Эпические интенции в творчестве николая заболоцкого автореферат диссертации на соискание ученой степени кандидата филологических наук

На правах рукописи

Коптева Галина Геннадьевна Эпические интенции в творчестве Николая Заболоцкого

АВТОРЕФЕРАТ

диссертации на соискание ученой степени кандидата филологических наук

Специальность 10.01.01 – русская литература Красноярск 2011

Работа выполнена на кафедре русской и зарубежной литературы ГОУ ВПО «Алтайская государственная педагогическая академия»

Научный консультант: кандидат филологических наук, доцент Мансков Сергей Анатольевич

Официальные оппоненты:

доктор филологических наук, профессор Собенников Анатолий Самуи лович кандидат филологических наук, доцент Говорухина Юлия Анатольевна

Ведущая организация:

ГОУ ВПО «Горно-Алтайский государственный университет»

Защита состоится 20 июня 2011 г. в 13.00 часов на заседании диссертаци онного совета ДМ 212.099.12 по защите диссертаций на соискание ученой степени доктора филологических наук при ФГАОУ ВПО «Сибирский фе деральный университет» по адресу: 660041, г. Красноярск, пр. Свободный, 82, стр. 6, улк. ИНиГ, ауд. 3-17.

С диссертацией можно ознакомиться в Научной библиотеке Сибирского федерального университета.

Автореферат диссертации размещн на сайте Сибирского федерального университета www.sfu-krasu.ru.

Автореферат разослан « » мая 2011 г.

Ученый секретарь диссертационного совета кандидат филологических наук, доцент И.В. Башкова

Общая характеристика работы

Литературоведение накопило обширный материал, посвященный гене зису поэзии Заболоцкого. Количество работ здесь давно перевалило за ты сячу. Исследователи, стоявшие «у истоков заболоцковедения», – А. Македонов, И. Ростовцева, Н. Степанов, А. Турков, И. Роднянская, под робно анализировали творчество поэта в лучших традициях советского литературоведения, отчетливо разделив его поэзию на ранний и поздний периоды (и это в принципе не противоречило логике соответствующих представлений самого автора). Но исключительное своеобразие жизненно го и творческого пути Николая Заболоцкого, «многозначность предметно психологической символики изображения бытия» с неумолимой законо мерностью послужили источником неоднозначных восприятий, противо положных критических оценок, разобщенности научных взглядов. Поэзия Заболоцкого, однако, еще остается «непрочитанной» в каких-то очень су щественных и важных своих параметрах, несмотря на большое количество статей, сборников и монографий, связанных с его жизнью и творчеством.

К новым результатам можно, как нам представляется, отнести данное исследование, акцентирующее эпические интенции в художественном ми ре поэта – на основе архетипических начал и пространственно-временных особенностей.

Актуальность исследования определяется необходимостью осмысле ния сущности художественного мира поэта через выявление глубоко уко рененных в оригинальных и переводных его произведениях эпических начал, впрямую и непосредственно связанных с пространственно временными мировоззренческими представлениями Н. Заболоцкого. Для автора данной работы научная новизна определяется степенью изученно сти заявленного в названии диссертации аспекта поэтики Н. Заболоцкого.

Несмотря на то, что многие исследователи и критики (А. Македонов, И. Ростовцева, Н. Степанов, Никита Заболоцкий, И. Смирнов, Е. Дымшиц и др.) неоднократно упоминали об эпической направленности творчества и взглядов Николая Заболоцкого, пока не известны работы, посвященные именно данной проблеме монографически. При многократных указаниях и ссылках на эпическую доминанту и разного рода эпические элементы в его творчестве, оригинальном и переводном, до сих пор не подвергался глубо кому рассмотрению собственно эпический субстрат его поэтики, тем бо лее в ракурсе хронотопическом.

Цель работы – исследовать эпические интенции, а также – в непосред ственной связи со спецификой мировоззрения – художественное простран ство в поэтике Н. Заболоцкого;

выявить эпические начала его произведе ний, тесно связанные с хронотопом.

Объект исследования – оригинальные и (частично) переводные про изведения преимущественно зрелого периода, начиная со «Смешанных столбцов», поскольку именно в них уже проявились достаточно отчетливо перспективы дальнейшего развития и духовного роста поэта.

Предмет исследования – эпический элемент поэтики Заболоцкого, особенности художественного стиля, органично вытекающие из специфи ки его пространственно-временных представлений и менталитета.

Современные концепции пространства разных исследователей, как П. Флоренский, Д.С. Лихачев, Ю.М. Лотман, В.Н. Топоров, М. Элиаде и др. (включая «точку зрения» Б. Успенского), совпадают в главном: худо жественная суть предмета искусства есть строение пространства. Под пространством в художественном произведении нами понимается индиви дуальная авторская модель, отражающая реальный мир под определенным углом зрения.

Речь в данном исследовании – о глубинной жанровой конвергенции лирики и эпоса в творческом универсуме поэта Николая Заболоцкого.

В анализе произведений такого характера особое внимание, как справед ливо полагает А.Б. Есин, следует уделять не разграничению эпических и лирических начал, а их синтезу в рамках одного художественного мира Лиро-эпический стиль при его воссоздании подразумевает предельную обобщенность, отстраненность, сведение моментов «лирической концен трации» (термин Т.И. Сильман) к рассказу о некотором главном событии, или событиях, отражающих сущность мировосприятия автора, сущность его художественного мира, реализованного в пространстве и времени, воссоздаваемых в отдельно взятом литературном произведении либо в поэтике художника-творца в целом. В данном исследовании рассматрива ется именно второй вариант.

Исторически корни эпоса уходят вглубь мифологического мышления, эпос «обобщает историческое прошлое народа языком мифа». А.Л. Барко ва обоснованно утверждает, что эпос по праву может быть рассмотрен в кругу мифологических текстов, но занимает среди них особое место, по скольку в центре внимания эпоса – не сверхъестественное существо, а че ловек. Эпос выражает представление человека о самом себе, история эпо са – это история самооценки человека. О подражании архаическому герою не могло быть и речи. Но герой классического эпоса уже есть модель, об разец для подражания, наилучший в своем роде. Таким образцом нередко предстает лирический субъект Николая Заболоцкого.

Материалом исследования послужили стихи и поэмы Заболоцкого, его переводы произведений разных народов, в том числе «Слова о полку Игореве» и грузинской классической поэзии, его автобиографическая про за, статьи и заметки, а также письма 1921–1958 гг.

Методологическую основу диссертационного исследования составили положения фундаментальных литературоведческих трудов А.Н. Веселов ского, П.А. Флоренского, М.М. Бахтина, Ю.М. Лотмана, Е.М. Мелетин ского, В.Н. Топорова, А.Ф. Лосева, М. Элиаде, Д. С. Лихачева, Г.Д. Гачева, М.Н. Дарвина, А.Я. Гуревича и др. Основными методами, используемыми в работе, явились историко-культурный и структурно-семиотический, с элементами биографического, мифопоэтического и феноменологического подходов, а также мотивного анализа. Кроме того, использовался инстру ментарий общей теории перевода.

Практическая ценность работы заключается в том, что ее основные положения и выводы могут быть использованы в школьной и вузовской практике преподавания русской литературы, при подготовке разного рода спецкурсов по творчеству Николая Заболоцкого, в работе общих курсов и семинаров по поэзии и русской литературе XX века.

Положения, выносимые на защиту:

1. Пространственно-эстетические представления поэта тесно связаны с его мифологическим мировосприятием. Пространство поэзии Н. Заболоцкого манифестирует мифологему мирового пространства, и, шире, вселенной самого автора. Пространственная разомкнутость, масштабность изобра жаемого коррелируют с грандофонией и сонорикой.

2. Человек (объект) в изобразительном аспекте представлен, прежде всего, через лицо. «Лицо» нередко становится у Заболоцкого аксиологическим мерилом. В зрелом творчестве через лейтмотивный образ лица, возни кающий во многих стихах поэта, эксплицирована ценностная иерархия в художественной системе и интенция движения к идеалу.

3. Пантеистическое восприятие мира нивелирует смерть в художественной системе поэта, поскольку каждый человек является частью бессмертной природы. Три модели времени работают у Заболоцкого, и это связано с идеей бессмертия.

4. Образ носителя речи определен эпическими интенциями автора. Лири ческий субъект Заболоцкого коррелирует с масштабностью воссоздавае мого автором художественного универсума.

5. Николай Заболоцкий был не только поэтом, но и профессиональным переводчиком, и эта профессия во многом способствовала формированию его эстетических приоритетов и собственной художественной системы.

6. Мир Заболоцкого имманентно эпичен, эта «подспудная» эпичность воз никает уже в поэтике раннего периода творчества – через пространство. С пространственными представлениями поэта связано эпическое начало, неотъемлемо присущее его стилю.

7. Художественный стиль поэта Н. Заболоцкого – лиро-эпический. Глу бинную природу синтеза лирических и эпических начал в его поэтике це лесообразно рассматривать через механизмы связи творческой личности с художественной материей его созданий.

Теоретическая значимость исследования: выявлено своеобразие по этики зрелого Н. Заболоцкого в плане жанровой «неканоничности» – эпо пейность мировосприятия, получившая своеобразное преломление в ху дожественном стиле;

в связи с чем исследованы также пространственно временные составляющие художественного мира поэта, сделана попытка графически представить мифопоэтические и эпические интенции в творче стве Заболоцкого. Введены новые термины – грандофония, сонорика.

Апробация работы: материалы данной работы прозвучали на конфе ренциях: Научная конференция молодых ученых – Институт филологии СО РАН (Новосибирск, 9 апреля 2002 г.);

Научная конференция молодых ученых – Институт филологии СО РАН (Новосибирск, 28-29 апреля г.);

Научная конференция молодых ученых – Институт филологии СО РАН (Новосибирск, 28-29 апреля 2005 г.);

«Филологические чтения» – НГПУ, Конференция молодых ученых (Новосибирск, 17-18 апреля г.);

Научная конференция молодых ученых – Институт филологии СО РАН (Новосибирск, 27-28 апреля 2006 г.);

«Культура и текст: культурный смысл и коммуникативные стратегии» – конференция БГПУ (Барнаул, 11 12 сентября 2008 г.);

Международная научная конференция «Россия в мно гополярном мире: образ России в Болгарии, образ Болгарии в России» – Пушкинский Дом совместно с Институтом литературы Болгарской Акаде мии наук (Санкт-Петербург, 26-28 октября 2009 г.) Объем и структура исследования: представленная к защите диссерта ция в объеме 205 страниц включает введение, 2 главы и заключение, спи сок литературы включает 305 источников.

Основное содержание работы

Во введении определена степень изученности вопроса и обоснована актуальность темы;

сформулированы цель и задачи исследования, а также методология;

определена научная новизна и практическая значимость дис сертации;

представлены положения, выносимые на защиту. В этой части диссертации рассмотрен вопрос о степени освоения современной филоло гической наукой лирического и переводного наследия Н. Заболоцкого.

В первой главе – «Эпика пространственно-временных измерений и художественный стиль Николая Заболоцкого» – исследуется модель ху дожественного мира поэта, выраженная на языке пространственных пред ставлений, и его художественный стиль. Художественное пространство лирики Н. Заболоцкого имеет эксплицированный мифологический гене зис. К нему отсылают повторяющиеся пространственные составляющие – столп (axis mundi) и круг (знак цикличности). Появившись в ранних стихах Заболоцкого, они становятся константными, и в произведениях зрелого периода строят трехуровневое пространство, связанное с мифологическим восприятием окружающего мира. Такое восприятие позволяет выстроить некую геометрическую модель, где модус мира организован по вертикаль ной оси и открыт в беспредельность. Глава содержит четыре параграфа.

Первый параграф называется «Разомкнутое пространство» Н. Забо лоцкого». Импрессионистичность бытия в поэтике Заболоцкого, как пра вило, существует в контексте пространственной неограниченности. Про странство – одна из самых значимых категорий художественного мира поэта, и оно оказывается порой выразителем вовсе не «пространствен ных» отношений, как, например, в стихотворении «Казбек». Характерна параболическая неоднозначность пространственных представлений Забо лоцкого – по вертикальной оси, axis mundi. Лингвистическая составляю щая позволяет дешифровать модель мира поэта, где весьма частотны по нятия – сфера и купол («дерево сфера», «музыка сфер», «центр сфер», «пе нье сфер», «купол небес», «купол насекомых» и «радуга, куполом упавшая на плечи», соединившая диалектически в своем конструкте идеи верха и низа). Соответственно, художественная модель пространства Заболоцкого, как правило, по вертикали представляет собой «двойную» (как бы зер кально отраженную) полусферу, неограниченно расширяющуюся в пер спективе и бесконечно углубляющуюся по оси «верх-низ». Точнее говоря, есть две зеркально развернутые расширяющиеся полусферы и соединяю щая их ось мира с центром, в котором находится лирический субъект За болоцкого. Этот принцип «работает» в стихотворениях: «В тайге», «На рейде», «Уступи мне, скворец, уголок», «Петухи поют» и многих других.

Модус художественного мира поэта, а равно и пространство, организо ванное по вертикальной оси, параболически открыты в беспредельность.

Лексема «бездна» (с присущей ей семантикой глубины) ярко характеризу ет мифологичность пространственных представлений, амбивалентно обо значая в некоторых случаях космические «верх» и «низ».

Пространство поэзии Николая Заболоцкого манифестирует мифологе му мирового пространства самого автора. Природа для него – абсолютная мера, а модус материального и (амбивалентно) потустороннего мира отли чается всесторонней разомкнутостью и абсолютной безграничностью.

Любое произведение Заболоцкого, связанное с мотивикой природы, лиро эпически воспевает ее величие, беспредельность пространств и огромную созидательную силу.

Величие пространства у Заболоцкого, мыслящего космическими парал лелизмами, связано с пением, музыкой, громкозвучием, иначе говоря, про странственная разомкнутость, масштабность коррелируют с грандофони ей (от лат. grandis – большой, важный). В художественном контексте большинства его произведений они сливаются в одно неразделимое це лое. Окружающий мир представляется чудесным и непрерывно изменяю щимся, сияющим (храмом) и необозримым (мирозданьем). Но, прежде всего – огромным музыкальным инструментом, «органом поющим» в сво ей изначальной природности и стихийности, «певучим источником вели чья», о чем поэт прямо сказал в одном из своих стихотворений. Слово «мир» – самое частотное в произведениях Н. Заболоцкого, и пространст венная безграничность и нерасчлененность характерны для него.

В таком способе изображения мира сказывается мифопоэтический, архетипический модус восприятия, «исходом» из которого явился эпос, эпичность поэтического взгляда. Мифопоэтическая сопричастность всего со всем (подчиненность закону партиципации) – одна из главных характе ристик мифической картины мира. Подобная сопричастность – характер ная черта поэтики Заболоцкого: «Рожденный пустыней, / Колеблется звук, / Колеблется синий / На нитке паук. / Колеблется воздух, / Прозрачен и чист, / В сияющих звездах / Колеблется лист. / И птицы, одетые в светлые шлемы, / Сидят на воротах забытой поэмы, / И девочка в речке играет на гая…». Многочисленные «мелочи» бытия во взятом им эпопейном ра курсе необходимы не просто как детали колорита (местного, временного), но как подробности извечной жизни, через которые просвечивает «гене рализация». Он и серьезен во всем как эпический автор. По этим причи нам столь демонстративен в его поэтике синтез лирических и эпических механизмов создания художественного текста. Его поэтический идиолект составлен из таких лексем и синтагм, которые практически в любом про изведении формируют семантику величия внешнего и внутреннего худо жественного пространства, в которое включается лирический субъект и все, что ему близко физически, морально, эмоционально или интеллекту ально. Космологизируя пространство, поэт создает такие синтагмы, в ко торых слова, соединяясь, образуют новые смыслы – пространственно эпически-масштабные: «среди пустынных смыслов мы построим дом», «училище миров неведомых», «где битва нот с безмолвием пространства», «осенних рощ большие помещения стоят на воздухе как чистые дома» и т.п. Космологическое расширение пространственного модуса активно функционирует в стихотворениях «Гомборский лес», «Казбек», «Гурзуф ночью», «Шакалы», «Над морем», «Противостояние Марса», «Вчера, о смерти размышляя», «Ночь в Пасанаури» и многих других. Специфиче ская модель художественного мира в поэтике Заболоцкого отсылает к ар хетипическим представлениям о пространстве-времени: мифопоэтическое пространство трехмерно, а время циклично.

Лишенное границ, художественное пространство предстает как вне временное и универсальное. Вечность и величие его, высота и неизмери мость приобретают антропологическую ценность, противостоят понима нию человека как некой числовой (т.е. исчисляемой) единицы, чей круго зор узко ограничен социумом. Лирический субъект здесь превращается в некую равновеликую этому незамкнутому миру единицу («меру всех ве щей»).

Второй параграф – о «звучащем пространстве». Модель художест венного мира Николая Заболоцкого имеет оригинальные составляющие.

Помимо традиционных сущностных категорий (пространство и время) в нем ярко представлено звуковое (сонорическое) начало. 1 Стихия музыки – в самых разных ее проявлениях – является выразительной демонстрацией жизненного начала. В поздней лирике Заболоцкого мифопоэтика и соно рика становятся основой восстановления «целостности бытия».

Роль звукового компонента в художественной системе Заболоцкого исключительно велика. Лирический субъект, максимально приближенный к поэту, уподоблен дирижеру, управляющему оркестром, согласовываю щему звучание многих инструментов. «Мысль – Образ – Музыка» – иде альная тройственность, к которой стремится поэт. В контексте этой трой ственности сонорика становится оригинальным поэтическим приемом:

слова «поют, трубят и плачут», и громко «перекликаются» друг с другом;

и эта грандофоническая окраска именно усиливает эффект эпичности, укрупняя образы, транспонируя словесные образы в музыку лиро эпических интенций: «Он встал над бездной вертикальной / В тройном созвучии октав, / Обрывки бури музыкальной / Из окон щедро раскидав. // Он весь дрожал от этой бури…» Сонорика как «фоническая приправа» присутствует во многих произведениях Заболоцкого. Его мифопоэтиче ское пространство – это весь окружающий огромный мир, и поэт умеет вслушиваться в него, слышать его звучание, его «музыку». В стихотворе нии «Бетховен» сонорика достигает эпического размаха;

эпическая со ставляющая возведена в контрапункт и эксплицирована в сюжете: лириче Под «сонорикой» здесь понимается «музыка звучностей» в поэтике Заболоц кого. Термин заимствован нами из теории музыки. Сонорика как музыкальный термин (лат. sonorus звонкий, звучный, шумный) есть разновидность композици онной техники, которая выдвигает на первый план окраску звучания музыки. Как элемент музыкального мышления она отличаема от музыки тонов, поскольку тоно вая музыка оперирует как единицами тоновысотами и интервалами, из гармониче ского сочетания которых достигается лад, гармония, а термин «сонорика» преду сматривает преобладание в гармонии таких звукоотношений, где ведущее значение имеют не различаемые слухом высоты и интервалы, а сплавленные в единство звучность группы высот.

Теоретики понимают сонорику как новое музыкальное мышление (восходящее к творчеству Штокхаузена). Речь идт не просто о чувственном эффекте, но о принципиально ином пути развития музыки, о «сонорном» мышлении. Карлхайнц Штокхаузен свою музыку в этом качестве называл новым музыкальным простран ством, утверждая, что понятие о новой эпохе не может быть «менее охватываю щим, чем космическая музыка».

ский субъект ассоциируется с царем всего животного мира – львом;

миро вое пространство изображено беспредельно простирающимся «до самых звезд» – подобно не имеющей границ эпопее;

и человек представлен по знающим, подобно эпическому герою, онтологические категории добра и зла. Сонорическое начало определяет предельную громкость и музыкаль ность звука, слова, стиха в художественном пространстве лирического субъекта, способствует космологизации этого пространства. Музыка озву чивает, оглашает его мир, и эта особенность поэзии вновь напоминает об античной традиции. Такова специфика изобразительного элемента лирики Николая Заболоцкого. Звуковой компонент подчеркивает-дополняет без граничность пространства и эпическую всеохватность жизни. В смысло вой стороне музыкальности поэт нашел также и «непрерывность времен ного процесса», в котором, по замечанию Г. Филиппова, сошлись-совпали все три времени.

Третий параграф посвящен «четвертому измерению» художественно го мира Н. Заболоцкого – времени. Упоминая о влиянии В. Хлебникова на обериутов, Т. Игошева пишет, что он «ощущал жизнь как эпическую в своей основе. И осью этого бытийного единства представлял время (вы делено мной – Г.К.)». Время, по мысли Хлебникова, должно особым обра зом слиться с пространством и образовать новую неделимую сущность. В том же ключе мыслил, вероятно, Николай Заболоцкий, считавший Хлеб никова своим учителем. В ХХ веке в науке утверждается представление, что окружающий нас мир представляет собой четырехмерный пространст венно-временной континуум. Теория относительности Эйнштейна, соз данная в 1905-1916 гг., показала именно неразрывную связь между про странством и временем, а также между материальным движением, с одной стороны, и его пространственно-временными формами существования – с другой.

Труды Эйнштейна Николай Заболоцкий начал изучать еще в ранней молодости. Поэтому уже в «Столбцах» время как бы стремится, отмечает Игошева, «лишиться своих собственно временных качеств и взамен при обрести некоторую пространственную оформленность»: «А вверху едва заметно / Время в воздухе плывет, / Год проходит, два проходит…». В «Предостережении» (1932 г.) Заболоцкого течение времени в качестве смены поэтических впечатлений представлено как четвертая координата мирового пространства: мысль, устроенная в теле, – то же самое, что мысль, «устроенная» в пространстве, поскольку всякое первоначальное пространственное представление начинается для человека с собственного тела. Мысль (время) «течет» «в воде» (пространстве). Самопроизвольно возникает ассоциация уподобления течения времени – потоку воды. Оп позицию «пространство – человеческая мысль» возможно в аспекте чело веческого воспринимающего сознания представить следующим образом.

Всякая особь, единица, субъект естественно существуют в пространстве.

С другой стороны, время (как «четвертое» измерение) – есть содержа тельно неотъемлемая особенность всякого материального предмета и вся кой особи. С наибольшей очевидностью такое представление о соотноше нии четырехмерного пространства (в широком смысле – космоса) и его восприятия человеком демонстрируется поэтом в стихотворении «Я вос питан природой суровой…» (1953 г.). Здесь бесконечность течения жизни (думы, души), подчеркнутая повтором глагола с аналогичной семантикой (течение со времен античности ассоциируется с категорией времени), коррелирует в темпоральном аспекте с пространственной беспредельно стью-бесконечностью. А философский аспект авторского мировосприятия – с его эпическим размахом. Поэт строит сложнейшую вселенную, где ор ганично взаимодействуют мифопоэтические, философские, физические и многие другие подходы. Поскольку время не может быть представлено самим собой, оно заимствует свое представление у пространственных средств: труба, тире между двумя датами на надгробье, часы и т.п. Часы – пространственная модель времени, изобретенная человеком для того, что бы последнее «видеть». Такую функциональную модель и последствия ее изобретения Заболоцкий наглядно изобразил в стихотворении «Время».

Осознание времени через пространство манифестировано в ряде его про изведений: «Сгустились сумерки…» («Лодейников»), «Вечно светит лишь сердце поэта в целомудренной бездне стиха» («Ночное гулянье»), наконец – в стихотворении «Неудачник»: «Крепко помнил ты старое правило – / Осторожно по жизни идти. / Осторожная мудрость направила / Жизнь твою по глухому пути».

Образ мира в его временных измерениях характеризуется у поэта на личием эпической доминанты, поскольку время – это память, и «эпос – это память, и он рождается с острым чувством времени», по мысли Г.Д. Гачева. Художественное время поэта занимает последнюю, четвертую позицию в четырехмерной системе координат мирового континуума. Это согласуется с научными представлениями Эйнштейна и Минковского, Флоренского и Вернадского;

и это естественно еще потому, что в нашей языковой картине мира время осознается как некое пространство (обрат ное возможно, но не типично). Ученые ХХ в. утверждают, что время не разрывно связано не только с пространством, но – с бытием, оно «есть са мо бытие», по утверждению С.А. Аскольдова. В поэтике Заболоцкого от четливо просматривается эпическая связь времени с бытием, осознан мо мент вечности: конечное для человека, время природы, онтологическое время – бесконечно: «И понял я в то золотое утро, / Что смерти нет и наша жизнь бессмертна». Время является «одним из основных проявлений вещества», согласно представлениям некоторых ученых и, в первую оче редь, В.И. Вернадского, с трудами которого поэт был хорошо знаком.

Создается впечатление, что в художественном мире Заболоцкого объек тивно времени как самостоятельной антиципации восприятия не сущест вует;

то, что считается таковым, представляет собой на деле лишь коорди нату в четырехмерном универсуме, четвертое измерение пространства, которое является его производной: «Чудесное полотно выткали наши ру ки, / Миллионы миль прошагали ноги», и прошлое-настоящее-будущее архетипически слились в единый, связанный с пространством континуум.

Циклическое время (мифологии) имплицитно вытягивается в спираль (ка тится клубок), затем в линию (нить), и – возникает история и эпика. По мнению М.Д. Ахундова, из циклической модели мифологического време ни возникло, в процессе исторического развития, время спиральное, функ ционирующее в развитой мифологии. На поздних этапах мифология при обретает характер героического эпоса, а в общественном сознании посте пенно происходит «раскручивание» спирали времени в линейную конст рукцию – и вот так «появляется история!». Идея спирального времени очень созвучна идее восходящего развития (опять же по спирали – Г.К.) К.Э. Циолковского, работы которого столь трепетно восприняты были мо лодым Заболоцким. В стихотворении «Бетховен» авторское представление о мире как четырехмерном пространственно-временном континууме, где время-мысль (его четвертая координата) заключает в себе сразу прошлое («в тот самый день»), настоящее («сквозь покой пространства мирового») и будущее («стань музыкою, слово»), усиливается сонорическим акцен том, характерным для большинства произведений Заболоцкого и подчер кивающим глубинный эпический субстрат его поэтики. В стихотворении «Отдыхающие крестьяне» также звучит прямой намек на четырехмерность мирового континуума.

Методологически полезной в контексте данного исследования оказа лась та глава сочинения П. Флоренского «Анализ пространственности и времени в художественно-изобразительных произведениях», где речь идет о времени как четвертой координате, «четвертом измерении» действи тельности. Предмет, визуально воспринятый в пространстве в данное кон кретное мгновение, не является в действительности «полноценно воспри нимаемым», но есть лишь некий слепок-момент его пространственно временного существования. Такой «отвлеченно статистический разрез» не может никоим образом служить представлением-моделью целостного об раза вещи, предмета, субъекта, давая лишь их усеченный, односторонний, «однобокий» вариант. Если мы хотим хотя бы отвлеченно понять цельный четырехмерный образ, необходимо знать «много сечений его в разные времена». Текучесть такого образа воплощает визуально, например, «длинный-длинный, тонкий, стройный» кипяток, который медленно «льется в чашку» в стихотворении Заболоцкого «Самовар». Или его «Змеи», которые «спят, открывши рот», пока «вверху» едва заметно «плывет» в воздухе время. Время в поэтике Заболоцкого имеет векторную направленность четвертой координаты, подчиненность которой мировому пространству определяется, прежде всего, спецификой его мифопоэтиче ского, эпического, сонорического мировосприятия: «А на вершинах Зо диака, / Где слышен музыки орган, / Двенадцать люстр плывут из мрака, / Составив круглый караван. / И мы под ними, как малютки, / Сидим, счи тая день за днем, / И, в кучу складывая сутки, / Весь месяц в люстру отда ем». Абсолютная подчиненность времени пространству здесь очевидна.

Эпическая форма исходит из приятия бытия, его «тотальности», его постоянного и вечного ритма. У Николая Заболоцкого это манифестирует ся «тотальностью» природы (ее пространств и форм жизни), дополняется сонорикой (звучанием этих пространств и заполняющих вещей) и предста ет в полифонически звучащей поэтической форме. Изобилие бытия, ха рактерное для эпических форм, безусловно, имеет место быть в поэтике Заболоцкого. Тем самым выражается идея, что оно, бытие (соответствен но, и эпос), царит над принципом времени. Мифопоэтическое пространст во Николая Заболоцкого, являясь эпически масштабным и беспредельным, доминирует над временем. Время поэт воспринимает как одну из коорди нат бытийности (пространства). Из всех существующих моделей времени ему ближе всего позднее мифологическое, где возникает идея спирали, создающая возможность повторения и развития одновременно. Все это восходит к философским космическим штудиям эпохи, которые Заболоц кий читал и изучал.

В параграфе четвертом определяется стиль поэта, связанный с его художественной позицией в собственном универсуме и спецификой миро восприятия;

прослеживается эволюция точки зрения лирического субъекта в контексте традиционной христианской парадигмы «личина-лицо-лик».

Выявлена универсальная творческая рефлексия автора по поводу эстетиче ской категории лица, подчеркнуто онтологическое тождество планов при родного и человеческого в его поэтике. Подчеркнуто также, что «эпическое дыхание», которое отмечал Н. Степанов у Заболоцкого еще до его ареста, остро ощутимо и в переводческих, и в оригинальных работах поэта.

Специфический способ конструирования поэтического универсума осуществляется всегда через поэтический идиолект автора, и в способе мыслить мир воплощается собственная философия творящего. Безликий, «массовидный» человек «Городских столбцов» Заболоцкого меняется по мере происходящих внутренних изменений личности автора. Уже в «Сме шанных столбцах» точка зрения претерпевает определенную эволюцию.

Переосмысляется окружающий мир, внешнее и внутреннее пространство.

Возникают образы логосной направленности, с семантикой света, са кральности. Так, в «Поэме дождя» (1931 г.) – «Природа в стройном сара фане, / Главою в солнце упершись, / Весь день играет на органе…». В про изведениях 30-х годов появляется одухотворенное лицо как знаковая при мета внутренней смены аксиологических параметров, и в структуре худо жественного мира поэта обнаруживаются вечные, духовные начала;

одно из первых стихотворений такого плана – «Лицо коня» (1926 г.). Очевид ной становится экспликация ценностной иерархии в художественной сис теме и интенция движения к идеалу. В поэзии зрелого периода этот идеал обнаружится, прежде всего, в произведениях эпического характера, а так же в лейтмотивном образе лица, характерно возникающем во многих сти хах поэта, оригинальных и переводных. В произведениях Заболоцкого осуществляется когезийное сцепление личного и общего, автора и героя, эпического и лирического начал.

Мифопоэтические пространственные представления Заболоцкого архе типически совпадают, по всей видимости, с уходящими в глубь веков представлениями древних об «аггрегатности» человека и его психическо го аспекта, в результате чего актуализируется отдельная часть «человече ского целого» – лицо, характеризующееся, по выражению В.Н. Топорова, «открытостью, способностью видеть (т.е. вбирать в себя пространство), слышать, говорить». Лицо – важное и самое частотное соматическое со ставляющее внешности человека в поэтике Н. Заболоцкого. Оно становит ся аксиологическим эталоном, что наиболее открыто заявлено в стихотво рении «О красоте человеческих лиц». «Лицо поэзии» Заболоцкого внешне оставалось, на протяжении всей жизни, по преимуществу отстраненно невозмутимым. В этом плане многозначителен его творческий постулат:

«Если человек не дикарь и не глупец, его лицо всегда более или менее спокойно. Так же спокойно должно быть и лицо стихотворения (выделе но мной – Г.К.). Умный читатель под покровом внешнего спокойствия отлично видит все игралище ума и сердца».

«Жизнь в форме самой жизни» – вот необходимая задача эпической формы;

следовательно, вполне естественна некая «холодность» фундамен тально-онтологически осмысляющего мир поэта. Ее демонстрируют очень многие произведения Заболоцкого: «Осень», «Север», «Предостережение», «Искусство», «Зима» и т.п. Отстраненность, практически полное (для поверхностного взгляда) отсутствие сугубо лирического элемента в поэзии сочеталось с широкой научно-философской ориентацией, природно онтологической доминантой и яркой предметно-описательной изобрази тельностью;

благодаря чему расширялись повествовательные возможно сти лирики. В «поздний период» миросозерцание поэта спокойно философское, адекватно-приемлющее. Целый ряд стихотворений манифе стирует приход к «приятию бытия», характерному для эпического рода:

«Над морем», «Болеро», «Старость», «Стирка белья», «Гомборский лес», «Вечер на Оке», «Портрет» и т.д. Вот это «приятие бытия» (термин Г.Д. Гачева), любовь к жизни, к живому существу во всех его формах обу словливают и специфику этических воззрений Заболоцкого, и перманент ное эпопейное состояние его художественного мира. Частотным становит ся герой индивидуальный, портретный. Портретное изображение лица у Заболоцкого связано, несомненно, с общей авторской мифопоэтической тенденцией увидеть и показать окружающий мир во всей его полноте, в связях частного и общего, индивидуального и типического, сиюминутного и вечного. И одновременно – внешнего и внутреннего: «Множество чело веческих лиц, каждое из которых – живое зеркало внутренней жизни, тон чайший инструмент души, полной тайн…» Лицо способствует обнаруже нию «идеального» смысла в поэтической системе Заболоцкого с ее «мно жеством человеческих лиц», и читатель получает дополнительную воз можность «увидеть» прорывающийся сквозь хаос и тьму обыденной жиз ни эпический «свет высшей духовной инстанции». Творческий пафос – изображение человека в универсальной форме – реализуется в изображе нии «лиц» (и «ликов») наиболее очевидным образом. И даже откровенно любовная лирика, в полном соответствии с общей направленностью твор ческих интенций поэта, оказывается оформленной таким образом, что вы ходит на некий сверхжанровый уровень, где лирика и эпос оказываются изоморфны. Лирическое стихотворение, по замечанию Т. Сильман, есть одновременно и нечто глубоко личное, и нечто безгранично общее: чем глубже втягивается «объект» и его внешний мир в душевные недра пере живающего субъекта – тем более обезличенным и общезначимым он из этих недр возвращается, и, соответственно, – тем более «вечной» кажется отображенная в стихотворении ситуация. Художественный стиль Николая Заболоцкого следует, таким образом, определить как лиро-эпический, принимая во внимание глубинную жанровую конвергенцию лирики и эпоса в мировосприятии и творческом универсуме поэта.

Что касается стилевых доминант, в которых выражено его своеобра зие, то, прежде всего, это – крайнее напряжение мысли, объективность изображения, доходившая порой до остранения и отстранения, экспрес сивность и торжественность, граничащая во многих стихах с монумен тальностью, классическая завершенность произведений позднего периода.

Диалектически неразрывная онтологическая «диада»: природа и человек, или жизнь и Я, обусловливающая специфику взаимоотношений лириче ского субъекта и «внешнего мира» в его поэтике. Понятны причины его всегдашней, изначальной тяги к эпосу, привязанности к эпическим формам отражения жизни. Эпопея изначально являлась стихотворным произведе нием большого объема и была отмечена особым пафосом и авторитетом.

Эпический масштаб превосходил обычную жизнь во всех отношениях. Это было близко Заболоцкому и хорошо просматривается в его оригинальных и переводных произведениях. Тематика их касается преимущественно универсальных человеческих проблем.

Во второй главе – «Эпические интенции в оригинальном творчестве и переводческом наследии Заболоцкого» – исследуется статус лирического субъекта, тема смерти и ее преодоления таковым, связанные с эпическими интенциями автора и классической поэтической традицией. Определяется роль переводческой деятельности в формировании приоритетных художе ственных взглядов поэта и его «возвращении в лоно большого стиха» по сле осуждения и ссылки на каторжные работы. Отмечены заслуги Забо лоцкого в переводе национальных эпических произведений разных наро дов, его характерные творческие принципы и «переклички» переводов с оригинальным творчеством. Цикл «Последняя любовь анализируется через циклообразующий мотив и рассматривается как сверхжанровое образова ние, репрезентирующее лироэпическую форму осмысления «вечной» лю бовной драмы.

Основная мысль первого параграфа обозначена в заголовке: «Перево дческая деятельность поэта – «мост» между «ранним и поздним» Заболоц ким». Переводческая работа не только обогатила эпическими гранями суб страт его оригинальных художественных представлений о мире, но вооб ще сыграла огромную роль в духовном возрождении Николая Заболоцко го. На первое место здесь нужно поставить художественный перевод «Слова о полку Игореве», в основном осуществленный в трагические го ды. Он не писал в период каторги и ссылки и не переводил ничего, кроме «Слова». По признанию самого Заболоцкого, «пережил его в себе самом».

Этот перевод явился, по определению Л. Озерова, мостом между ранним Заболоцким и поздним, «мостом над бездною жизни, над бездною, угро жавшей засосать и поглотить поэта». После освобождения он продолжил переводческую работу. Грузинский критик Г. Маргелашвили писал, что Н.А. Заболоцкий был большим русским поэтом и в то же время – «одним из к л а с с и к о в (разрядка Г. Маргелашвили) художественного перево да». Помимо грузинской, он переводил украинскую и старую немецкую поэзию, венгерскую и итальянскую, восточную философскую поэзию и сербский эпос. Перевод явился для опального поэта не только средством выживания, постепенно он становился «нормой существования его души», по определению В.А. Шошина. В переводах Заболоцкого находили про должение классические и эпические, в том числе, традиции русской и ми ровой литературы. Характерно его стремление к классическим формам стиха и объективному, эпическому «повествованию». В последние годы жизни, как отмечает в своей монографии сын Николая Заболоцкого, поэт с какой-то «особой заинтересованностью» стал относиться к эпической ли тературе и истории. Еще в статье «О сущности символизма» он утверждал, что «интуиция символиста целиком направлена на отыскивание вечного (выделено мной – Г.К.) во всем невечном, случайном и преходящем». Так манифестируется на общетеоретическом уровне изначально архетипический взгляд на окружающий мир, эпическая направленность этого взгляда, ибо, во-первых, для эпоса с его онтологическим изобилием интерес может представлять любая «мелочь», а во-вторых, вечность, как утверждает Г. Вилперт, – и есть «несущий каркас эпики».

Естественным продолжением работы над «Словом» считает Н.Н. Забо лоцкий обращение отца к русскому фольклору. Ведь эпическая литерату ра, ее возникновение изначально уходит корнями еще в изустное народно героическое творчество, осуществляемое в форме эпических поэм или циклов эпических сказов-песен, связанных общим сюжетом. «"Ток" не официального, народного миросозерцания» (выражение Г.Д. Гачева) ощу тим не только в публиковавшихся еще до войны и ссылки стихотворениях, но и в частных письмах Заболоцкого к М.И. Касьянову, К.Э. Циолковско му, Т.И. Табидзе, после войны – Е.И. и Е.Л. Шварцам, В.А. Десницкому, Н.Л. Степанову, и других. Создание русского народного эпоса входило в планы последних работ поэта. Он был убежден, что у русского народа так же, как у других народов, существовал когда-то свой большой эпос: «И «Слово о полку Игореве», и русские былины родились в одной купели древнерусского эпического песнотворчества», – писал Николай Заболоц кий, считавший русский былинный эпос, как «наиболее демократиче ский», не только памятником старины, но и «могучим средством воспита ния» человека.

В параграфе подчеркнуто, что тяга к большой эпической форме макси мально отразилась в его переводческой деятельности. Переводческая ра бота не только помогла выжить, но во многом определила пути поэтиче ской и мировоззренческой эволюции Заболоцкого. И это не случайность, что многие, если не подавляющее большинство переводимых им произве дений, по сути и форме определяются как жанры эпические и лиро эпические: фрагменты («Руставели») и отрывки («Толди») из поэм, собст венно поэмы («Слово о полку Игореве», «Витязь в тигровой шкуре», «Эте ри», «Портохала», «Бедствия Грузии», «Димитрий Самопожертвователь» и т.д.) и циклы стихотворений («Слезы – перлы», «Стихотворения и песни Давида»), рассказы из жизни («Алуда Кеталаури, «Кровная месть»), ста ринные сказания («Копала»), легенды («Отшельник») и песни эпического характера («Почему я создан человеком»). Наконец, цикл рассказов о жизни королевича Марко так и озаглавлен автором переводов – «Из серб ского эпоса». Николай Заболоцкий был профессиональным переводчиком, «мастером переводческого искусства», по определению Е. Эткинда, и эта профессия во многом способствовала формированию его собственной ху дожественной системы. В особенности, работа с древнерусским и грузин ским эпосом определила, вероятно, некоторые важные закономерности его оригинального творчества.

Объем переводческого наследия поэта (где самое почетное место зани мает двухтомник грузинской классической поэзии) значительно превосхо дит в количественном отношении оригинальные произведения Заболоцко го. Связи с грузинской поэзией сыграли в его собственных поисках и от крытиях, в творческой эволюции плодотворную и, возможно, решающую роль: так, «обращение к поэзии Важа Пшавела несомненно помогло при обрести более цельный, органичный взгляд на мир», – писал Т.К. Путу ридзе, исследуя влияние лирики грузинского поэта на стиль и лексический строй стихов Заболоцкого. Именно грузинская поэзия, по мнению В. Ог нева, дала душе Заболоцкого созвучные ей образцы: в переводах с грузин ского он нашел «некое синтезирующее начало», «грузинское поэтическое ощущение неделимости, цельности мира, цельности восприятия». Грузия, через человеческие, дружеские контакты, стала, по замечанию Ц.Н. Квин традзе, для поэта второй родиной, которая обогатила его вдохновение но выми темами и образами, прежде всего, эпическими.

Путуридзе в своей диссертационной работе показал умение Заболоцко го «необыкновенно чутко уловить и передать самый дух» совершенно раз ных грузинских поэтов, например, «устами Чавчавадзе будто говорил его переводчик». Положительных отзывов со стороны грузинских исследова телей относительно переводов, сделанных Заболоцким, достаточно много.

Не говоря уже о том, что он первым здесь «придал самой работе целеуст ремленный характер, систематичность и принципиальную важность».

Переводные работы поэта, с их богатством и смелостью поэтической образности, отличаются высоким уровнем если не научной (что не всегда необходимо в данном виде деятельности), то семантической адекватности.

Необходимо подчеркнуть, что, даже не имея дела с оригиналом, талантли вый переводчик, каковым являлся Н. Заболоцкий, способен выполнить свою работу с высокой степенью качества. Подстрочник (кстати, вместе с транскрипцией) создавали очень часто сами авторы, либо – носители язы ка, владеющие и русским одновременно. Заболоцкий нередко обращался к своим адресатам с просьбой указать возможные ошибки. Об этом говорят тексты писем поэта. Нужно учесть, притом, его творческие и человеческие связи с Грузией, его поездки в эту страну, дававшие возможность вдохнуть самый ее воздух, увидеть воочию ее землю, прикоснуться к истории, языку и т.д. О том, насколько скрупулезно работал Николай Заболоцкий, можно судить по его статьям и письмам. «Подстрочник подобен развалинам Ко лизея. Истинный облик постройки может воспроизвести только тот, кто знаком с историей Рима, его бытом, его обычаями, его искусством, разви тием его архитектуры. Случайный зритель на это не способен», – писал Заболоцкий. Действительно, Е. Эткинд, сравнивая подстрочник «Змеее да» с переводом Заболоцкого (и Пастернака), утверждает, ссылаясь при этом на С. Чиковани, что лишь в переводе Н. Заболоцкого перед русским читателем встает подлинный Важа Пшавела. После ссылки поэт переводчик увлеченно работал над переводами Д. Гурамишвили и Г. Ор белиани, И. Чавчавадзе, А. Церетели, В. Пшавела. А также над полным переводом поэмы «Витязь в тигровой шкуре» Шота Руставели. В Грузии многие знали эту поэму наизусть и говорили ее изречениями (автор на стоящей работы имела возможность лично убедиться в этом). Целые поко ления грузинского народа, начиная с ХII века, отмечает Заболоцкий, «мыслили нравственными категориями Руставели, составив из его афо ризмов кодекс морали личной и общественной». Заболоцкому удалось, как утверждают критики, передать и художественное своеобразие, и лексиче ское богатство языка поэмы, который отличается образностью, метафо ричностью и красочностью эпитетов. Новый и полный перевод «Витязя» Шота Руставели, удостоенный грузинской одноименной премии и много кратно переиздававшийся, стал в 1957 году большим литературно общественным событием и в Грузии, и в СССР. Переводом «Витязя в тиг ровой шкуре» Заболоцкий завершил, по его собственному представлению, цикл многолетних работ по переводу грузинской поэтической классики.

Но, даже закончив эту работу, он продолжал думать о создателе поэмы.

В 1958 году поэт пишет статью «Мудрость Руставели» – о «нравственно историческом значении» автора.

Переводческая работа если и не являлась глубинным источником эпи ческих воззрений Заболоцкого, то, так или иначе, во многом определила эпопейное состояние его художественного мира. Именно эпическая по эзия, возможно, наилучшим образом соответствовала практическому во площению творческих принципов этого поэта-переводчика. Сонорический акцент в переводимых Заболоцким произведениях эпического характера также служил усилению эффекта эпичности: «Пандури в воздухе гремела / Хвалу воителям былым, / Сквозь чувства слушателей смело / Мосты про кладывая к ним. / Певцы героев величали …». Заболоцкий, не владевший грузинским языком свободно, но знавший наизусть отдельные строки из переводимых им классических произведений, считал невозможной пря мую передачу музыкальной природы грузинского стиха в русском перево де, однако находил, утверждает Ц.Н. Квинтрадзе, обязательным для пере водчика знание музыкальной стороны переводимого материала.

Параграф второй имеет заголовок – «Лирический субъект Николая Заболоцкого». При практически тотальной убежденности современников и исследователей творчества поэта в превалировании эпических начал в его художественном стиле, остается нерешенным вопрос о наличии отсутствии формализованного в терминах носителя речи в произведениях Заболоцкого. Для Заболоцкого характерно «переживание» по поводу «со бытия», и раскрытие, «выражение души» реализуется именно в эпическом восприятии и поэтическом рассказе-сообщении о «событии», где нередко «переживание», идейно-эмоциональная авторская оценка акцентированы именно посредством способа изображения этого события (событий). При чина также в том, что его лирический субъект чрезвычайно близок автору во многих произведениях. Он максимально приближен к поэту, а в био графическом аспекте сам Заболоцкий мыслил себя «царем», демиургом, создающим собственную вселенную: «Два мира есть у человека: / Один, который нас творил, / Другой, который мы от века / Творим по мере на ших сил». Этот другой (собственный, воссоздаваемый в поэтике) мир был для него не менее важен, чем первый, а наиболее существенной его осо бенностью являлось эпопейное состояние;

отсюда – специфика изобра жения. Имманентно такое объективное представление Николая Заболоцко го о мире и о своем лирическом субъекте как человеке эпическом. Поэто му столь свободно и естественно он эпизирует действительность, мир и его реалии как эстетические объекты.

В первую очередь отметим незаурядную внешность субъекта, его не обыкновенную устойчивость, уподобленность столпу, даже богоподобие;

человек у Заболоцкого – «владыка планеты», «государь» и «император» («Искусство»). Царственное положение поэта транслировалось в его ху дожественное творчество посредством древесного кода, явленного в оди ноком дереве (дуб, кедр и другие), которое мифопоэтически восходит к axis mundi. Стихотворения «Одинокий дуб» и «Осенний клен» экспли цитно воспроизводят семантику столпа мира, где монументальный герой находится в центре мира и этим столпом является. К указанному ряду примыкают стихотворения «Дождь» и «Под дождем», «При первом насту плении зимы», «Возвращение с работы», а также «Гроза идет». Лириче ский субъект Заболоцкого существует в пространстве нелимитированном и часто уподоблен мировому столпу, мудрецу, воину-герою. В полном соответствии с чем он внутренне велик и нередко внешне огромен. Он порой ощущает себя тем эпическим героем, который «воин в поле, даже и один». Незаурядные физические размеры имеют и поэтическую манифе стацию – «Ночь в Пасанаури», например. Из всего контекста поэзии фор мируется целостный образ носителя речи с определенными мифопоэтиче скими, эпическими интенциями. В художественном мире поэта мифопо этическое пространство, лишенное границ, приобретает особую качест венность, и с ней сопрягается особый статус лирического субъекта, кото рый является носителем особой точки зрения. Он соединяет антиномии мира, сакральное и профанное, истинное (реальное) и мнимое: «Шел пере улком пролетарий. / Не быв задетым центром О, / Он шел, скрепив пери ферию, / И ветр ломался вкруг него». В «раннем» стихотворении Заболоц кого «Начало осени» мифопоэтика явлена через синкрезис – нерасчлени мую целостность мира (это особенно хорошо видно в «Столбцах»), где нельзя разделить субъективное и объективное, мнимое и реальное, дейст вие и действующего и т.п. Мысль, переживание, созерцание и действие соприсутствуют партиципационно, и медиатором между ними является лирический субъект, увидевший всю картину. Он является часто медиато ром пространственных измерений-координат, верхнего и нижнего яруса, внешнего и внутреннего локуса и временных измерений, связывает про странство географическое и культурное, личное и мифологическое и т.д.

Будучи психопомпом, легко перемещается по вертикальной оси вселен ной, чем объясняется мифопоэтическая близость Земли-Неба в ряде про изведений поэта: «Море телом просверлив, / Человек нырял на дно»;

«Шахтеры вторят звону инструмента / И поднимают к небу фонари»;

«Со ратник огню и железу, / По выступам ста треугольных камней / Под самое небо я лезу» и т.п. Подвижная точка зрения лирического субъекта свиде тельствует о перманентных духовных исканиях и напряженной внутрен ней жизни.

С точки зрения Ю.М. Лотмана находящийся в пространстве «герой» должен двигаться к цели. В поэтике Заболоцкого присутствует этот архе типический образ пути: «А тело бредет по дороге, / Шагая сквозь тысячи бед, / И горе его, и тревоги / Бегут, как собаки, вослед». Путь в его иде альном значении несет сакральные черты и переводит преодолевшего дан ное испытание в новое качество. Николай Заболоцкий был «человеком пути», подвижником в собственном аксиологическом пространстве. По этому его лирический субъект эпически обособлен, порой – одинок: «Но жизнь моя печальней во сто крат, когда более разум одинокий…». Призыв поэта к душе – «трудиться и день, и ночь» – имплицитно выражает идею преодоления и звучит как глас всеобщего, надындивидуального. В поэме «Безумный волк» монолог персонажного героя производит впечатление лирической исповеди субъекта: «Звери вкруг меня / Ругаются, препятст вуют занятьям / И не дают в уединенье жить. /… А на того, кто иначе жи вет, / Клевещут, злобствуют, приделывают рожки». Так обозначена поэтом идея внутренней независимости мыслителя и наказуемости инакомыслия.

В стихотворении «При первом наступлении зимы» мотив одиночества ли рического субъекта усилен семантикой «сухой заржавленной кольчуги», металлического панциря, в котором он встречает «смертельный холод» наступающей зимы. За строчками стихов очевиден тяжелый жизненный опыт, ускоряющий приближение «последнего часа». «Осенний клен», с которым впрямую ассоциируется сам поэт, – гибок, мудр и молчалив: «даже впав в смертельную истому, … смолчи, мой друг». Мотив молчания, корре лируя с мотивом одиночества, подчеркивает отстраненность, граничащую с богоподобием. А «Бегство в Египет» представляет героя, ретроспективно развоплощенного и, более того, боговоплощенного, ищущего и обретающе го близкую душу. Избавление от одиночества мыслится поэтом через обре тение такой души, возможно, второй половины – в женской ипостаси («Бег ство в Египет», «Жена», «В кино», «Письмо» и другие).

Человека в поэтике Заболоцкого характеризуют три основные состав ляющие: внешность, бессмертие, одухотворенность – с доминантой по следней. Все три неразрывно связаны между собой эпопейным мировос приятием автора и его лирического субъекта. Лирический субъект Нико лая Заболоцкого – не столько «художественный «двойник» автора-поэта, вырастающий из текста его произведений «как четко очерченная фигура или жизненная роль», сколько «архетипически главный персонаж (prota gonist)» – по выражению И. Роднянской, созерцающий и прозревающий объективную сущность действительности. Более того, определяющий эту сущность как героическая и даже божественная личность, от которой зави сит состояние окружающего мира в его философско-этических и про странственно-временных аспектах. В современном сознании эпический герой – образец для подражания, и, хотя это утверждение применимо лишь к героям классического эпоса, оно важно тем, что показывает, на сколько серьезно воспринимается эпос. Принимая во внимание тот факт, что «поэтическое» в Заболоцком изначально «гипертрофировано», можно утверждать, что его интерес и тяга к эпике, обусловленные целым рядом факторов, определялись этой гипертрофированностью, прежде всего.

В третьем параграфе главы исследуется «Проблема смерти и ее пре одоления» лирическим субъектом. Заболоцкий утверждал, что «смерти нет: смерти не было, нет и никогда не будет», поскольку человек есть часть природы, а природа в целом бессмертна. Его бытовое отношение к смерти – вопрос специальный. Но эпический род с его онтологической неспешностью и тенденцией к всеохватности очевидно предпочитает раз витие и расцвет, пренебрегая, по большому счету, периодом увядания и смертью. Именно вызов смерти является нередко ядром сюжета в произве дениях Заболоцкого. Таково, прежде всего, его классическое «Завещание», напрямую перекликающееся с пушкинским «Памятником». Обращаясь к стихотворению «Клеопатра», включенному А.С. Пушкиным в «Египетские ночи», можно выделить три типа смерти в творчестве гениального русско го поэта. Три ярких е образа персонифицированы здесь в трех удальцах, ответивших на вызов египетской царицы купить ее ночь ценой жизни. В каждом из трех случаев наблюдаем вызов смерти. Тенденция к преодоле нию тем или иным образом ее ужаса сближает все три между собой;

она явственно прослеживается и в поэтике Заболоцкого. Для классика русско го языка и русской поэзии смерть поэта, чьи произведения забыты, есть смерть окончательная. Подлинное торжество над ней дает только бессмер тие творений, к чему и стремится, безусловно, любой служитель муз. У Заболоцкого – «вечно светит лишь сердце поэта в целомудренной бездне стиха». Смерть гностическая (мудреца – Г.К.) преодолевается наиболее очевидным образом в лиро-эпических произведениях – поэмах «Торжест во Земледелия», «Безумный волк», «Деревья». В первой из названных лю бимый «персонажный герой» Заболоцкого – конь провозглашает: «Смерти бледная подкова просвещенным (выделено мной – Г.К.) не страшна…».

Ему в следующей поэме вторит «безумный» волк – «гладиатор мысли» (в пушкинском контексте – мудрец): тому, «кто понял страшное соединенье мысли – смерть не страшна и не страшна земля». Наконец, смерть герои ческая приобретает особый смысл и освящается идеалами, в жертву кото рым принесена человеческая жизнь. Такова «Смерть врача», смерть воина «В этой роще березовой», ученого в стихотворении «Седов» и т.п.

Пантеистическое восприятие мира нивелирует смерть в художествен ной системе Заболоцкого, поскольку каждый человек является частью бес смертной природы. Тотальность жизни в его поэзии зрелого периода рас пространяется, по справедливому утверждению С. Кековой, в пространст ве и времени на все предметы и явления, приобретая качество бессмертия.

Ощущая себя «частью природы», поэт, очевидно, ее бесконечное цикличе ское время пытался проецировать на конечное линейное (линейно финалистское) время смертного человека. Лирический субъект Заболоцко го убежден, что лишь природой (Богом?) поставленные человеку ограни чители не дают ему возможности увидеть в клубке постоянных «метамор фоз» вечное настоящее («нас много») и реальную возможность бессмер тия: «а я все жив!». Постижение диалектики жизни-смерти в природном мире и мире человеческом – путь к бессмертию. С мотивами страдания смерти (амбивалентно – жизни) в произведениях Николая Заболоцкого нередко комбинируются мотивы слепоты-прозрения. Этот пучок мотивов хорошо просматривается в стихотворениях «Обед», «Слепой», «Жена», «Метаморфозы» и др. Человек Заболоцкого, осознавая свою конечность, в смерти учится видеть продолжение жизни – через приобщение к природ ному кругообороту. Попытка приобщения к нему может дать возможность осознания вечности души, какая вычитывается, например, в стихотворении «Осень» (1932 г.) Лирический субъект стихов поэта, тем не менее, вынуж ден постоянно чувствовать зависимость от «костлявой». И он ищет ком промисс между полюсами «наша жизнь бессмертна» и «не бессмертны ни человек, ни атом, ни электрон»;

балансирует между смертной тоской: «Уж гроб, пронзительно летая, / Вокруг меня жужжит всю ночь…» («Мечты о женитьбе») – и вызовом: «Где рука твоя, смерть, покажи!» («Disciplina clericalis»). В печально названном стихотворении эта тоска отчетливо про сматривается в начале и преодолевается гнозисом в конце: «Вчера, о смерти размышляя, / Ожесточилась вдруг душа моя. / Печальный день!».

Семантическое поле «смерть» в художественной системе Н. Заболоцкого формируется лексикой, эпитетами и мотивами, подчеркивающими неиз бежность последней и естественный страх перед концом, с одной стороны, а с другой – потенциальное бессмертие (поэта, воина, мудреца), в том чис ле и биологическое, как бессмертие зародышевой плазмы. Страх смерти преодолевается «эпической объективностью» и одухотворением, причем первое и второе когезийно сопрягаются в художественном мире Заболоц кого. Из его поэтической философии вычитывается не только отчаянная попытка преодоления конечности бытия, но такая же естественная «нор мальность» (термин Элиаде) переживания выпадающих на долю страда ний, как и переживание счастья, довольства и т.п.

Параграф четвертый озаглавлен: «Цикл «Последняя любовь» – сверхжанровое образование». Как часть мотивного комплекса «любовь» мотив страдания лежит в основе внутренней целостности рассматриваемо го цикла, пронизывает всю его «ткань»;

являясь циклообразующим, он необходимо звучит в каждой составляющей «ансамбля» и приобретает дополнительную эстетическую значимость и расширенную семантику.

Каждое стихотворение в отдельности и вся композиция художественного целого являются отражением – отображением ведущей темы – любви, и семантически и психологически связанного с ней мотива, в цикле – лейт мотива страдания. В сюжете цикла обретают художественную реализацию две значимые идиологемы (в контексте авторского идиолекта) лирическо го субъекта Николая Заболоцкого: «нормальность» страдания и лицо – как знаковая составляющая христианской триады, лицо, репрезентирующее внутреннее во внешнем. Ключевым для понимания онтологического смысла всего цикла является словосочетание: «животворный (выделено мной – Г.К.) свет страдания».

Для автора «холодных» стихов появление такого цикла как «Последняя любовь» было крайне необычно, несмотря на явственно обозначившиеся в его позднем творчестве классические традиции пристального внимания к отдельной человеческой личности с ее мечтами, надеждами и страдания ми. Тем более необычаен этот цикл для автора декларации обериутов, про возгласившего когда-то возрождение мира «во всей чистоте» его «мужест венных конкретных форм», вне «переживаний» и «эмоций». Произведение с очевидностью демонстрирует (как и стихотворение «Письмо»), что неко торые очень интересные творческие возможности поэта оказались не реа лизованными до конца.

При исследовании цикла стихов «Последняя любовь» Н. Заболоцкого автор диссертации имела целью показать, что мы здесь имеем некое спе цифическое образование, репрезентирующее лиро-эпическую форму ми роосмысления. Процессы циклизации, как справедливо заметил О.В. Зы рянов, в эпосе и в лирике схожи, можно, вероятно, даже говорить об об щих законах этого явления, «проявляющихся независимо от рода литера туры». Есть основания рассматривать лирический цикл «Последняя лю бовь» как некое «сверхжанровое образование», – поскольку в его рамках выстроена дополнительная жанровая перспектива, уже не умещающаяся вполне в границах лирического рода. Будучи собраны в цикл, эти стихо творения стали неким «замкнутым целым», объединенным единой мыслью и раскрывающим свое содержание последовательно от первой составляю щей цикла к последней. Несмотря на универсализацию любовного чувства, лирический субъект характеризуется неслиянностью с авторским «я». Это – «другой», переживший драму «бытия», в процессе которой произошло изменение сюжетных параметров пространства-времени и, таким образом, размывание границ собственной определенности по отношению к диегеси су. Благодаря чему становится возможной жанровая конвергенция лирики и эпоса. Событийный ряд истории «последней любви», изображаемый в свете лирического чувства, также выявляет характерное для поэтики За болоцкого эпическое начало. Оно присуще циклу как «большому произ ведению», состоящему из отдельных частей, которые нельзя переставлять произвольно. Доминирует стремление воспроизвести «текучий» процесс действительности, то есть, в конечном счете, – стремление к эпичности в рамках лирической субстанции. Композиционные рамки произведения таковы, что соответствуют рамкам большой повествовательной формы.

Наличие общей рамы также способствует выявлению отчетливой взаимо связи всех частей цикла, их подчиненности единому замыслу. В первую очередь, это относится к названию. Заглавием «Последняя любовь» под черкнута амбивалентность в соотнесении жизни и смерти, любовного страдания и его животворной силы – полюсов, когезийно связанных в рам ках одного образа.

Все произведение в целом оставляет эстетическое впечатление един ства и законченности, причем единство здесь следует понимать «не стати чески, не как совершенную гармонию» только, но как задачу, сформули рованную Я. Мукаржовским, «которую ставит произведение перед вос принимающим». С такой позиции, и благодаря ей, становится возможным в сознании реципиента жанровый синтез фабульных ситуаций (восходящих к конкретной любовной истории) с одной стороны, и собственно лирическо го единства цикла – с другой. То есть, в широком смысле, синтез эпоса и лирики. Все «повествование» строится как рассказ о динамике идеологиче ских представлений субъекта, изменении системы его ценностей.

В заключении подводятся итоги исследования. Николай Заболоцкий – поэт своего времени, амбивалентно из этого времени «выпадающий». В настоящей работе осуществлена попытка рассмотрения одного из важ нейших аспектов его поэтики – ее эпическая составляющая. Имманентно эпичен, прежде всего, художественный мир поэта. Уже в раннем творчест ве эта подспудная эпичность проявляется через специфические особенно сти построения художественного пространства. В зрелый период, начало которого маркировано уже «Смешанными столбцами», эпический суб страт воззрений укрепляется и развивается благодаря переводческой дея тельности, им в решающей степени определяется стиль поэта. Вполне со ответствует эпопейному мировосприятию поэта его лирический субъект. В позднем творчестве доминирует адекватно-философское приятие бытия, характерное для эпической формы. Эпос – некий этап в развитии искусст ва изображения внутренней жизни человека. Такое искусство, достигну тый в процессе «эволюции к идеалу» (обнаружению «идеального» смысла в его поэтической системе способствует лицо как частотно повторяющий ся образ) результат становится особенно очевидным в поздней лирике Заболоцкого, в пафосной направленности творчества – изображения чело века в универсальной форме.

Эпическое начало присуще и циклу «Последняя любовь». В процессе развития «драмы существования» происходит постепенная трансформация мировоззренческих параметров «повествователя», чем достигается имма нентно эпический эффект лирического нарратива.

Жанровая конвергенция лирики и эпоса в творческом универсуме по эта Николая Заболоцкого очевидна. Художественный стиль его следует определить как лиро-эпический. Эпическое начало, имманентно присущее многим произведениям Н. Заболоцкого, неразрывно связано с его эпопей ным мировосприятием, мифопоэтическими пространственными представ лениями, и что важно подчеркнуть – с его переводческой деятельностью, сыгравшей огромную роль в процессе физического выживания и творче ского возрождения поэта.

Основное содержание диссертации отражено в следующих публи кациях:

В изданиях, рекомендованных ВАК Министерства образования и науки РФ для публикации основных научных результатов диссертаций на соис кание ученой степени кандидата наук:

1. Коптева Г.Г. «Поэтический «космос» Николая Заболоцкого: звук и смысл» / «Вестник НГУ». Серия: История, филология. 2009. Том 8, выпуск 2: Филология. С. 150- 2. Коптева Г.Г. «Лицо» как лейтмотивный образ лирики Николая Заболоцкого: семантика и значение» / «Вестник НГУ». Серия: Ис тория, филология. 2011. Том 10, выпуск 2: Филология. С. 151- 3. Коптева Г.Г. «К вопросу о лирической субъектности в поэтике Николая Заболоцкого» / Международный научный журнал «Мир науки, культуры, образования». №1 (26). Февраль 2011. – Горно Алтайск, 2011. С. 6- В прочих изданиях:

4. Коптева Г.Г. «К мотиву лица в поэтике Николая Заболоцкого» / Сборник статей СО РАН «Русская литература 19-20 вв.: поэтика мотива и аспекты литературного анализа». – Новосибирск, 2004.

С. 295- Коптева Г.Г. «Последняя любовь» Николая Заболоцкого. Мотив 5.

ная структура и черты романного жанра как основа циклизации» / Сборник научных трудов НВИ. Вып. 13. – Новосибирск, 2005. С.

70- Коптева Г.Г. «Значение эпического элемента в творчестве Забо 6.

лоцкого-переводчика» / Сборник научно-методических трудов НГУ «Иностранные языки в научном и научно-методическом ас пектах». Вып. 5. – Новосибирск, 2005. С. 43- Коптева Г.Г. «Эпос и лирика в поэзии Н. Заболоцкого» / «Сибир 7.

ские огни», № 6, 2006. С. 169- Коптева Г.Г. «Обращение в будущее» / «Наука в Сибири», № 35.

8.

13 сентября 2007г. С. Коптева Г.Г. «Четвертое измерение» / «Сибирские огни», № 10, 9.

2007. С. 161- Коптева Г.Г. «Сербский эпос в переводах Николая Заболоцкого» / 10.

«Наука в Сибири», № 5. 7 февраля 2008 г. С. 6- Коптева Г.Г. «Мифологическое пространство поэзии Николая За 11.

болоцкого» / Сборник научных статей БГПУ «Культура и текст:

культурный смысл и коммуникативные стратегии». – Барнаул, 2008. С. 138- Коптева Г.Г. «К проблеме времени в художественном мире Нико 12.

лая Заболоцкого» / Сборник научных статей НВВКУ (военный ин ститут), Кафедра иностранных языков. Вып. 3. – Новосибирск, 2008. С. 51- Коптева Г.Г. «Последняя переводческая работа Николая Заболоц 13.

кого» / «Сибирские огни», № 7, 2009. С. 161- Коптева Г.Г. «Звучащий мир Николая Заболоцкого» / Диалог 14.

культур 8. Сборник статей молодых ученых. Под редакцией С.А.

Манскова. – Барнаул, АлтГПА, 2009. С. 78- Коптева Г.Г. «Г.Д. Гачев и теория эпоса» / «Образ России в Бол 15.

гарии, образ Болгарии в России». Сборник статей. – СПб – София, 2010. Интернет-версия (newruslit.ru/culture).

Научное издание Коптева Галина Геннадьевна Эпические интенции в творчестве Николая Заболоцкого АВТОРЕФЕРАТ диссертации на соискание ученой степени кандидата филологических наук Специальность 10.01.01 – русская литература Подписано в печать 16.05.2011 г.

Формат 60х84 1/16. Уч.-изд. л. 1,75. Усл. печ. л. 1,6. Тираж 100 экз.

Заказ № Редакционно-издательский центр НГУ 630090, г. Новосибирск, ул. Пирогова,