Проза м.с. жуковой: женский мир и женское мировидение в русской литературе второй трети xix века
На правах рукописи
Афанасьева Юлия Юрьевна ПРОЗА М.С. ЖУКОВОЙ: ЖЕНСКИЙ МИР И ЖЕНСКОЕ МИРОВИДЕНИЕ В РУССКОЙ ЛИТЕРАТУРЕ ВТОРОЙ ТРЕТИ XIX ВЕКА Специальность 10.01.01 – русская литература
Автореферат диссертации на соискание ученой степени кандидата филологических наук
Томск – 2006 2
Работа выполнена в ГОУ ВПО «Томский государственный педагогический университет» Научный руководитель доктор филологических наук, профессор Кафанова Ольга Бодовна Официальные оппоненты доктор филологических наук, профессор Новикова Елена Георгиевна кандидат филологических наук, доцент Афанасьева Эльмира Маратовна Ведущая организация ГОУ ВПО «Алтайский государственный университет»
Защита состоится «22» июня 2006 года в _ ч._ мин. на заседании диссертацион ного совета Д.212.267.05 при Томском государственном университете по адресу: г. Томск, пр. Ленина, 36.
С диссертацией можно ознакомиться в Научной библиотеке Томского государствен ного университета.
Автореферат разослан « 18 » мая 2006 года.
Ученый секретарь диссертационного совета кандидат филологических наук, профессор Л.А. Захарова
Общая характеристика работы
Актуальность исследования. Настоящее диссертационное сочинение посвя щено изучению прозы М.С. Жуковой, в которой отразилось своеобразие «женского» мира и мировидения. С развитием гендерных исследований современное литературо ведение переживает новый этап: возрождаются многие женские имена, пересматри ваются традиционные взгляды на художественное произведение и текстовые практи ки письма. Использование гендерного анализа наряду с традиционным историко литературным подходом позволяет дать иной взгляд на развитие русской литературы, обогатив литературный процесс 1830–1850 гг. именами полузабытых авторов женщин, к которым относится и имя Марии Жуковой (1804–1855). Ее произведения (около двадцати повестей и романов) успешно публиковались во всех крупнейших периодических журналах эпохи («Библиотека для чтения», «Отечественные записки», «Современник» и др.), выходили отдельными изданиями и переиздавались. Творчест во Жуковой высоко ценили критики разных идейно-эстетических ориентаций:
В.Г. Белинский, Н.А. Некрасов, О.И. Сенковский, Ф.В. Булгарин, Н.А. Полевой, Н.И. Греч.
Совершенно новый этап исследования творчества М. Жуковой начинается в 1990-е гг. с серии публикаций, отдельных диссертаций, в том числе в Англии (Х. Эплин), в которых ее сочинения анализируются с гендерных позиций. Этот со временный подход к «прочтению» «женской» прозы использовался как зарубежными, так и отечественными литературоведами: Барбарой Энджел, Хью Эплин, Катрионой Келли, Хильдой Хугенбум, Джо Эндрю, Ириной Савкиной. Таким образом, актуаль ность темы определяется, во-первых, вниманием к истории формирования литератур ного процесса, который создавался благодаря вкладу и писателей «второго» ряда.
Творчество Жуковой несомненно оказало влияние на развитие русской литературы, в отдельных моментах найдя свое продолжение в произведениях писателей «первого» ряда: Ф.М. Достоевского, И.С. Тургенева, Л.Н. Толстого, Н.Г. Чернышевского. Во вторых, Жукова интересна как представительница отечественной «женской» литера туры, стоящая у истоков ее формирования.
Материалом исследования в диссертации является проза М.С. Жуковой 1830– 1850 гг. В работе представлен современный писательнице литературный контекст:
для анализа привлекаются массовая журнальная литература и художественные произ ведения русских писателей «первого» ряда (А.С. Пушкина, Н.В. Гоголя, А.И. Герцена, Ф.М. Достоевского, И.С. Тургенева, Л.Н. Толстого, В.Ф. Одоевского, В.А. Соллогуба, И.И. Панаева, П.Н. Кудрявцева, А.Д. Галахова, А.В. Дружинина, М.Н. Загоскина, М.Л. Михайлова, П.В. Ефебовского, М.М. Воскресенского, Н.Н. Веревкина,), авторов-женщин (Жорж Санд, Е. Ростопчиной, Е. Ган, А. Панаевой, Е. Тур, А. Керн, А. Олениной, Е. Гуро).
Целью данной диссертационной работы является исследование поэтики прозы М. Жуковой, а также осмысление значения творчества писательницы в русском лите ратурном процессе 1830–1850 гг. В соответствии с этой целью был определен ряд конкретных задач:
– выявить новаторство Жуковой в разрешении традиционных сюжетных ситуаций и коллизий;
– обозначить новую интерпретацию основных сюжетных мотивов;
– исследовать структуру художественного пространства Жуковой и его основные топосы и локусы (столица, провинция, дом);
– проанализировать стилистику «женского» письма Жуковой;
– рассмотреть письмо автора-женщины как диалог с патриархатной традицией;
– осмыслить место писательницы в литературном процессе XIX века.
Основные методы исследования. Характер задач исследования, а также со временный подход к изучению материала обусловили его методологию. В соответст вии с проблематикой работы методологической основой следует считать сочетание историко-литературного и гендерного подходов. Теоретико-методологическую базу диссертационного сочинения составили структурно-типологические исследования (М.М. Бахтин, В.Н. Топоров);
труды в области семиотики (Ю.М. Лотман, Б.А. Успенский, Т.В. Цивьян, Р. Барт), а также гендерного анализа (Э. Шоуолтер, К. Келли, Э. Сиксу, Л. Иригаре, Ю. Кристева, И. Савкина).
Научная новизна работы состоит в комплексном исследовании мировидения М. Жуковой, учитывающего и традиционный (историко-литературный метод) и но вейший (гендерный анализ) подходы. Впервые обобщаются и анализируются мате риалы рецепции творчества писательницы в отечественной критике XIX– начала XX веков и современном российском и зарубежном литературоведении. Выясняется но ваторство прозы автора-женщины в сюжетике и характерологии (выдвижение в центр повествования «второстепенных» героинь, приобретающих положительную коннота цию: провинциалка, «старая дева», воспитанница, содержанка). Представлено новое разрешение Жуковой традиционных коллизий (между мужчиной и женщиной, между провинциальной и светской девушками, между детьми и родителями). Выявляется своеобразие «женского» письма на уровне стилистики («музыкальность» стиля, оно мастический аспект, особая роль многоточия и курсива). Рассматривается организа ция «женской» прозы как диалога с читателями и авторами-мужчинами;
анализиру ются особенности авторского подтекста, раскрывается «мужская» рецепция «женско го» письма Жуковой.
Теоретическая и практическая значимость исследования связана с опреде лением роли М. Жуковой в развитии русского литературного процесса 1830–1850 гг.
Основные положения и выводы диссертационного сочинения могут найти примене ние в исследованиях «женского» текста и «женского» письма. Практическая значи мость обусловлена возможностью использования материалов диссертации при подго товке общих курсов по истории русской литературы, спецкурсов и семинаров по «женской» прозе XIX века.
Апробация работы. Основные положения диссертации были изложены в виде докладов на VII Международной конференции студентов, аспирантов и молодых уче ных «IV Сибирская школа молодого ученого» (ТГПУ, 2001);
на X Международной конференции «Проблемы литературных жанров» (ТГУ, 2002);
в рамках Всероссий ской междисциплинарной школы молодых ученых «Картина мира. Модели. Методы.
Концепты» (ТГУ, 2002);
на Всероссийском семинаре молодых ученых «Дефиниции культуры» (ТГУ, 2004);
на III Всероссийской научной конференции «Русская литера тура в современном культурном пространстве» (ТГПУ, 2005), а также на ежегодных конференциях аспирантов и молодых ученых в Томском педагогическом университе те. По теме диссертации опубликовано одиннадцать статей.
Структура работы определяется поставленными задачами и предметом иссле дования. Диссертация состоит из введения, трех глав, заключения и списка источни ков и литературы, включающего 237 наименований.
Основное содержание работы
Во введении дается история вопроса, обосновывается тема исследования, ее актуальность, формулируются цели и задачи, определяется методология анализа, рас крывается теоретическая и практическая значимость полученных результатов, их но визна, излагаются положения, выносимые на защиту.
В первой главе «Поэтика сюжета» исследуются особенности построения про зы М. Жуковой, обозначаются основные сюжетные ситуации и коллизии, выделяются главные мотивы художественной системы. Глава представлена тремя разделами.
Первый раздел «“Вечера на Карповке” М. Жуковой как “женский” цикл повес тей» освещает специфику построения авторского цикла на уровне инновационных сюжетов и мотивов, а также новых коллизий. Сохраняя форму «вечеров», столь ха рактерную для русской общественной, литературной и бытовой жизни того времени, цикл Жуковой в то же время отличался от романтической литературы. В частности, из ее сборника полностью исчез жанр фантастической повести, широко используемый В. Одоевским в «Пестрых сказках», и элементы иррационального, мистического, столь характерные для прозы Н. Полевого, А. Погорельского. Историческая тема также приобрела другую функцию. Изображение тех или иных картин прошлого (на пример, свержение Анны Иоановны с царского престола и воцарение Елизаветы) в повести «Немая, или Записки отшельника» играет роль фона. Интерес писательницы смещается от событий большой истории к внутренней жизни обыкновенной героини в ту или иную эпоху. Она исследует духовный мир женщины, ее самосознание в раз ные времена и в любых сословиях (дворянстве, купечестве, крестьянстве). В этом смысле «Вечера на Карповке» вырастают до размеров универсума, космоса всей жен ской жизни.
Автор-женщина не только органично усвоила открытия предшествующей про зы (в первую очередь, А.С. Пушкина как создателя повестей Белкина), но и отразила в самой структуре цикла, тематике повестей, в образе главной героини концепцию жен ского мировидения. В предисловии к циклу Пушкина, объединенного фигурой соби рателя повестей Белкина, уточняется, что все истории «справедливы и слышаны им от разных особ». При пересказе «женское» начало оказывается заглушено «муж ским», становится не точкой, с которой ведется повествование, а объектом изображе ния. В «женских» повестях цикла, якобы рассказанных Белкину девицей К.И.Т., Пушкин обыгрывает традиционный любовный сюжет. Он пародирует формальные черты и стилистику «женского письма», возможно опираясь на сентиментальные ли тературные образцы и романтические штампы. П. Дебрецени, анализируя эти повес ти, замечает, что используются эмоционально окрашенные предложения с большим количеством восклицаний, употребляется «длинное, рыхлое сложносочиненное пред ложение с большим числом эпитетов, сравнений и метафор, которые несвойственны языку Белкина»1.
Между тем за масками вымышленных повествователей слышится голос автора (самого Пушкина), его размышления и взгляды на мир. Так, по замечанию современ ного исследователя, несмотря на то, что авторство «Барышни-крестьянки» и повести «Метель» приписано девице К.И.Т., «в повествовательной структуре “голоса” этой рассказчицы обнаружить невозможно». Напротив, как «явствует из субъектно повествовательных вкраплений, перед нами повествователь, а не повествовательни ца»2: Указав лишь на некоторые моменты сюжетостроения, существенные для ген дерного анализа, – введение в структуру повести притчи о блудном сыне, преимуще ственное внимание к миру отцов, а не матерей (в цикле пять овдовевших отцов), ав торские обмолвки и т.д., – можно говорить о цикле Пушкина как о художественной модели, в которой ярко отразились социокультурные представления автора-мужчины.
Дебрецени П. Блудная дочь. Анализ художественной прозы Пушкина. СПб., 1995. С. 99.
Гей Н.К. Проза Пушкина. Поэтика повествования. М., 1989. С. 88.
Наиболее экспериментальной и новаторской по сюжетостроению и присутст вию в ней нетрадиционных персонажей можно назвать повесть М. Жуковой «Про винциалка» (1837). Взяв за основу, по-видимому, пушкинский сюжет о Татьяне Ла риной, автор-женщина по-новому модифицирует его, создавая собственный вариант нарративного жанра. Жукова предлагает читателям два финала сюжетной линии ге роев. В первом случае она следует романтической традиции, разлучая влюбленных;
во втором варианте – завершает произведение психологически убедительным фина лом, в котором повзрослевшие и простившие друг друга герои соединяются в счаст ливом браке. Предлагая другую развязку (в которой герои, несмотря на жизненные перипетии, обретают свое счастье в семейном союзе), Жукова вступает в своеобраз ный диалог с «мужской» версией судьбы Татьяны Лариной: «но я другому отдана и буду век ему верна». В финале «женской» повести героиня подчиняется не столько долгу – основной категории зависимости женщины в патриархатном обществе – сколько свободному выбору самопожертвования (простив измену, заменив мать оси ротевшему ребенку).
Во втором разделе обозначены и исследованы сюжетные ситуации, раскры вающие положение женщины в семье (отношения с мужем и детьми) и обществе (проблема социального статуса, женского самоопределения). Поднимается вопрос ге незиса прозы Жуковой. Анализируется серия незаконченных прозаических отрывков А.С. Пушкина (1828–1835), в которых он размышляет о судьбе женщины, разрушаю щей традиционные культурные и общественные стереотипы поведения;
рассматри ваются романы Жорж Санд, давшие русским писательницам глубокий импульс для осмысления главных составляющих женского мира. Раздел представлен четырьмя па раграфами.
Первый параграф «Коллизии в отношениях между мужчиной и женщиной» раскрывает авторскую концепцию любви и супружеского долга. Изображая брачный союз без любви как нравственное и физическое насилие над личностью, Жукова, на ряду с другими русскими писательницами, опровергает «мужской» взгляд (А.С. Пушкина, М.Н. Загоскина и др.), восхищавшихся цельностью героинь, верных супружескому долгу вопреки чувству. Женщина в ее прозе становится субъектом психологического анализа, а изображение женского мира приобретает самоценное значение. Вопросы любви и долга, насильственного брака, в котором нет места ис кренним чувствам, звучат с новой силой в русской литературе 1840-х годов после вы хода целой серии «женских» повестей (и в первую очередь М. Жуковой). Они оказали заметное влияние на «мужскую» прозу П.Н. Кудрявцева, И.И. Панаева, А.Д. Галахова и др. Брак, совершаемый по принуждению или по расчету, стал рассматриваться пи сателями-«западниками» как варварство и насилие.
Второй параграф «Коллизия между провинциальной и светской девушками» по священ исследованию идеального женского характера. Любимая героиня Жуковой – небогатая девушка, живущая в провинции, ее поведение отличают естественность и искренность, так как провинциалка не следует светским правилам и живет по «зако нам сердца». Идеальная героиня писательницы религиозна, ее духовная жизнь связа на с книгами, музыкой, общением с природой. Как глубокая натура, она способна на сильное настоящее чувство и самопожертвование в любви. Во всех произведениях ав тора-женщины есть антипод любимой героини, ее соперница. Это, как правило, свет ская девушка, живущая более «умом», чем «сердцем», но Жукова не наделяет ее ярко выраженными отрицательными чертами, проявляя чувство меры. Душевная ущерб ность светской девушки выявляется в отношении к любви и браку: она, как правило, не способна любить по-настоящему. Самоопределение провинциальной героини Жу ковой происходит через конфликт со светской подругой-соперницей. Мотив самопо жертвования является ведущим и в этой коллизии: провинциалка часто жертвует сво им чувством, чтобы сделать счастливыми своего избранника и светскую подругу.
В третьем параграфе «Коллизия между детьми и родителями» анализируются отношения персонажей на уровне родственных связей. Одной из самых полемичных в творчестве Жуковой стала тема «материнства», которая не соответствовала сложив шимся культурным представлениям о роли матери. Писательница подвергает транс формации этот образ, наделенный в «мужской» литературе функциями дающей, обе регающей, защищающей (идеализированное материнское начало представлено на страницах романов С. Аксакова, И. Гончарова, Л. Толстого). Материнство у Жуковой нередко теряет ореол мягкости, теплоты и предстает как форма власти, собственности и деспотизма. Разрушая созданное в «мужской» литературе стереотипное изображе ние матери, она дает собственное видение материнского начала и предназначения женщины. Реконструкцию материнского образа Жукова проводит уже в первых по вестях 1830-х гг., вошедших в цикл «Вечера на Карповке», и развивает в прозе 1840– 1850 гг. Писательница создает галерею нетрадиционных образов: тетушек (суррогат ных матерей), жестоких вдов (биологических матерей) и «старых дев» (названных ма терей). Воспитание девушки и положение ее в семье становится одной из основных тем «женской» литературы, обнажая истоки господствующих в обществе патриархат ных стандартов («Семейство Тальниковых» А.Я. Панаевой и др.). К сложной теме взаимоотношений родителей и детей, их воспитания в 1840-е гг. обратятся и писате ли-«западники» («Маменькин сынок» И.И. Панаева).
В четвертом параграфе «Коллизия между женщиной и обществом» представлена проблема женского самоопределения в социуме. Переосмысляя образ «старой девы», Жукова полемизирует со сложившимися социокультурными представлениями о предназначении женщины быть только дочерью, женой и матерью. В «мужской» ли тературе изображение этого типажа имеет ярко выраженную отрицательную конно тацию. Это не вышедшая замуж «царь-девица», девушка в возрасте, потерявшая внешнюю привлекательность, у которой вздорный и неуживчивый характер («Княжна Мими» В.Ф. Одоевского;
«Мамзель Катишь, или Ловля женихов» П.В. Ефебовского и др.). В повести «Мои курские знакомцы» (1838) Жукова вступает в открытую поле мику с авторами-мужчинами: «Разве женщина не имеет уже других обязанностей, другой цели, как, привязавшись к участи человека, которому угодно было возвести ее в достоинство своей супруги, жить для его счастья, а потом угаснуть, оставив по себе несколько новых существ? Разве великая цель существования человека не может быть и ее целью?». Она считает, что можно «быть не бесполезным растением, остав шись и без плода», и посвятить себя заботе о близких людях3. Это публицистическое авторское отступление свидетельствует о попытке включить проблему «женского» самоопределения в экзистенциальный философский контекст, связанный с поисками собственной идентичности. В своих повестях писательница не только обнажает сис тему власти, нравов, обычаев, уродующих женскую жизнь, но и пытается проанали зировать причины этой трагедии. «Женская» проза 1830–1840 гг. одновременно с Жуковой, поднимает тему жестокости и порочности современного общества, разру шающего судьбы героев («Чины и деньги» Е. Ростопчиной;
«Суд света» Е. Ган).
В третьем разделе «Способ развертывания сюжета и коллизии» выделяются и исследуются основные мотивы в творчестве Жуковой. Первый параграф раскрывает значение музыки, звука в авторской картине мира. Мотив музыки – это один из важ ных способов, используемых писательницей для изображения духовной жизни люби мой героини. Упоминание музыкальных произведений и имен композиторов на стра ницах ее повестей позволяют «изнутри» раскрыть психологию женских персонажей, передать гамму их чувств, переживаний. В патриархатном мире, где женщина «нема», музыка является голосом ее души. Жукова подчеркивает интуитивно-бессознательное чувство родства, возникающее у людей, чутко воспринимающих природу и искусст во. В повести «Медальон» впервые появляется образ старого немца-музыканта, кото рый, глубоко чувствуя музыку, без труда читает и в сердцах своих учениц. Учитель музыки Гутенгерц становится утешителем, ангелом-хранителем сироты Марии, дове ряющей ему все свои тайны (Жукова передает душевную щедрость этого человека и через имя, связанное с семантикой доброты: guten Herz). Как правило, и в более позд них произведениях («Дача на Петергофской дороге»;
«Наденька») наперсником лю бимых героинь писательницы становится старый немец. Это во многом собиратель Жукова М.С. Мои курские знакомцы // Библиотека для чтения. 1838. Т. 27. Ч. 1. – С. 80.
ный тип музыканта, названный обобщенно Карлом Адамычем. Мотив музыки станет у Жуковой важным приемом раскрытия внутреннего мира, а восприятие искусства одним из показателей духовного развития. Созданные писательницей образы молодой женщины, глубоко чувствующей искусство, и духовно близкого ей немца-музыканта, неоднократно будут развиваться впоследствии в творчестве писателей-реалистов. Ин тенсивная внутренняя жизнь, особое пристрастие к занятиям музыкой, обостренное чувство собственного достоинства, – все эти черты воплотятся позднее и образе Лизы и музыканта Лемма из «Дворянского гнезда» И.С. Тургенева.
Во втором параграфе «Мотив сумасшествия» переосмысляется проблема безу мия. Она рассматривается не только как пограничное, болезненное состояние психи ки человека, но и в символическом плане. Женщина-автор и ее героини находятся в состоянии драматического «разрыва» в своем желании соответствовать мужским нормативным представлениям о женщине и одновременно отвергнуть эти нормы и представления. Изображая внутренний мир героини, Жукова делает акцент не на изо бражении психических симптомов болезни, а на необычности ее нравственного обли ка. Сюжетная линия девушки после охватившего ее безумия не завершается (как это было характерно для прозы писателей-мужчин): в общественном представлении ее жизнь разрушена, но в духовном героиня возрождается в другом качестве – как «ис теричная» женщина в терминологии феминистского литературоведения. Таким обра зом, в своей прозе Жукова разрушает сформированный романтической литературой образ безумного человека. Ее женские персонажи, потерявшие разум, изображаются как жертвующие, страдающие, переживающие духовный рост (через прощение своих врагов и отказ от личного счастья), что сближает их с образами святых в православ ной христианской традиции.
Третий параграф «Мотив самопожертвования» является центральным в прозе Жуковой. Он возникает не случайно и связан с гендерным аспектом. Оппозиция герой /жертва в патриархатной культуре практически всегда связана с антиномией сильное /слабое, мужское /женское. Идея самопожертвования, с одной стороны, преодолевает это противостояние, так как предполагает активность, акт самостоятельного выбора, а с другой – воспроизводит стереотип изображения женщины как дающей, страдаю щей. Этот мотив связан с религиозной традицией, в которой страдание и мученичест во трактовались как духовный подвиг, имеющий награду в себе самом. Тема самоот верженности женщины в той или иной степени появляется во всех повестях писа тельницы, но центральное место она занимает в произведении с характерным назва нием «Самопожертвование». С образом Лизы, талантливой и незаурядной девушки, совершившей акт самоотречения (бедная девушка, жертвуя своим добрым именем, берет на себя вину графини, чтобы спасти свою благодетельницу от ревнивого мужа), Жукова вводит новый литературный характер. Новизна этой сюжетной линии заклю чается также и в новаторском финале – изображении судьбы героини, зарабатываю щей на жизнь себе и матери собственным трудом (открытие школы-пансиона). Это произведение своим пафосом (возможностью самореализации женщины в профес сиональной деятнльности) более чем на двадцать лет предвосхитило роман Н.Г. Чер нышевского «Что делать?».
Вторая глава «Художественное пространство прозы Жуковой» сосредото чена на исследовании пространства, воплощающего авторскую концепцию бытия.
Прохождение героиней основных топосов и локусов (провинция, столица, дом) рас сматривается как отражение этапов ее нравственного развития, предполагающего об ретение собственного «я», своего места в мире и смысла жизни. В картине мира М. Жуковой можно выделить биографическое время (раскрытие характера героини), историческое время (свержение Анны Иоанновны в повести «Немая» или изображе ние Отечественной войны 1812 года в повести «Провинциалка»), циклическое время.
Детство идеальных героинь обусловлено провинциальным топосом и такими важными для формирования личности локусами, как дом, сад, степь, церковь. Они изображены ретроспективно, именно детское восприятие этих мест станет опреде ляющим в юности и зрелости. Здесь закладываются основы мироконцепции главной героини, ее «философия», благодаря которой девушка не теряет способности радо ваться жизни, несмотря на постигшие ее несчастия. Юность героев прозы Жуковой соотносится со столичным пространством (Петербург, Москва), где проходят годы учебы, протекает блестящая светская жизнь (игра, бал, маскарад), которая является своего рода искушением для юной провинциалки. В этот период значимым оказыва ется и топос заграницы – как расширение пространства, освоение внешнего мира.
Зрелость героев и особенно героинь связана с возвращением в провинцию и поисками своего места в мире, своего Дома. Основными локусами здесь являются имение, де ревня, дача. Вместе с тем обозначается и образ «истинного Дома» – пограничного пространства между городом и деревней. Глава включает три раздела.
В первом разделе объектом анализа становится особо выделяемый автором женщиной топос провинции. Современные литературоведы обращают внимание на его важное значение в пространственной картине мира М.С. Жуковой. Английский культуролог Катриона Келли противопоставляет профеминистскую «провинциаль ную повесть» Жуковой противоположной ей антифеминистской «светской повести».
Голландская исследовательница Хильда Хугенбум в своей книге, посвященной исто рии русской литературы, главу о творчестве Жуковой называет «Героини Марии Жу ковой переезжают в деревню (провинцию)», российский литературовед Ирина Савки на категорию провинциальности раскрывает как основополагающую в прозе беллет ристки. В своем творчестве писательница проблематизирует понятие «провинциаль ность», акцентируя не столько место рождения, сколько особое мировосприятие про винциальной героини.
В первом параграфе «Провинциальный город и его окрестности» обозначено авторское отношение к этому топосу. Оно неоднозначно: вместе с традиционным мнением о «затхлости» и косности этого пространства Жукова предлагает и его по ложительную коннотацию. Писательницу привлекает самобытность, оригинальность, сохранение особого природного ритма города и его окрестностей. Автор-женщина дает синкретичное изображение провинции, так как это в первую очередь место фор мирования идеальной героини. В экспозиции своей последней повести «Наденька» Жукова открыто признается в своей любви к провинциальным городам. Повесть на чинается лирическим отступлением, где все симпатии отданы провинции. Передавая свои чувства, писательница девять раз употребляет слово «люблю» или близкие к не му лексические конструкции: «сознаюсь в пристрастии»;
«мила мне»;
«милее мне».
Взволнованный лирический монолог в прозе с высокой частотностью слова «люблю» невольно ассоциируется с пушкинским стихотворением «Люблю тебя, Петра творе нье», посвященным Петербургу. По-видимому, эта параллель вводится Жуковой осознанно и представляет собой своеобразную полемику с закрепившимся в «муж ской» прозе негативным мнением о провинции.
Во втором параграфе «Простор и степь» анализируется своеобразие женского провинциального характера, истоки которого формируются под влиянием степного универсума. Степь как воплощение вечности мироздания дает возможность человеку освободиться от повседневной суеты и задуматься над смыслом жизни. Это пустын ное, на первый взгляд, пространство обладает максимальной информативностью для любимой героини Жуковой. Просторы степи не разъединяют ее с миром, а побужда ют к осмыслению роли человека в мироздании. Обладая архетипической природой, степь вызывает из глубин человеческого «я» подсознательное и формирует духовное развитие девушки. В романе «Две сестры» (1843) глубоко личное переживание встре чи со степью находит свое выражение в авторских отступлениях, которые своими синтаксическими особенностями, типом фразы, использованием инверсии и повторов приближаются к ритмизованной прозе.
Третий параграф «Сад и интимность» выявляет семантику сада и цветочных мо тивов. Они появляются уже в первом произведении – «Вечера на Карповке». В этом цикле они еще полуреализованы в тексте, выступают как метафоры. Так, хозяйку ве черов, Наталью Дмитриевну, и ее племянницу Любиньку автор сравнивает с «пыш ной магнолией» и «белой лилией». Значение лилии амбивалентно, она может обозна чать, как девственную чистоту и непорочность, так и иметь противоположное значе ние. Коннотация невинности уточняется с помощью цвета: юная девушка отождеств ляется с белой лилией. Наталью Дмитриевну, женщину под шестьдесят лет, писа тельница сравнивает с роскошным цветком магнолии. Жукова одной из первых по иному осветила этот возраст. По ее мнению, женская зрелость репрезентирует накоп ленную с годами духовную мудрость и особую внутреннюю красоту, делающую женщину по-настоящему прекрасной.
Жукова подчеркивает особое «женское» восприятие мира, в котором цветы имеют не только эстетическую функцию, но и обозначают хрупкость и незащищен ность первого чувства. Так, в повести «Дача на Петергофской дороге» (1845), главная героиня сравнивается с нежным растением – фуксией. Этот цветок становится не только важным компонентом сюжетного повествования (фуксия в качестве подарков князя бедной провинциалке;
замена цветка в финале на искусственную подделку), но является и метафорой любовного чувства. В более позднем произведении «Эпизод из жизни деревенской дамы» (1847) автор-женщина использует образ гелиотропа. Сю жет романа строится на аллюзивных моментах греческого мифа, повествующего о происхождении этого цветка. По преданию, снедаемая любовью Клития превратилась в гелиотроп, чтобы всегда следовать за предметом своей безответной страсти – богом солнца Гелиосом. Кроме того, гелиотроп являлся символом власти римских и азиат ских императоров. Мотивы «любви и власти» станут основными в авторском сюжете и воплотятся в образе гелиотропа. Светский поклонник дарит замужней даме гелио троп, который в минуту досады и ревности безжалостно ломает, что в подтексте про изведения соотносится с гибелью ее репутации. Через это растение передаются самые сильные, глубокие душевные переживания главной героини.
Идея разнообразия, самобытности, нестандартности, заложенная в локусе сада, находит свое отражение и в идеальном женском характере писательницы. С помощью цветочных мотивов и растительной символики Жукова объясняет характер и поступ ки героев, передает лирические переживания, символически обозначает саму жизнь женщины. Одной из главных характеристик сада является интимность: этот локус об ладает способностью проявлять потаенные, не подвластные рациональному осмысле нию чувства и мечты. Именно здесь любимая героиня Жуковой находится в полной гармонии с собой и миром.
Четвертый параграф «Церковь и нравственное развитие героинь» посвящен ис следованию сакрального пространства (церквей, монастырей, часовен) и его значения в авторской мироконцепции. Провинция – это место духовного становления лично сти. Общение с природой, отсутствие быстро сменяющихся событий, цикличность времени (ряды рождения и смерти) побуждают героиню заглянуть внутрь своей ду ши, осознать смысл своего существования на земле. Путь духовного роста и самосоз нания возможен, по мысли Жуковой, через общение с Богом. Находясь в ситуации одиночества, выбора между жизнью и смертью, ее героиня часто оказывается вблизи храма или часовни, откуда приходит спасение. Подчеркивая безлюдность, безмолв ность этих мест, обеспечивающих условие духовного общения с Богом, автор женщина вместе с тем наделяет эти локусы признаками родного, домашнего про странства. Героини Жуковой, как и она сама, имеют свое внутреннее понятие о Боге, им чужда ритуальная сторона религии. Бывая в готических храмах, знакомясь с исто рией католицизма, Жукова приходит к мысли о едином Боге, независимо от типа ве роисповедания.
В разделе «Топос столицы и его мотивная организация» анализируется столич ное пространство и связанные с ним основные мотивы.
В первом параграфе «Текст Петербурга» (мотив учения и испытания;
мотив ис кушения, «порчи» светской жизнью) рассматриваются два основных мотива, функ ционально противоположных друг другу, но имеющих равнозначную роль в жизнен ном самоопределении героини. Писательницу интересуют главным образом не внеш ние, а внутренние процессы духовного роста провинциалок, хотя формально мотив учения в большей степени связан с мужскими персонажами. Говоря об отсутствии глубокого нравственного развития героев, Жукова проводит мысль о том, что свет ское образование не прививает этических основ, без которых личность быстро по глощается окружающей ее средой. Несмотря на домашнюю «ограниченность» жен ского образования, М. Жукова акцентирует внимание на развитии самосознания де вушки. Ее проза отражает процесс постепенного формирования в общественном мне нии 1840-х гг. нового отношения к интеллектуальному развитию русской женщины.
Другим важным мотивом в петербургском тексте Жуковой становится мотив ис кушения, «порчи» светской жизнью, который раскрывается через локусы игры, мас карада, бала. Именно здесь провинциальная девушка впервые получает жизненный урок, опыт (зачастую негативный), который не проходит бесследно. Писательница показывает, как карты, изначально атрибут мужской жизни, постепенно теряют свой романтический ореол и становятся главным механизмом управления, интриг в гу бернских и уездных обществах, во главе которых всегда стоят женщины. Вместе с тем показателем духовного роста любимой героини Жуковой становится сознатель ный отказ от карточной игры.
Одним из главных мотивов искушения светской жизнью становится тема «пор чи» в локусе бала. В «мужской» и «женской» прозе бал имеет разные функции. Ав тор-мужчина и его герои воспринимают его как метафору фальши, лицемерия. По другому ощущает бал юная девушка в произведениях Жуковой. Именно в этом про странстве она впервые осознает свою привлекательность, мечтает о встрече со своим единственным возлюбленным. Наконец, этот локус дает героине возможность расши рить границы своего узкого «домашнего» пространства. В то же время в «женской» прозе бал амбивалентен, он таит блеск и опасность, взлет и падение.
Во втором параграфе «Текст Москвы» выявляются два взгляда на столицу, от ражающих вечное противоборство Москвы и Петербурга. С одной стороны, «бездуш ный, казенный, казарменный, официальный, неестественно-регулярный, абстрактный, неуютный, вымороченный, нерусский Петербург противопоставлялся душевной, се мейственно-интимной, уютной, конкретной, естественной, русской Москве». С дру гой, «Петербург как цивилизованный, культурный, планомерно организованный, ло гично-правильный, гармоничный, европейский город противопоставлялся Москве как хаотичной, беспорядочной, противоречащей логике, полуазиатской деревне»4. Эта «конкуренция» двух столиц находит свое отражение и в литературных текстах («Пе тербургские записки 1836 года» Н.В. Гоголя;
«Москва и Петербург» А.И. Герцена;
«Город и Деревня» Ф.Н. Глинки). В творчестве Жуковой нет явного противопостав ления этих городов. Но, по мнению писательницы, лишь более древняя и богатая ве ковыми традициями Москва сохранила национальные духовные основы и в этом смысле сближается с провинцией.
В третьем параграфе анализируется локальное перемещение героинь, имеющее значение расширения художественного пространства (образовательного, культурного, исторического). В «Очерках Южной Франции и Ниццы» (1844) – своеобразном итоге заграничных путешествий Жуковой – запечатлены подробности почти каждого дня, проведенного за границей. Внимание автора-женщины привлекают предметы искус ства и достопримечательности юга Франции. Писательница остается верной своей из любленной теме: она пристально всматривается в быт и нравы европейских женщин.
Жукову восхищает жизнь сестер милосердия из монастыря Святого Иосифа, шефст вующих над домом неизлечимо больных. Живой интерес проявляет она и к проблеме образования. «Женское» зрение писательницы отмечает не только историко культурные традиции Франции, но и выявляет общность проблем, стоящих перед русскими и европейскими женщинами.
Третий раздел посвящен исследованию образа дома, который в творчестве Жу ковой неоднозначен. Он может быть «истинным» или «ложным».
В первом параграфе «Ложные дома» (имение, дача) рассматриваются два типа локусов, связанных с местами постоянного (имение) или временного обитания (дача).
Топоров В.Н. Петербург и петербургский текст русской литературы // Семиотика города и городской культуры. Петербург.
Труды по знаковым системам. – Тарту, 1984. – С. 7.
При определении коннотации этого пространства как «ложного» дома писательница обращает внимание на вынужденность проживания героев-мужчин в этом локусе, обусловленного утратой материального или социального статуса. В качестве «ложно го» дома он воспринимается и светским обществом, для которого сельская глушь и удаленность от столицы является провинциальным недостатком.
Второй параграф «Истинный Дом» посвящен исследованию символического дома, который не имеет четко обозначенных пространственных границ. Дом в твор честве Жуковой – чрезвычайно емкий космологический образ. Это важнейшее про межуточное звено, связывающее разные уровни в общей картине мира. С одной сто роны, дом принадлежит человеку, олицетворяя его целостный вещный мир. С другой стороны, дом связывает человека с миром, являясь в определенном смысле «репликой внешнего мира, уменьшенной до размеров человека»5. Он символизирует освоенное, покоренное, «одомашненное» пространство, где человек находится в безопасности, куда возвращается из любых странствований. Таким образом, дом – это не столько описание жилища, сколько центр «своего» мира, замкнутое и защищающее простран ство. Для Жуковой и ее героинь Дом – это в большей степени метафорический образ, в котором воплощена вечная тема поисков человеком своего места в жизни.
Третья глава «Характеристика “женского” письма М. Жуковой посвящена изучению женского мировидения и соответствующих ему женских репрезентативных стратегий, одной из которых является «женское» письмо. Понятие «женского» письма в феминистской критике возникает под влиянием дерридаистского понятия письма (которое противопоставлялось понятию речи) как поиска новых форм дискурсивной / философской выразительности. Именно Деррида охарактеризовал главную тенден цию западноевропейской культуры, ее основной способ мышления как «западный ло гоцентризм, т.е. как стремление во всем найти порядок и смысл, во всем отыскать первопричину и тем самым навязать смысл и упорядоченность всему, на что направ лена мысль человека»6. По мнению философа, речь воплощает собой фаллическую истину, в то время как для реальной практики письма понятие истины всегда является чем-то незначительным и вторичным, так как главное в письме – это сам опыт писа ния, производство графических композиций, а не то, насколько графический опыт письма соответствует ментальной истине. Цель «женского» письма – выразить в язы ке болезненный опыт женского подавления в культуре через децентрацию системы традиционных текстовых значений.
Цивьян Т.В. Дом в фольклорной модели мира (на материале балканских загадок) // Семиотика культуры. – Тарту, 1978. – С. 65.
Ильин И.П. Постмодернизм от истоков до конца столетия: эволюция научного мифа. – М., 1998. – С. 77.
Первый раздел «Особенности стилистики прозы М. Жуковой состоит из трех параграфов, посвященных изучению музыкальной формы «женского» письма, осо бенностей авторского подтекста, поэтики имен.
В первом параграфе выявляется особая «музыкальность» «женского» письма, в котором ритмико-синтаксические, интонационные, фонетические, композиционные особенности текста можно соотнести с музыкальной техникой развития темы (ритм «женской» прозы). «Музыкальность» прозы Жуковой определяется видимым отсут ствием структурности, «текучестью», «слитностью». Такая характеристика текста предполагает не разрушение логико-синтаксической структуры текста, а возникнове ние в нем таких надлогических связей, при которых внешняя связанность становится ненужной. Ассоциативная поэтика обеспечивает единство текста средствами, анало гичными развитию темы в музыке: звуковыми повторами, системами лейтмотивов, соотношением ритмико-синтаксических конструкций.
Второй параграф посвящен исследованию авторского подтекста «женского» письма Жуковой. При исследовании «женских» текстов, важно переместить внимание исследователя с центра на «периферийное» поле фактов и смыслов, чтобы увидеть не только основной сюжет, лежащий «на поверхности», но и вычитать подразумеваемое (порой невольно) автором. Основное внимание при этом смещается от изучения идейно-тематического содержания к анализу языковых средств и приемов, структур ной организации текста, лексико-синтаксических особенностей стиля. Структура предложения, соединение его законченных отрезков оказывают влияние на тональ ность авторской речи, непосредственно связаны с замыслом и идеей произведения.
Сведения об авторской позиции вычитываются из диалогов, монологов, открытой (или предполагаемой) полемики, из форм обращения к читателю. О нем позволяет су дить цитирование и смена речевых планов, чередование стилевых пластов и ритмиче ская организация текста. При выявлении скрытого и словесно выраженного смысла основное внимание уделяется стилистике авторской и «чужой» речи, способам их ор ганизации. Особенно интересна для анализа повесть «Дача на Петергофской дороге».
Писательница включает в текст различные ракурсы восприятия окружающими цен тральных персонажей. Она стремится запечатлеть разные типы речи и проявляющие ся в них типы сознания. Создавая целостный образ князя Евгения, Жукова прибегает к приему многоголосия, одновременно озвучивая несколько точек зрения: тетушек, кузин, матери, Мери и Зои.
В третьем параграфе «Ономастический аспект авторского письма» осмыслению подвергается семантика имен в прозе Жуковой. Используя определенное имя (Мария, Серафима, Надежда, Франческа, Лиза и др.), автор включает его в контекст мифопо этических, литературных, внутритекстовых ассоциаций.
Во втором разделе «“Женское” письмо как диалог» предметом рассмотрения становится понятие «диалога», нашедшего свое отражение и в современной фемини стской литературной критике. При всех различиях между отдельными стратегиями «женского» письма, феминное начало самоопределяется в полемике с «мужским».
Раздел состоит из трех параграфов.
Первый параграф «“Мужская” рецепция “женского” письма (“Провинциалка” М.С. Жуковой в интерпретации О.И. Сенковского)» посвящен «мужскому» воспри ятию, прочтению и видоизменению «женского» текста. Редактируя повесть Жуковой, Сенковский позволил себе не только стилистическую правку, но и односторонне из менил сам замысел повести с уклоном в сторону господствующих патриархатных представлений. Вместе с тем «глубинный» гендерный анализ «женского» письма по казывает его неоднозначность, возможность иного прочтения, при котором становит ся очевидной попытка диалога писательницы со сложившимися читательскими сте реотипами. При этом Жукова использует особые стилистические приемы, внесюжет ные отступления, литературные реминисценции, в которых открыто или в закодиро ванной форме призывает обсудить вопросы любви и брака, положения женщины в современном обществе.
Второй параграф «Проза Жуковой в диалоге с патриархатной позицией» выяв ляет природу авторского текста, проблему женского самовыражения посредством письма. Внимание сосредоточивается на выявлении особых характеристик, присущих «женскому» тексту, отражающему женскую субъективность и мировосприятие. В ка честве его важнейших особенностей выделяют принцип «диалоговости» слова в тек сте, деконструкцию и отрицание патриархатных норм и стереотипов. Обращается внимание на иронию и пародирование как показатель специфичного женского отно шения к культурной реальности. Сигналом зашифрованности «женского» письма Жуковой является также высокая частотность употребления в ее прозе пунктуацион ных знаков: курсива и многоточия.
Третий параграф «Творчество писательницы в литературном процессе 30–50 гг.
XIX века» посвящен вопросу развития новых сюжетных коллизий, тем, идей, введен ных Жуковой, в творчестве писателей «второго» ряда. Повести писательницы, публи ковавшиеся в самых лучших периодических изданиях того времени («Отечественные записки», «Современник»), оказали заметное влияние на журнальную прозу 1840-х гг.
Многие писатели (И.И. Панаев, П.Н. Кудрявцев, А.Д. Галахов и др.) одновременно являлись сотрудниками и рецензентами этих журналов и, следовательно, были знако мы с творчеством Жуковой. Кроме того, в беллетристике более явно прослеживались те тенденции, которые позднее закрепились в «большой» литературе. Некоторые но вые коллизии, инновации в характерологии «женской» прозы были в творчески пере работанном виде усвоены и писателями «первого» ряда.
В заключении подводятся основные итоги исследования и намечаются перспек тивы дальнейшего изучения поэтики прозы М. Жуковой, ее вклада в развитие совре менной «женской» литературы. Вся проза Марии Жуковой представляет собой доб ротную беллетристику, которая обогатила русскую литературу 1830–1850-х гг. новы ми коллизиями и сюжетами, способствовала накоплению психологических приемов изображения внутреннего мира человека и в особенности женщины. Создав за семна дцать лет своей творческой деятельности около двух десятков повестей и романов, Жукова внесла свою лепту в «разработку языка русской прозы», «повествовании о мире, человеке и событии»7. Одновременно писательница являлась яркой представи тельницей русской «женской» прозы. Вместе с другими талантливыми представи тельницами «женской» литературы, она способствовала изменению общественного мнения о роли и назначении женщины. Таким образом, «голос» Жуковой, слившись с «голосами» других авторов-женщин, стал необходимым элементом многоголосия русской литературы и культуры.
Основные положения работы отражены в следующих публикациях:
1. Аксенова Ю.Ю. Типология женских характеров в творчестве М.С. Жуковой // Русская литература в современном культурном пространстве. Материалы юбилей ной конференции, посвященной 100-летию Томского государственного педагогиче ского университета (2–3 ноября 2000 г.). – Томск: Изд-во ТГПУ, 2001. – С. 38–44.
2. Аксенова Ю.Ю. Поэтика финалов повестей Марии Жуковой // IV Сибирская школа молодого ученого. Материалы VII Международной конференции студентов, аспирантов и молодых ученых (17–19 декабря 2001 г.). В 2 т. – Томск: Изд-во ТГПУ, 2001. – Т. 2. – С. 167–170.
3. Аксенова Ю.Ю. Пространственная картина мира в творчестве М.С. Жуковой // Проблемы литературных жанров. Материалы X Международной научной конфе ренции, посвященной 400-летию г. Томска (15–17 октября 2001 г.). В 2 ч. – Томск:
Изд-во ТГУ, 2002. – Ч. 1. – С. 214–219.
4. Аксенова Ю.Ю. Пространство в его звуковой означенности (на материале творчества М.С. Жуковой) // Картина мира. Модели, методы, концепты. Материалы Всероссийской междисциплинарной школы молодых ученых «Картина мира: язык, философия, наука» (1–3 ноября 2001 г.). – Томск: Изд-во ТГУ, 2002. – С. 153–157.
5. Кафанова О.Б., Аксенова Ю.Ю. Художественное пространство женской про зы (на материале творчества М.С. Жуковой) // V Общероссийская межвузовская кон Сахаров В.И. Форма времени // Русская романтическая повесть писателей 20–40-х гг. XIX в. М. – 1992. – С. 5.
ференция студентов, аспирантов и молодых ученых «Наука и образование» (23– апреля 2001 г.). В 2 т. – Томск: Изд-во ТГПУ, 2003. – Т. 2. – С. 198–202.
6. Афанасьева Ю.Ю. Женщина в русской культуре XIX века (рецепция прозы М. Жуковой в критике и литературоведении) // Дефиниции культуры: Сб. трудов уча стников Всероссийского семинара молодых ученых. – Томск: Изд-во ТГУ, 2004.
В. VI. – С. 33–37.
7. Афанасьева Ю.Ю. Особенности «женского письма» в русской литературе XIX века // VIII Всероссийская конференция студентов, аспирантов и молодых уче ных «Наука и образование» (19–23 апреля 2004 г.). В 2 т. – Томск: Изд-во ТГПУ, 2004. – Т. 2. Ч. 1. – С. 97–104.
8. Афанасьева Ю.Ю. Проза М. Жуковой в англо-американской феминистской критике // Актуальные проблемы лингвистики, литературоведения и журналистики:
Сб. трудов молодых ученых. – Томск: Изд-во ТГУ, 2004. – В. 5. Ч. 1. – С. 7–11.
9. Афанасьева Ю.Ю. Реконструкция «материнского» в русской прозе XIX в. (на материале творчества М.С. Жуковой) // Филология: XXI в. (теория и методика препо давания). Материалы Всероссийской конференции, посвященной 70-летию БГПУ. – Барнаул: Изд-во БГПУ, 2004. – С. 189–192.
10. Афанасьева Ю.Ю. «Мужская» рецепция «женского» письма («Провинциал ка» М.С. Жуковой в интерпретации О.И. Сенковского) // Актуальные проблемы лин гвистики и литературоведения. Материалы VI Всероссийской научно-практической конференции молодых ученых (22–23 апреля 2005 г.). – Томск: ТГУ, 2005. – В. 6. Ч. 2.
– С. 8–11.
11. Афанасьева Ю.Ю. Образ матери в русской прозе XIX века (на материале творчества М.С. Жуковой) // Русская литература в современном культурном про странстве. Материалы III Всероссийской научной конференции (4–5 ноября 2004 г.).
В 2 ч. – Томск: Изд-во ТГПУ, 2005. – Ч. 1. – С. 97–103.