроме того, методология исследования базируется на сочетании исто рического и типологического подходов. Исследуемая проблема требует об ращения к смежным областям гуманитарного знания – к философии и куль турологии.
Категориальный аппарат. Отличительным свойством русской лите ратуры является наличие в ней некоего «нравственного императива», под ко торым принято понимать постоянное соотнесение изображаемой действи тельности с моральной нормой. Эта «норма» формировалась под интенсив ным влиянием этической доктрины христианства. Пушкин в своем творчестве отразил широкий спектр национальной нравственной проблематики: совесть и грех, веру и безверие, отечество и патриотизм, народ и власть, свободу и совесть, личность и государство. В последнее творческое семилетие Пушкина его искания особенно настойчиво и явственно связывались с христианской системой ценностей. Но антиклерикальные (антиправославные) идеи вызвали в творчестве Пушкина не менее глубокую реакцию. Это важнейшая оппози ция в сознании Пушкина, которая объясняет противоречивость его ценност ных систем и динамику их смены.
Тематический размах нравственных проблем, поставленных в творче стве Пушкина, так широк, что позволяет их разместить между двумя этиче скими полюсами православия – своеволием и смирением. Как категории об щеевропейской христианской духовной культуры, своеволие и смирение яв ляются не только ценностными абсолютами, но включают в себя иерархиче ски выстроенные положительные и отрицательные ценностные значения:
своеволие – человеческие страсти (грехи), смирение – человеческие доброде тели. Своеволие и смирение, как понятия, входящие в область этических цен ностей, могут стать предметом не только рациональной рефлексии, но и ин туитивного переживания. Этим объясняется включение понятия «интуиция» в формулировку темы диссертации. Таким образом, своеволие–смирение вы деляются как базовые структуры в системе ценностных смыслов, имеющие взаимную корреляцию.
В настоящей работе мы сознательно сужаем содержание понятия ду ховности до религиозности, хотя отдаем себе отчёт в том, что знак равенства между ними поставить нельзя. Редукция понятия духовности до православ ной религиозности отчасти оправдана тем, что православие является одним из главных культурогенетических факторов в истории России. В то же время отождествление русского и православного не является общепринятым поло жением в современной науке. И понятно почему: «...русская тема есть тема частная, а православная – всеобъемлющая» (Г.П. Федотов) 4. Однако требо вание научности (с обязательной для нее рациональной рефлексией) даёт нам право на оперирование столь неопределенными в своих границах категория ми, какими являются «духовность», «религиозность», «национальная мен тальность», «православие», – с условной ограниченностью их значений.
На защиту выносятся следующие положения:
1) существует определенная религиозная основа творчества Пушкина, Федотов, Г.П. Святые Древней Руси [Текст] / Г.П. Федотов. - М.: Московский рабочий, 1990. – с. 27.
которую можно выявить через сопоставление восприятия его творчества в русской культуре и культурах Запада;
2) религиозная база творчества Пушкина может быть рассмотрена при условии, что она определяет ценностную систему, обеспечивающую как ду ховное единство русской нации, так и принадлежность творчества Пушкина к национальной культуре;
3) религиозная ситуация пушкинского времени оказывала конкретное влияние на характер политических и этических воззрений поэта, которые нельзя свести к сумме христианских мотивов в его творчестве.
Практическая ценность исследования выражается в возможности ис пользовать его результаты в спецкурсах по истории русской литературы пер вой трети XIX века, в работе со студентами специальностей гуманитарного профиля. Принципы филологического анализа текстов в аксиологическом ас пекте могут служить основой для аналогичного изучения других художест венных миров.
Апробация. Основные положения диссертации изложены в опублико ванных статьях и тезисах общим объёмом 4,5 печ.л. и докладывались на на учно-практической конференции (ЧИФ РГТЭУ, 2003);
на Межрегиональной научно-практической конференции (Челябинск, 2003), на Житниковских чте ниях (Челябинск, 2004). Результаты исследования использовались в курсах по истории русской литературы XIX века для студентов по специальности «Журналистика» ЮуРГУ, а также в спецкурсе «XX век о Пушкине» для сту дентов Челябинского филиала Российской Академии Образования.
Основной текст диссертации состоит из введения, трёх глав, заключе ния и списка использованной литературы, включающего 197 наименований.
Содержание работы Во Введении обосновывается постановка общей проблемы исследова ния, проясняется его методологическая база, формулируется цель и задачи, намечаются пути их решения.
Первая глава – «Пушкиноведение и православие. «Своё» и «чужое» в пушкиноведении» – посвящена рассмотрению разнообразных подходов к творчеству Пушкина и прояснению закономерностей в этом разнообразии.
В первом параграфе – «Пушкиноведческая интрига и её составляющие» – даётся сопоставительный обзор различных течений в пушкинистики, кото рая исторически развивалась не без интриги. Одна ее составляющая связана с разными потоками русских критических оценок. Традиция видеть в Пушкине духовный ориентир, сложившаяся еще в XIX веке, укрепилась в русском за рубежном литературоведении начала следующего столетия. В отечественной науке подобная традиция оживилась в конце прошлого века. На «советском» же этапе изучение творчества поэта демонстрировало принципиально иные подходы. Но и советская наука решительно заявила на Пушкина свои права, не желая уступать его эмиграции.
Другая составляющая пушкиноведческой интриги связана с рассогласо ванностью отечественных оценок и зарубежного опыта восприятия творчест ва великого поэта. Исключительное значение Пушкина остается очевидным только для самих русских. Наверняка многое объясняется неудачами перево да. Стихи Пушкина – это такое сращение русского слова с «русской манерой понимать вещи», что перевести его в другую языковую стихию без потерь не удается. Однако «претензии» к Пушкину западных ученых гораздо глубже, чем то, что можно объяснить неадекватностью перевода. Разойдясь с русски ми (советскими и эмигрантскими) учеными, зарубежные авторы преимущест венно моделируют «своего» Пушкина. Например, американские исследовате ли в поисках новых методологических моделей и максимально свободного индивидуального прочтения Пушкина обращаются к нелитературоведческим дисциплинам: психологии и психоанализу. В их «принципиальном методоло гическом эклектизме» сохраняется доминирующее влияние родовых черт структурализма.
Концепции творчества Пушкина западных ученых, при всей их несо мненной научной ценности, все–таки не улавливали того, что составляет са мую суть «российского Пушкина». Они имели иные смысловые ориентиры:
«прием», «текст», «комплекс», – это не те категории, в которых может быть понят феномен творчества русского поэта. Разница между западным и рос сийским пушкиноведением показана в параграфе на примере трактовок пуш кинских сочинений на исторические темы – «Медного всадника», «Капитан ской дочки», «Бориса Годунова», а также «Евгения Онегина».
Проблема религиозности Пушкина стала камнем преткновения как для позитивистской критики XIX века (Белинский, Писарев), так и для советской науки, которая в своих идеологических построениях на эту критику во мно гом опиралась. В силу этого советское пушкиноведение не затронуло одну из важнейших сторон пушкинского творчества – его религиозную содержатель ность. В русском зарубежье, напротив, именно эта составляющая вызывала преимущественный интерес и делала Пушкина национальным русским гени ем в глазах писателей и ученых эмиграции. Они тем самым компенсировали принципиальную узость советской пушкинистики ХХ века и устанавливали новый характер преемственности в изучении Пушкина.
Итак, именно в вопросе о религиозности Пушкина радикально разо шлись отечественное и западное, русское зарубежное и советское пушкино ведение. Этому фактору следует уделить здесь особое внимание.
Второй параграф «Православный фактор в пушкиноведческой интриге новейшего времени».
Выявление «реального веса» православия в творчестве Пушкина позво ляет многое прояснить в содержании той полемики, которая идет в науке до сих пор. По сути это новый виток разногласий, которые существовали в оте чественной пушкинистике в начале прошлого века. Современная российская наука, освобождающаяся от чрезмерной идеологизации и замкнутости совет ского периода, делается восприимчивой к «чужому» опыту (западному и рус скому зарубежному). Многие идеи, гипотезы и наблюдения, появившиеся на Западе, получают свое развитие в работах российских ученых. Нередко ис следователи, настроенные против «апологетического отношения» к Пушкину, способны развернуть продуманную и убедительную аргументацию в пользу своих трактовок. Однако при этом, как правило, игнорирование религиозно– православного контекста творчества Пушкина – когда его не принимают в расчет или подменяют эзотерическим, оккультным, астрологическим и т.п.
контекстом – приводит к полному разрыву с традициями отечественного пушкиноведения и даже вообще к разрыву творчества Пушкина с русской ду ховной культурой. (В диссертации развёрнут ряд примеров.) Растёт и количество научных исследований, включающих в себя рели гиозную проблематику творчества Пушкина. Среди авторов – В.С. Непомня щий, Р.А. Гальцева, Г.А. Лесскис, С.А. Кибальник, Б.А. Васильева, И.З. Су рат, М.А. Новикова, И.Ю. Юрьева, Н.Н. Скатов и другие. Выходят серийные издания, научные сборники и антологии: «Пушкинская эпоха и христианская культура» (1993 – 1998);
«Московский пушкинист» (1995 – 1998);
«А.С.
Пушкин: Путь к Православию» (1996);
«Пушкин в русской философской кри тике» (1990);
«Духовный труженик. А.С. Пушкин в контексте русской куль туры» (1999) и многое другое. Сейчас это направление все более прочно ук репляется в пушкиноведении.
На этом пути возникают затруднения, которые также не могут быть разрешены без участия «православного фактора»: отсутствие теоретико– литературного инструментария и разнобой в понимании самых употреби тельных определений. Другое затруднение – пока не преодоленное противо стояние двух точек зрения на христианство русской классической литерату ры. Одни ученые уверены, что русская литература глубоко укоренена в хри стианстве. Их оппоненты не считают духовность русской литературы строго христианской. Применительно к Пушкину, подобные раногласия нельзя пре одолеть, опираясь лишь на регистрацию христианских и библейских мотивов или христианских и антихристианских тенденций в его творчестве.
Разноголосица мнений, высказываемых на эту тему, во многом проис ходит оттого, что исследователи сосредоточиваются лишь на творчестве и личности Пушкина. Его воспринимают вне культурного контекста эпохи. А между тем, «начинающий» Пушкин вырастает из этого контекста, он – на следник всех его далеко не наглядных проблем. И как литература в лице Пушкина выходит на этап эстетической самостоятельности и зрелости, так и культурное общество в его же лице имеет пример преодоления кризиса ду ховного, аксиологического (в позднем творчестве).
Третий параграф «Рецепция христианской этики русским обществом в начале XIX века».
Наше понимание данной проблемы опирается на труды В.О. Ключев ского, Г. Флоровского и В.В. Зеньковского;
а также работы современных ав торов – М.М. Дунаева, С.С. Аверинцева, А.М. Панченко Т.Г. Мальчуковой, В.С. Непомнящего, В.А. Котельникова и некоторых других.
Ко времени Пушкина перестройка общественного сознания, связанная с секуляризацией общественной жизни, была близка к завершению. Эвдемони ческие устремления светской культуры стали отличительной чертой двойст венной и противоречивой эпохи Александра I. В начале XIX века сам по себе сложный и болезненный процесс секуляризации был дополнительно ослож нен тяжелейшим социальным конфликтом. Ранее русское общество отлича лось единством своего нравственного облика;
боярин и холоп формировались под влиянием одних и тех же религиозных догматов и составляли, по выра жению В.О. Ключевского, «однородную нравственную массу». Крепостные почувствовали себя обманутыми в XVIII веке, когда дворянство перестало служить. До какой степени трагично в русском обществе обострилось «объ ективное классовое противоречие», показала Крестьянская война под предво дительством Пугачева.
Вследствие этого социальный и религиозно–этический конфликты в XIX веке оказались неразрывно связанными между собой и приобрели осо бенно острый характер. В русском обществе произошла такая значительная переоценка ценностей, что это дало повод говорить о замене важнейших хри стианских понятий «суррогатами». Эти «суррогаты» имеют с христианскими ценностями лишь внешнее сходство: в секуляризованном обществе личность сводится всего лишь к индивидуальному своеобразию человека;
творчество – к предпринимательству;
соборность заменяется коллективизмом. Из русской жизни (не религиозной, а общественной) заметно убывает степенность, выс шая упорядоченность, элемент той абсолютной серьезности бытия, который так долго был отличительной чертой духовного самочувствия нации.
Таким образом, «александровская» эпоха в развитии России была на сыщена процессами духовной переориентации русского дворянского общест ва, и в творчестве Пушкина эти процессы отразились в достаточно острой форме. При внимательном чтении сочинений зрелого Пушкина нельзя не за метить нравственной специфики затрагиваемых в них вопросов. Эту художе ственно выраженную нравственность, с одной стороны, не следует воспри нимать в отрыве от родной для Пушкина почвы русско–православной культу ры, а с другой стороны, нельзя недооценивать влияние на автора иных ценно стных систем.
Вторая глава «Аксиологическая напряженность творческих исканий А.С. Пушкина». Исторический период, когда Пушкин вошёл в литературу, характеризуется двумя отличительными чертами: отсутствием ещё не сфор мировавшейся славянофильской оппозиции и серьёзным влиянием Запада, которое сменило простодушное копирование внешних форм европейской жизни. Пушкин, ретроспективно анализируя этот период, отмечал, что «либе ральные идеи» стали «необходимой вывеской хорошего воспитания» среди светской молодёжи.
Первый параграф – ««Полюс своеволия» в творчестве Пушкина».
Пушкин–лицеист, как ни один другой русский поэт, сумел зарядить свои стихи азартом кипучего юношеского жизнелюбия. Но сквозь множество изящных, лёгких, вдохновенных, как будто не претендующих на значитель ность лицейских стихотворений Пушкина проступают родовые черты эвде монической философии жизни, воспринятой всерьёз. Список стихотворений этой тематики слишком обширен, чтобы считать отстаиваемый в них культ удовольствий не более чем шуткой.
Пушкинское политическое вольнолюбие также зарождалось в Лицее.
Среди лицейских стихотворений наиболее широкий резонанс в пушкинистике последних лет вызвали два – «К Лицинию» (1815) и «Безверие» (1817). Они начинают темы, которые станут доминировать в первое пушкинское творче ское семилетие (1816 – 1823).
В параграфе содержится комментарий к этим стихотворениям с учётом оппозиции своеволие–смирение.
Отличительной чертой ранней лирики Пушкина является концентрация в ней мотивов своеволия, существующих в едином комплексе: политического вольнолюбия, антиклерикализма и эротической доминанты в изображении любовного чувства.
В период южной ссылки Пушкин находился под сильнейшим влиянием двух кумиров своей юности: Байрона и Вольтера. Именно они обусловили характер романтического своеволия, заключенного в пушкинских романтиче ских поэмах «Кавказский пленник» и «Гавриилиада». Анализ этого периода творчества Пушкина приводит к выводу, что Пушкин всецело находится под влиянием западноевропейского образа мысли. В его творчестве нет мотивов смирения, так как практически нет контакта с русской духовной культурой.
Но и кризис начала 20–х годов, который вызывает у Пушкина разочарование во всех прежних ценностях, не приводит к появлению мотивов смирения.
Второй параграф – ««Полюс смирения» в творчестве Пушкина» Во время «кризиса 20–х годов» ценностные предпочтения Пушкина по степенно меняют своё смысловое содержание. Стихийно–гедонистическое отрицание Бога, дополненное идеями французского Просвещения, сменяется рефлексирующим атеизмом;
политический радикализм также подвергается критическому осмыслению и уступает место размышлениям о свободе не только как о политической категории;
юношеская любовная лирика облаго раживается, дополняясь изображением целомудренных переживаний.
Сопоставительный анализ стихотворений «Деревня» и «Вновь я посе тил...» выявляет идейно–художественную антитезу, которая показывает, на сколько значительно зрелый Пушкин корректирует свои юношеские взгляды.
Это выражается и в том, как меняется отношение поэта к былым кумирам (например, к Вольтеру в послании «К вельможе») и ко многим людям (к ад миралу А.С. Шишкову). Предметом переоценки становятся и важнейшие сто роны жизни – юность, старость, любовь, семья, дом и др.
В жизни Пушкина кризис 20–х годов носил характер не только миро воззренческий, но и духовный, т.е. захватывал область нравственных импера тивов, коренящихся в самой глубине народного духа. Эти духовные констан ты, удержанные народом на протяжении всей истории, A.M. Панченко удачно назвал «культурогенетическими скрепами». Главными из них являются вера, патриотизм, никогда не теряющий связи с идеалами Святой Руси, традицион ный семейный уклад, базирующийся на христианском отношении к браку.
Анализ стихотворения «Жених» (1825) позволяет прояснить своеобра зие пушкинской постановки проблем любви и брака. Здесь Жених – образ за воевателя, т. е. своевольника. Это первое пушкинское произведение, в кото ром указанные проблемы решаются в соответствии с народно–православным взглядом на брак и семью. Далее последуют «Евгений Онегин», «Повести Белкина», «Дубровский», «Капитанская дочка».
В «Повестях Белкина» показательны мотивы «женского своеволия».
Для Пушкина характерен приём, при помощи которого он вводит в текст евангельский сюжет. Некоторые исследователи полагают, что Пушкин обра щается к евангельским притчам, чтобы полемизировать с заключённым в них смыслом и нравоучением. Однако речь нужно вести не об опровержении евангельской морали, а о её проблематизации. «Свободы сеятель пустынный» и в ещё большей степени «Станционный смотритель» предлагают заключен ный в них жизненный материал, всю обыденность бытия, взятую без прикрас, подвергнуть евангельской оценке и, наоборот, евангельскую оценку прове рить реальной жизнью, применить её к реальной жизненной ситуации.
Исследователи обратили внимание на то, что героини поздних произве дений Пушкина имеют одну общую черту: они в полном соответствии с обы чаями патриархальной старины относятся к браку, ставя супружескую вер ность выше способности безоглядно и страстно любить. В начале века новый тип «влюбленной девушки» ещё не сложился в законченный образец, нахо дился в стадии становления. С другой стороны, ещё не отошла в прошлое патриархальная традиция воспитания «в отеческом законе», поэтому не ред кость и «невлюбленная» девица. Примером первого типа (девушки «влюб ленной») можно назвать Марью Кирилловну из повести «Дубровский», при мером второго (девушки «невлюбленной») – Машу Миронову из романа «Ка питанская дочка». Анализ показывает, что это репрезентация одной и той же модели поведения. Обе героини поступают в соответствии с императивом православного поведения. Такой тип поведения – одна из отличительнейших черт православной ментальности, остававшейся неизменной на протяжении столетий. Православный идеал супружества воплощен в фигурах святых Пет ра и Февронии Муромских, закреплен в «Домострое» и на новом витке исто рии воспринят и заново утвержден Пушкиным. Пушкин создал самые совер шенные, непревзойденные образцы женского смирения в русской литературе.
Эволюция темы свободы в творчестве Пушкина – одна из самых долгих и трудно постижимых. В юности ему было свойственно такое западноевро пейское исповедание свободы, что это должно было сделать поэта невоспри имчивым к православной трактовке свободы как полного преодоления грехов и страстей, полного обладания своим духовным миром, вне зависимости от своего внутреннего состояния и внешних факторов. Первым этапом на пути «от революционного бунтарства – к свободной лояльности и мудрой государ ственности;
от мечтательного поклонения свободе – к органическому консер ватизму» было освобождение от политического идеализма и понимание, что абсолютная свобода недостижима в реальной жизни. Демократическим идеа лам западного мира Пушкин противопоставляет, как более высокую цен ность, идеал свободы внутренней. Максимально полно он раскрывает поня тие внутренней свободы в стихотворении «Из Пиндемонти» (1836).
Подлинная духовная свобода для Пушкина неотделима от свободы творческой. Монархия и республика в равной степени могут быть стесни тельными для творческой личности.
Пушкин не признавал границы, отделяющие дворянина от крепостного, что хорошо видно на примерах из «Капитанской дочки». Это характерно для православия, которое, перенося акцент с общественных на личностные взаи моотношения, смягчало жесткость социальных барьеров и вырабатывало при вычку видеть в человеке его духовную сердцевину, а не титул или чин.
В конце своего жизненного пути Пушкин обретает нерасторжимую связь с родиной и народом. Задолго до споров между западниками и славяно филами Пушкин обозначил основные позиции, выражающие безупречную гражданскую позицию. Своим историческим инстинктом он понял, что импе рия, созданная реформами Петра I, не была изменой исторической России.
Она была продиктованным обстоятельствами времени способом самозащиты того духовного заряда, который Россия имела на заре своего бытия.
Поздняя пушкинская лирика концентрирует христианское мироощуще ние в его чистом проявлении. Примером может служить отрывок «Чудный сон мне Бог послал...», который мы объединяем со стихотворениями «Про рок» и «Странник» в единый цикл (с общей темой призвания).
Таким образом, пушкинское творчество являет крайние выражения пра вославного своеволия и смирения. Мотивы своеволия концентрируются на начальном этапе творческого пути, мотивы смирения – на итоговом. Ни у од ного русского писателя антитеза смирения и своеволия не достигает такой остроты, как у Пушкина. Он затронул все жизненные, нравственные и рели гиозные проблемы, разместив их между полюсами православной этики.
Третья глава – «Оппозиция «своеволие–смирение» в драматических произведениях Пушкина».
Первый параграф – «Борис Годунов». Эта трагедия в христианско ори ентированной пушкинистике имеет репутацию самого православного произ ведения Пушкина. В данном параграфе предпринята попытка анализа причин, которые дают основания для подобной трактовки пушкинской трагедии.
В отзывах исследователей заметна «расширительная» трактовка произ веждения: в нём видят не просто гениально описанный период русской исто рии, а воспроизведение самой стихии православной жизни, к тому же оце ненной с православной же точки зрения. Этому есть свои основания, и преж де всего – образ Пимена.
Пушкин воплотил черты православного мироощущения в образе Пиме на. Одна из таких черт – свойственное русским средневековым книжникам православное переживание истории. Свой труд они рассматривают как «долг, завещанный от Бога», потому что признают действие Божьего промысла в ис торической жизни народа. Они действительно видят, как в истории наказует ся зло и вознаграждается добро, как поступки человека и его судьба облека ются величайшим значением. Горькие страницы, постыдные события описы ваются с сердечным сокрушением, с признанием собственной вины. С право славной точки зрения, относиться к деяниям своих предков иначе – значит брать на себя грех «хамова отродья».
Пушкинский летописец в высшей степени обладал «государственным мышлением» и «образом мыслей», смиренным в православном понимании мышлением. Чтобы понять этот образ мыслей, требуется комментарий. Он развёрнут в параграфе с опорой на работу С.С. Аверинцева «Византия и Русь:
два типа духовности». Далее для примера представлена искаженная интер претация образа Пимена (в монографии С. Сандлер). Такое прочтения Пуш кина, чуждое «русскому духу», показательно для западной науки.
Важная черта православного мироощущения, заключенного в трагедии, касается трактовки событий, связанных с убийством царевича Димитрия.
Православному сознанию присуще свойство, определяемое церковью как со борность. Пимен говорит «мы», потому что принимает на свою личную со весть тяжесть общего греха: «все мы составляем едино». Он является в траге дии выразителем той тайны церковной соборности, которая связывает все происходящее в мире с состоянием совести человека. Народ, избрав Бориса царем, становится нравственно причастным к греху цареубийства. Этот не раскаянный грех, тяготеющий на совести царя и народа, определяет внутрен нюю логику событий в трагедии, логику противодействия Божьей правде.
Структурно–композиционный потенциал трагедии не исчерпывается основным конфликтом двух главных персонажей – Бориса и Самозванца. Та же «логика сверхистории» (В.С. Непомнящий) проявляется в смене государей на Московском престоле в эпоху Смуты (Иоанн Грозный, Феодор Иоаннович, Борис Годунов и Лжедимитрий). Сопоставительная характеристика позволяет выявить логику взаимосвязи между ними в аспекте православной аксиологии.
В пушкинской трагедии каждый последующий государь оказывается в нрав ственном отношении ниже предыдущего, в той степени, в какой своеволие побеждает в нем смирение. Пушкин показывает, как по ступеням нравствен ного падения своих правителей Россия спускалась в ад Смуты.
Особому анализу подлежат два образа – Самозванца и юродивый Ни колка. Сюжетное пространство трагедии – это этапы нравственных потерь Григория. От сцены к сцене он совершает отречения. Пушкинский персонаж постепенно утрачивает черты личности, теряя имя, веру, Родину и превраща ясь в живое орудие Промысла. В образе юродивого у Пушкина выражены все основные грани национальной православной традиции: противостояние гор дыне, в которой христианское сознание видит главный смертный грех. Другая сторона юродства отражает антиномию мудрости земной (как ложной) и муд рости небесной (истинной). В парадоксальных поступках юродивых скрыт тайный внутренний смысл. Но главным подвигом юродивых XVI века было обличение земной власти.
Православное мироощущение проявляется и в финале трагедии. Суще ствует точка зрения, что Пушкин возлагает ответственность за случившуюся трагедию на народ. Другие исследователи видят в финале трагедии духовное отрезвление народа (заключительная ремарка свидетельствует о нравствен ном уроке, усвоенном народом). Однако едва ли правильно утверждать, что отношение автора и историка целиком совпадало с той православной концеп цией истории, которая заключена в трагедии. Это значило бы не замечать разницы между автором (Пушкиным) и героем (Пименом). Эстетическое во площение православной концепции истории и уровень отрефлектированности у Пушкина этой концепции могут не совпадать между собой.
Второй параграф – «Маленькие трагедии» – представляет собой кон кретный идейно–тематический разбор драматических произведений Пушкина с точки зрения оппозиции «своеволия–смирения». Эта оппозиция является общей для православного и католического христианства. Однако неразмы ваемая чёткость нравственных критериев прямолинейнее и острее в право славном мировоззрении, как более ортодоксальном. Религиозное сознание само по себе драматизирует восприятие окружающей действительности и стимулирует активность. В этом убеждает разбор «Маленьких трагедий».
Масштаб и острота поставленных в трагедиях конфликтов составляет контраст с их малым объёмом. Это позволяет считать «драматические опы ты» Пушкина особым жанром по форме и содержанию (соединение несоеди нимого), что нашло отражение в оксюморонных названиях пьес.
«Скупой рыцарь».
Конфликт трагедии выглядит как столкновение Барона (воплощения скупости) и Альбера (стихийного гедониста), однако в аспекте средневековых представлений этот конфликт глубже. Страсть Барона к сокровищам в хри стианской традиции является одним из смертных грехов. Как любой, кто на ходится во власти греха, он теряет представление о реальном положении, в котором находится, и ощущает себя всесильным. Но его всесилие – самооб ман, прелесть (как сказали бы на Руси). Альбер также одержим страстью к «сокровищам», но его страсть принимает форму расточительства. Став ви новником смерти отца, Альбер нарушает заповедь о почитании родителей.
Таким образом, в «Скупом рыцаре» представлены два типа своеволия.
Барон пленен не только грехом сребролюбия, но и властолюбия, жестокосер дия, то есть разными ипостасями своеволия. Но и Альбера нельзя считать нравственной личностью. Ему недостает осознанной борьбы с самим собой, которая делает человека смиренным в христианском смысле этого слова. В трагедии не находится духовной силы, противостоящей своеволию и греху.
«Моцарт и Сальери».
Эта трагедия начинается с открытой декларации своеволия: «Все гово рят: нет правды на земле, / Но правды нет и выше». По христианскому уче нию, духовная зрелость человека определяется тем, в какой мере он готов принять свой жизненный путь и оправдать выпавшие на его долю страдания.
Христианское смирение проявляется и в способности духовного постижения мироустройства. Этого лишён Сальери. Для него характерны гордыня, мсти тельность, злопамятство, а также тяга к наслаждению не только трудом, но и «успехом», «славой». Явление Моцарта стало жизненной катастрофой для Сальери. Моцарт – это искушение для всей средневековой культуры, но и не более, чем искушение. Талант – это дар Божий, т.е. достается даром (с чем не может смириться Сальери). Свой талант Сальери воспринимает как собствен ную заслугу. Законы морали он подчиняет рационалистической логике почти в торгашеской форме: заработал – получи.
Зрелый Пушкин во многом разделял взгляды Сальери на искусство. По этому до определённой степени упрёки Сальери Моцарту выглядят справед ливыми, Моцарт их отчасти заслуживает. Суть в том, что не Сальери, а Мо царт воплотил идеал искусства, с любовью к которому родился и был призван Сальери. Дискутируя с Сальери о гении и злодействе, Моцарт использует ар гументацию эпохи Просвещения, но сам оказывается за пределами временной ограниченности. Светлый гений, он не верит в злодейство, ведь гениальность – высшее проявление творческого и нравственного потенциала человека. Ге ний – это творец, соработник Богу.
«Каменный гость».
Следует иметь в виду, что церковь не препятствует Доне Анне после окончания траура вторично выйти замуж. Строгие обеты, затворничество принимаются вдовами добровольно и нередко из тщеславия. Церковь расце нивает это как своеволие, а не как смирение.
В изображении Дон Жуана Пушкин во многом отступил от установив шихся канонов. Его герой сложнее примитивного развратника средневековой легенды. Он умён, образован, находчив, остроумен, отважен и безмерно свое волен. Последнее проявляется в не сдерживаемом потакании своим любов ным влечениям. Уникальной чертой можно считать готовность героя к рас каянию в момент, когда он встречает свою последнюю любовь.
Тот, кто не может получить вразумление от людей, получает его от Бо га. Ожившая каменная статуя выступает от лица надчеловеческой силы, но и она не пугает дерзновенного своевольника. Своеволие Дон Гуана столь же абсолютно, сколь своеволие Сальери.
«Пир во время чумы».
В этой трагедии оппозиция «своеволия – смирения» выражается наибо лее прямолинейно, через противостояние Вальсингама и Священника. В дру гих частях цикла она выражалась в форме нарушения какой–либо нравствен ной заповеди, подчинения какой–либо страсти. В «Пире во время чумы» си туация иная: чума поражает всех – виновных и невинных, и эта неумолимость смерти приводит в отчаяние оставшихся в живых. Как вести себя человеку в подобных обстоятельствах? Думать о спасении души – отвечает христианст во. Думать о спасении жизни – отвечает человек Нового времени. По сути, здесь заключается главное различие между христианским и новоевропейским мировоззрением, впервые зафиксированное уже в «Декамероне» Боккаччо.
Память о смерти входит в число христианских добродетелей, так как она отвлекает человека от сферы материальных интересов, заставляет обра титься к вопросам бытия, размышлениям о смысле жизни, о добре и зле, о грядущем воздаянии, о вечности. В благополучные времена мало кто спосо бен добровольно отрешиться от мирской многозаботливости, но всенародные бедствия – такие, как чума, война, голод, – заставляют всех задуматься о смерти. Русские летописи сопровождают рассказы о подобных бедствиях формулой «Господь посетил». С точки зрения христианской этики, нельзя ос таваться в стороне от всеобщей беды, нельзя спастись в одиночку, сохранить душевное спокойствие, вообще нельзя жить по–прежнему.
В пушкинских масштабах обобщения нивелируется разница между пра вославным и католическим христианством. «Бориса Годунова» и «Маленькие трагедии» отличает другое: в трагедии из русской истории показаны силы, воплощающие смирение (Пимен, Патриарх, царь Феодор, Юродивый), а в «Маленьких трагедиях» такие силы не проявляют себя (за исключением Свя щенника из финальной трагедии цикла). Это объясняется большим уровнем секуляризации мировоззрения, которую переживала Западная Европа в тот исторический период. Пушкин обращается к данному историческому этапу, потому что в нём наиболее ярко выражается столкновение двух культур: уми рающей культуры Средневековья, с её нравственной императивностью, и культурой Нового времени, которая несет в себе отрицание и замену старых нравственных ценностей.
В Заключении подведены итоги и намечены перспективы для дальней шего исследования.
Основные положения диссертационного исследования отражены в сле дующих публикациях:
1. Семёнова, Е.В. Духовная биография русской классики [Текст] / Се мёнова, Е.В. // Сб.: Православие и культура.......
2. Семёнова, Е.В. Христианская концепция истории в трагедии А.С.
Пушкина «Борис Годунов» [Текст] / Семёнова, Е.В........
3. Семёнова, Е.В. Христианская концепция истории в трагедии А.С.
Пушкина «Борис Годунов» [Текст] / Семёнова, Е.В. // Гуманитарные пробле мы российского общества: История и современность........
4. Семёнова, Е.В. Нравственный императив русской классики [Текст] / Семёнова, Е.В. // Судьба России : образование, наука, культура........
5. Семёнова, Е.В. История русской литературы XIX века. Методические рекомендации студентам второго курса отделения журналистики [Текст].......
6. Семёнова, Е.В. Нравственный смысл драматических произведений А.С. Пушкина [Текст] / Семёнова, Е.В. // Научный вестник ЧИ(ф) / вып.1.......
7. Семёнова, Е.В. О проблеме совести в русской литературе [Текст] / Семёнова, Е.В. // Сборник научных работ молодых исследователей / вып 4.
.......
8. Семёнова, Е.В. Межкультурный аспект современной пушкинистики [Текст] / Семёнова, Е.В. // Научный вестник ЧИ(ф) / вып. 3.......
9. Семёнова, Е.В. Межкультурный аспект современной пушкинистики [Текст] / Семёнова, Е.В. // Научно-практическая конференция Ч(ф) РГТЭУ «Экономика и социум» 28 февраля 2003.......
10. Семёнова, Е.В. Аксиологический потенциал русской классической литературы [Текст] / Семёнова, Е.В. // Межрегиональная научно практическая конференция «Духовно-нравственное воспитание детей и уча щейся молодежи: проблемы и перспективы» 25-26 марта 2003 г........
11. Семёнова, Е.В. Место православия в религиозной жизни русского общества пушкинского времени [Текст] / Семёнова, Е.В. // Сб.: Философия в XXI веке.вып. 3.......
12. Семёнова, Е.В. Проблема личности в русской литературе с точки зрения христианской аксиологии [Текст] / Семёнова, Е.В. // Сб.: Человек и обществ о: на рубеже тысячелетий / вып. 11. Статья. Воронеж, 2002.......