Церковный раскол в общественном мнении россии (конец 1850-х – 1860–е гг.)
На правах рукописи
Асипова Наталья Владимировна ЦЕРКОВНЫЙ РАСКОЛ В ОБЩЕСТВЕННОМ МНЕНИИ РОССИИ (конец 1850-х – 1860–е гг.) Специальность 07.00.02 – Отечественная история
АВТОРЕФЕРАТ
ДИССЕРТАЦИИ НА СОИСКАНИЕ УЧЕНОЙ СТЕПЕНИ КАНДИДАТА ИСТОРИЧЕСКИХ НАУК Москва – 2009
Работа выполнена на кафедре Отечественной истории Московского государственного гуманитарного университета им. М.А. Шолохова
Научный консультант: доктор исторических наук
, профессор Антонова Татьяна Викторовна
Официальные оппоненты: доктор исторических наук, профессор Арсланов Рафаэль Амирович кандидат исторических наук, доцент Горнов Владимир Анатольевич
Ведущая организация: Российская академия государственной службы при Президенте Российской Федерации
Защита диссертации состоится «1» июля 2009 г. в 15 часов на заседании Диссертационного совета Д.212.136.03. при Московском государственном гуманитарном университете им. М.А. Шолохова по адресу: Москва, Рязанский проспект, д. 9.
С диссертацией можно ознакомиться в библиотеке МГГУ им. М.А.
Шолохова по адресу: Москва, ул. В. Радищевская, д.16-18.
Автореферат разослан «1» июня 2009 г.
Ученый секретарь Диссертационного совета, кандидат исторических наук, доцент А.А. Орлов
Общая характеристика работы
Актуальность темы исследования. Рубеж 1850-x–1860-х годов приближал Россию к своеобразному историческому юбилею – 200-летию противоборства самодержавного государства, синодального православия и староверия, к которому на тот момент принадлежала шестая часть населения империи1. Для правительства императора Александра II, наметившего широкую либеральную модернизацию страны, церковный раскол старообрядчества явился одной из наиболее сложных проблем социальной и конфессиональной политики, что во многом обусловливалось шаткостью представлений высшей власти о сути самого явления. «Незнание всех обстоятельств раскола, - заявлял император в 1858 году, - затрудняет правительство не только при решении частных случаев о раскольниках, но в особенности при избрании правильной и твердой системы действий по отношению к расколу вообще»2. Несмотря на пытки и казни, ссылку и каторгу, запреты и ограничения, результат оказался прямо противоположен той цели, ради которой правительство в течение двух веков преследовало раскол. Старообрядчество выстояло. Несмотря на внутреннюю разобщенность, на нескончаемые споры вокруг некоторых религиозных аксиом поповцев и беспоповцев3, оно сохранило свою историческую идентичность как религиозное сообщество, исповедующее «истинное православие» и защищавшее «древлее благочестие», христианскую веру и Апостольскую церковь от «искажений» XVII столетия.
В первое десятилетие правления Александра II, когда высшая бюрократия демонстрировала растерянность, инициативу обсуждения темы церковного раскола берет на себя светское общество. В данном случае термин «общество» заключает в себе две смысловые сущности:
интеллектуальную элиту, способную выразить отношение к окружающей действительности, разъяснить сложные социально-политические и духовно нравственные вопросы современности, и читательскую массу, на информационные запросы и назревшие интересы которой ориентировалась эта элита.
Известные деятели науки и просвещения, выдающиеся писатели и публицисты России (А. Н. Пыпин, А. П. Щапов, Н. И. Костомаров, А. И.
Герцен и Н. П. Огарев, И. С. Аксаков, М. А. Антонович, М. Е. Салтыков Щедрин, Н. А. Добролюбов, Н. К. Бестужев-Рюмин и многие другие) обеспечили с конца 1850-х годов публичное обсуждение ранее закрытой темы, сделав ее предметом широкой полемики, развернувшейся на страницах популярных столичных журналов различных идейно-политических течений (от изданий «Вольной русской типографии» А. И. Герцена до «Московских Варадинов Н.В. Статистические таблицы Российской империи. Спб. 1863. С. 235.
Кельсиев В. Сборник правительственных сведений о раскольниках. Лондон. 1860. Вып.
I. C. 207.
Поповщина и беспоповщина – две основные разновидности старообрядчества.
Поповщина признавала священство и создала собственную церковную организацию.
Беспоповщина отрицала церковь и священство.
Ведомостей» и «Русского Вестника» М. Н. Каткова). Разъясняя историческую, этно-социальную, религиозно-мировоззренческую природу раскола, журналистика стремилась выработать созвучные задачам эпохи, альтернативы разрешения этого конфессионального и социально политического вопроса.
Когда страна жила ожиданиями глубоких перемен в различных сферах государственной и социальной жизни, отмены крепостного права, рекрутчины, реформы судопроизводства и местного самоуправления, именно периодическая печать, в силу специфики коммуникационных и информационных возможностей того времени, явилась единственным материальным ресурсом влияния и на общественное сознание, и на поведение властных структур. По свидетельству современников, она воспринималась как «могучая сила движения вперед», а ее «участливость ко всем вопросам улучшения не могла не возвышать ее авторитета»4, поэтому от нее общество и ожидало ответа на сложные, злободневные вопросы.
Учитывая эту роль отечественной периодики, как органа общественного мнения5, можно предположить, что посвященная старообрядчеству журнальная публицистика не только отражала доступный ее авторам уровень осмысления этого явления, но и формировала мнение о нем читательской среды и общества в целом.
Комплексное прочтение материалов российской столичной прессы этого периода позволит развить эту гипотезу и выявить специфику подходов демократов, либералов и консерваторов (сходство и различие, грани сближения и масштабы противостояния) в освещении сущности и понимании исторической перспективы феномена староверчества.
На основании сказанного становиться очевидным, что тема диссертационного исследования имеет выход на обобщение по ряду вопросов истории общественно-политической мысли, истории русской православной церкви и ее отношений с другими конфессиями, внутренней политики российского самодержавия эпохи реформ. Тем самым обосновывается научная значимость темы исследования.
Целью диссертационного исследования является определение исторической роли русской журнальной публицистики в формировании общественного мнения вокруг проблемы церковного раскола и социально правового статуса старообрядчества в первое десятилетие эпохи либеральных реформ Александра II (1855-1860-е гг.).
Указанная цель реализуется разрешением следующих задач:
Воропонов Ф. Ф. Сорок лет тому назад. По личным воспоминаниям. // Вестник Европы.
Спб. 1904. № 6. С. 759.
В современной научной литературе общественное мнение определяется как «актуализированное состояние массового сознания, складывающееся вокруг противоречивых общественно-политических, культурных, экономических ситуаций, выражающее отношение больших групп людей к этим ситуациям» (Политический словарь. М. 2006. С. 362.).
- показать особенности старообрядчества как исторического феномена эпохи, выявив эволюцию его религиозного мировоззрения, нравственно бытового уклада, социального облика к середине XIX столетия;
- проанализировать политику российского самодержавия и официальной православной церкви по отношению к староверию;
- раскрыть роль сочинений А. П. Щапова в формировании представлений общества о церковном расколе и старообрядчестве;
- сопоставить позицию либеральной, демократической и консервативной журналистики в общественной полемике вокруг вопроса о старообрядчестве;
- рассмотреть интерпретацию проблемы церковного раскола в публицистике «Колокола» и «Общего Веча» А. И. Герцена и Н. П. Огарева;
- определить идеологическую направленность и роль публицистики М. Н.
Каткова, Н. И. Субботина, П. И. Мельникова-Печерского и православной периодики в формировании образа современного «раскола»;
- выявить степень влияния на власть общественных альтернатив в решении вопроса о старообрядческой конфессии и гражданских правах староверов.
Хронологические рамки исследования охватывают период со второй половины 1850-х по конец 1860-х годов, то есть первое десятилетие правления императора Александра II, период наивысшей общественной активности, вызванной подготовкой и проведением либеральных реформ, когда тема церковного раскола и современного положения старообрядчества усилиями столичной журналистики становится предметом общественной полемики и осмысливается в контексте реформаторской идеологии.
Методологические основы исследования. В диссертации использовались различные методы научного исследования: сравнительно исторический, системный, метод обобщения. Сочетание данных методов позволило комплексно представить систему государственного контроля над старообрядчеством, вскрыть причинно-следственные связи явлений и процессов, характеризовавших внутреннюю политику российского самодержавия второй половины XIX века в этой сфере. Проблемно исторический принцип изучения темы дал возможность объективной оценки содержания посвященной старообрядчеству журнальной публицистики и определения ее роли в формировании общественного мнения о церковном расколе.
Источниковую базу исследования составили как архивные, так и опубликованные материалы. Коллекция неопубликованных источников по теме исследования была выявлена в трех центральных архивах страны:
Государственном архиве Российской Федерации (ГАРФ), Российском Государственном архиве литературы и искусства (РГАЛИ) и Отделе рукописей Российской Государственной библиотеки (РГБ ОР).
Обширная коллекция документов хранится в Отделе рукописей Российской Государственной библиотеки (РГБ ОР) в фонде Н.И. Субботина (Ф. 294). Н.И. Субботин, профессор Московской Духовной академии, собрал различные по характеру материалы, посвященные истории русского раскола, рукописи о видных деятелях раскола (епископах-поповцах Онуфрии, Антонии и др.)6, сведения о Белокриницкой митрополии и деятельности митрополита Кирилла7. Огромный интерес вызывает его переписка со старообрядцами, в частности, с автором «Окружного послания», И.Е.
Кабановым. Особое значение Субботин придавал коллекционированию «Копий посланий старообрядческих иерархов по поводу «Окружного послания» (1863-1864 гг.)8, что позволило представить современникам реакцию на это «Послание» староверческого, белокриницкого, епископата и мирян, чему был посвящен цикл его статей для журнала «Русский Вестник».
В Российском Государственном архиве литературы и искусства (РГАЛИ) в фонде П.И Мельникова-Печерского (Ф.321) собраны сведения о современном состоянии раскола, представлены статистические документы, отражающие «технологию» официального учета раскольников. Коллекция его фонда располагает важными для понимания позиции писателя оригинальными документами: отчетами, докладными записками официальным лицам и др. Архив Мельникова создает емкое представление о причастности писателя к практике изучения раскола «лицом к лицу», о ситуации, которая обеспечивала ему сбор сведений, которые и составили основу его публицистических произведений.
В Государственном архиве Российской Федерации (ГАРФ) в фонде III Отделения собственной его императорского величества канцелярии (Ф.109) хранятся документы, отражающие отношение государственной власти к расколу, свидетельствующие об организации секретного наблюдения над раскольничьими сектами, агентурные донесения о лицах, подозреваемых в причастности к расколу, о заграничных раскольниках, о типографиях, печатающих раскольничьи книги, о литературных трудах раскольников.
Третье отделение вело особое наблюдение с целью выявления связей старообрядцев с «лондонскими пропагандистами», А. И. Герценом, Н. П.
Огаревым и В. И. Кельсиевым, о чем свидетельствуют многочисленные материалы этого фонда. Здесь отложились дела, фиксирующие переход православных в раскол, появление новых очагов раскола в различных местах империи и за границей10. Материалы этого фонда раскрывают масштабы и приемы государственного контроля над старообрядчеством, информируют о степени секретности всего, что имело отношение к религиозному инакомыслию.
Субботин Н.И. Рукопись об Онуфрии. РГБ ОР. Ф.294. К.5.Д.14.
Субботин Н.И. О Белокриницкой митрополии. РГБ ОР. Ф.294. К.5.Д.1а.;
Субботин Н.И.
Хронология событий из жизни Белокриницкой митрополии 1860-х годов, составленная Субботиным от 1860-1867 гг. РГБ ОР. Ф.294. К.6.Д.1а.
Субботин Н.И. Копии с документов, относящихся к борьбе вокруг Окружного послания 1863-1864. РГБ ОР. Ф.294. К.6.Д.14а.
РГАЛИ. Ф.321 (П.И. Мельников). Оп.1.Д.3, 4, 6-10 и др.
ГАРФ. Ф.109. (III Отделение собственной его императорского величества канцелярии. экспедиция.). Оп.1. Д.124;
Оп.38. Д.10. Ч.3;
Оп.39. Д.8. Ч.4 и др.
Опубликованные источники можно разделить на категории:
законодательные акты и делопроизводственная документация, публицистические материалы, литературные памятники старообрядчества, документы личного происхождения – дневники, воспоминания, письма.
Первую категорию составляют государственные акты, вошедшие в Полное собрание законов Российской империи11, в группу законов о раскольниках и сектах с разъяснениями Святейшего Синода и Правительствующего Сената12, ведомственные (министерские) циркуляры.
Богатый законодательный материал содержится также в Собрании постановлений по части раскола13 и обзоре мероприятий Министерства внутренних дел по расколу с 1802 по 1881 гг. «Уложение о наказаниях уголовных и исправленных»14 дает возможность понять степень правовой ответственности и характер кары за принадлежность к староверию. Важным источником, систематизировавшим законодательство о расколе, является «Сборник правительственных сведений о раскольниках», составленный и изданный В. И. Кельсиевым в 2-х томах в Лондоне (1861-1863гг.).
Вторую категорию источников представляют материалы прессы, которые составили фундаментальную основу исследования. Публикации периодической печати, посвященные старообрядчеству, отражают особенность общественного восприятия церковного раскола в пореформенной России, раскрывают гражданскую зрелость общества в отношении к этой проблеме. В центре внимания диссертационного исследования оказались органы центральной столичной прессы, материалы которой распределены в соответствии с традиционной классификацией журналистики по направлениям: демократическая, либеральная, консервативная.
Поскольку журнальная дискуссия была вызвана появлением книги А.П.
Щапова «Русский раскол старообрядства, рассматриваемый в связи с внутренним состоянием русской церкви и гражданственности в XVII-м веке и в первой половине XVIII-го века» (Казань. 1859), то она была включена в группу публицистических источников. Для понимания остроты полемики вокруг сочинения Щапова, представлялось важным проанализировать ее содержание, выводы автора о сущности раскола. Этим и определялся источниковедческий ракурс его рассмотрения в диссертации.
Содержательным источником являлись критические статьи в адрес этой и Полное собрание законов Российской империи. Спб. 1876.
Собраний постановлений в области раскола, состоявшихся по ведомству Св. Синода. Т.
2. 1860;
Т. 3. 1858.
Собрание постановлений по части раскола. Т.1: Постановления Министерства внутренних дел. Вып. 1-2. Лондон. 1863.
Уложение о наказаниях уголовных и исправительных 1866 года. // Ред. Таганцев Н.С.
Спб. 1873.
других книг Щапова публицистов «Современника», «Дела», «Отечественных записок», «Русского Вестника», «Христианского чтения»15 и др.
Позиция либерально-западнической прессы было выявлена благодаря анализу публицистики «Отечественных записок» А. А. Краевского (статьи А.
Н. Пыпина, Е. П. Карновича и др.), «Вестника Европы» М. М. Стасюлевича (очерк Н. И. Костомарова16).
Специфику общественно-политической позиции И.С. Аксакова раскрывают его публикации в газетах «День», «Москва», «Москвич».
Статьи А.И. Герцена и Н.П. Огарева на страницах изданий «Колокола» и «Общего Веча» являются информативным источником для определения характера восприятия старообрядчества идеологами крестьянского социализма17.
Консервативный лагерь представляли «Московские Ведомости» и «Русский Вестник» М.Н. Каткова. В качестве источника были рассмотрены статьи самого редактора, а также Н.И. Субботина и П.И. Мельникова Печерского, создавших цикл статей о старообрядчестве «Современные движения в расколе», «Искание архиерейства», «Очерки поповщины»18.
Духовная журналистика представлена публикациями «Православного обозрения» (К.Ф. Надеждин, А.Г. Вишняков), «Христианского чтения» (И.Ф.
Нильский), «Душеполезного чтения» (И. Шевелкин, Ф.Н. Богомолов) и «Братского слова» (Н.И. Субботин19).
Третью группу источников составили литературные памятники старообрядчества. Это произведения староверческих писателей, которые являются библиографической редкостью и хранятся в отделе редких книг российских библиотек. Среди этих источников можно выделить «Окружное послание», «Щит веры», «Поморские ответы», журнал «Истина»20, отражающие эволюцию религиозно-философского мировоззрения старообрядчества основных согласий – беспоповцев и поповцев, характер полемики между ними вокруг важных для них вопросов о священстве, об обрядности, о сущности веры, о таинствах и др.
Современник. 1859. Т. LXXVII. № 9;
Там же. 1863. № 3;
Там же. 1866. № 1;
Дело. Спб.
1870. № 9;
Отечественные записки. 1859. Кн. XI. Т. 127. № 5;
Там же. 1859. Кн. XI. Т. 124.
№ 6;
Русский Вестник. Т. 21. 1859. №5;
Христианское чтение. 1864. № 8,12 и др.
Костомаров Н.И. История раскола у раскольников. // Вестник Европы. Спб. 1871. № 4.
Герцен А.И., Огарев Н.П. Колокол. Факсимильное издание. М. 1964.
Катков М.Н. Собрание передовых статей «Московских Ведомостей». 1864-1874. М.
1887;
Русский Вестник. 1863. № 5, 7, 8, 11, 12;
1865. № 9, 10;
1866. № 1 и др.
Православное обозрение. Т. 23. 1863;
Там же. 1864. Т. 13;
Христианское чтение. 1864.
№ 12;
Душеполезное чтение. 1870. №8;
Там же. 1866. Ч. 2. № 6 и др.
«Окружное послание» старообрядческих епископов. М. Тип. Рябушинского П.И.
Страстной бульвар, Путинковский пер., 1911. Это издание было напечатано с подлинника, идентично ему и снабжено автографами лиц, подписавших «Послание» в 1862г.;
Щит и вера. 1791;
Дружинин В.Г. Подлинная рукопись Поморских Ответов и ее издание // Известия Отделения русского языка и словесности Академии наук. 1912. Т. 17. Кн. 1;
Голубов К. Основание поповщины. // Истина. 1864. № 3.
В четвертую группу вошли источники личного происхождения – дневники, воспоминания, письма. Полезная информация содержится в дневнике министра внутренних дел П. А. Валуева21, под руководством которого был организован Комитет по делам раскольников в 1864 г. Записи дневника фиксируют отношение высокопоставленного чиновника к проблеме церковного раскола, что дополняет характеристику отношения к ней правительства, выявляет мотивацию тех законодательных решений, которые были проведены в 1860-е годы.
Мемуаристика представлена трудами Н. Я. Аристова о жизни А. П.
Щапова, Ф. Ф. Воропонова об особенностях общественной жизни столиц накануне либеральных реформ и роли журналистики. Определенный интерес представляют воспоминания Н. И. Субботина о И. Е. Кабанове, выпускников Московской Духовной академии о самом Субботине как преподавателе «расколоведения». Воспоминания П. С. Усова22 дополняют интересными штрихами портрет П. И. Мельникова, информируют об условиях его сотрудничества с «Русским Вестником» М. Н. Каткова.
В коллекции опубликованных писем привлекает внимание переписка А. И. Герцена и Н. П. Огарева с атаманом казаков-некрасовцев О. С.
Гончаром23. Она свидетельствует о контактах лондонского центра русской эмиграции с заграничными старообрядцами, выявляет цели этих контактов.
Письма Н. И. Субботина к разным лицам о деятельности Белокриницкой митрополии, отношении к ней московских староверов позволяют расширить представления об информированности Субботина в этих вопросах и рассматривать их, как источник его журнальной публицистики24.
Рассмотренные источники обладают высоким потенциалом научной разработки различных аспектов темы, соответствуют уровню репрезентативности, поэтому могут быть использованы в качестве документальной базы диссертационного исследования.
Степень изученности темы. Несмотря на отсутствие монографического исследования по теме, отдельные ее аспекты и эпизоды рассматривались в трудах отечественных историков. Историография до года, советского периода и новейшего времени располагает комплексом научных трудов, которые непосредственно или опосредовано внесли вклад в изучение таких вопросов, как исторические корни старообрядчества, Валуев П.А. Дневник. Т.II. М. 1961.
Аристов Н.Я. Афанасий Прокопьевич Щапов: жизнь и сочинения. Спб. 1883;
Воропонов Ф.Ф. Сорок лет тому назад. По личным воспоминаниям. // Вестник Европы. Спб. 1904. № 6;
Субботин Н.И. Воспоминания об авторе Окружного послания и переписка с ним. // Братское слово. 1884. № 4, 5, 6, 7;
Муретов М.Д. Из воспоминаний студента Императорской Московской Духовной Академии XXXII курса (1873-1877). // Богословский Вестник. М. 1916. Т. 3. № 10/12;
Усов П.С. Его жизнь и литературная деятельность, П. И. Мельников. Спб. 1897.
Из переписки О.С. Гончарова с А.И. Герценом и Н.П. Огаревым. Публикация П.Г.
Рындзюнского. // Литературное наследство. Т. 62(2). М. 1955.
Субботин Н.И. Первые 12 лет служения церкви борьбою с расколом. Переписка с архим. Павлом за 1867-1879 гг. М. 1901.
догматика староверия, его отношение с официальным православием и самодержавным государством.
До 1917 года были заложены основы изучения староверия в отечественном религиоведении (труды историков церкви), в обобщающих исследованиях по истории российской государственности и общественного движения в XIX веке.
История раскола представлена в наиболее полной, хотя и тенденциозной ее версии, в «Истории русской церкви митрополита Макария (Т.I-XII. Спб. 1866-1883). Здесь обоснован вывод исключительно обличительного характера, убеждавший в справедливости Соборного решения 1667 года и клятв против «ереси» староверия. В том же духе написаны работы православных историков И. Горского25, Н. Ивановского26, в которых содержалось даже руководство по «обличению старообрядческого раскола» в миссионерских целях. Эти авторы имели цель укоренить представление о староверии как «ереси», отпавшей от истинной православной христианской церкви. Но этот взгляд в конце XIX – начале XX вв. опровергли ученые-богословы Н.Ф. Каптерев27 и Е.Е. Голубинский28, которые высказали мысль о том, что обвинение защитников «древнего благочестия» в искажении канонической литературы было несправедливым, что они не допускали искажений текстов, напротив, сохранили их историческую преемственность с древними аналогами. Смысл раскола они объясняли тем, что при различии уставов греческой и русской церквей, Никон предпринял изменения обрядности и канонических текстов по новогреческим образцам. Отсюда следовало, что староверы были правы исторически, утверждая свою преданность «древнему благочестию» от времен первых патриархов. Тем самым был ниспровергнут монополизм историков церкви, обличающих старообрядчество.
В светской научной литературе, прежде всего в сочинениях С.М.
Соловьева и И.О. Ключевского29, церковный раскол трактовался, как сопротивление новизне государства со стороны невежественного, непросвещенного народа. Иную концепцию раскола изложили историки, поддерживающие выводы А.П. Щапова – В.В. Андреев, А.С. Пругавин30, смещавшие акценты с государственно-религиозных вопросов к роли народа.
Горский И. Патриарх всероссийский Иоким, в борьбе с расколом. Спб. 1864.
Ивановский Н. Руководство по истории и обличению старообрядческого раскола с присовокуплением сведений о сектах рационалистических и мистических. Ч. 1 – 2.
Казань, 1886 – 1887.
Каптерев Н.Ф. Патриарх Никон и его противники в деле исправления церковных обрядов. Изд. 1–е. М. 1887.
Голубинский Е.Е. История русской церкви. Т. 1-2. М. 1900-1904.
Соловьев С.М. Сочинения. В 18-ти книгах. Кн. V-VI. М. 1990-1991;
Ключевский В.О.
Западное влияние и церковный раскол в России XVII вв. М. 1913.
Андреев В.В. Общеобразовательные очерки русской истории. Спб. 1871;
Пругавин А.С.
Раскол и его исследователи. // Русская мысль. М. 1881. Кн. 2.
Серьезным достижением этого периода стала публикация документов и материалов из архивов Синода, произведений староверческих писателей, что помогало накоплению объективных сведений о самом явлении 31. Так, например, в 1911 году «Поморские ответы» беспоповцев публиковались трижды.
Определенный вклад в изучение конфессиональной политики российского государства внесли труды Н.В. Варадинова32. В них сфокусировано внимание на развитие законодательства, регулировавшее положение старообрядцев в разные периоды отечественной истории, включая нормы 1850-х годов. На статистические сведения («таблицы») Варадинова33 нередко ссылался П.И. Мельников, признавая их значимость.
Важно отметить и то обстоятельство, что в середине 1860-х годов появилось определение церковного раскола и староверия в «Толковом словаре» В.И. Даля, что можно рассматривать как своеобразный итог исторического и этно-социального изучения раскола, к чему был причастен и автор знаменитого словаря34.
Мы не включаем в данный обзор труды таких историков старообрядчества, как Н.И. Субботин, А.П. Щапов, П.И. Мельников, Н.Ф.
Нильский, поскольку они будут использованы в диссертации как источники и рассмотрены с точки зрения их значения для формирования общественного мнения о церковном расколе.
В советский период (1918-1990 гг.) тема старообрядчества не освещалась в прежнем широком диапазоне в силу атеистической специфики советской идеологии. Единственной в советской историографии специальной работой, в которую включен сюжет о старообрядчестве, была «История русской церкви» Н.М. Никольского35. Концептуальная специфика этого труда заключалась в выявлении материальных предпосылок религиозного поведения старообрядчества. Никольский отдавал предпочтение фактору роста торгового капитала в староверческой среде, в результате влияния которого, по мнению автора, расслаивалась его социальная однородность.
В массиве научной литературы этого периода выделяются исследования, которые важны для осмысления некоторых аспектов темы диссертации: по истории общественно-политического движения и мысли в России эпохи реформ Александра II, внутренней политики России на рубеже Алексеев И. История о бегствующем священстве. // Летописи русской литературы и древности. М. 1862;
Тихонравов Н.С. Житие протопопа Аввакума. Спб. 1862.;
Боярыня Морозова. // Русский Вестник. 1865. Т. 59. № 1.
История Министерства внутренних дел / Сост. Н. В. Варадинов. Кн. VIII: История распоряжений по расколу. Спб. 1863.
Варадинов Н.В. Статистические таблицы Российской империи. Спб. 1863.
Даль В.И. Толковый Словарь живого Великорусского языка. Пер. изд. Т.IV. Спб. 1863 1866. С.59-60.
Никольский Н.М. История русской церкви. М. 2004.
1850-х – 60-х годов (В.А. Твардовская36, Н.И. Цимбаев37, В.А. Китаев38 и др.);
по истории книжной культуры (Б.И. Есин39);
истории журналистики и духовной цензуры (Е.Ф. Геркулов40, Т.В. Антонова41).
Советский историк П.Г. Рындзюнский42 посвятил специальный очерк рассмотрению реакции журнала «Современник» на публикацию трудов А.П.
Щапова о расколе. В сущности, автор впервые в отечественной историографии коснулся роли журналистики в обсуждении проблемы старообрядчества в пореформенной России. Выводы исследователя базировались на господствовавшем тогда в науке представлении о «Современнике» как органе крестьянской революции, поэтому и книги А.П.
Щапова и отклики на них либеральной прессы не получили объективной оценки автора.
Интерес к старообрядчеству проявили русские эмигранты, издавшие в научном отношении значимые труды: А.В. Карташов, В.П. Рябушинский43.
«Русское старообрядчество» С.А. Зеньковского, профессора одного из университетов США, высоко оценено в научных кругах, как пример беспристрастного, объективного, опирающегося на богатый источниковедческий материал исследования, создавшегося в то время, когда на родине староверия его изучение практически прекратилось. В 2006 году книга Зеньковского была переведена на русский язык и издана в современной России. Применительно к проблематике диссертационного исследования, важно подчеркнуть значение труда Зеньковского, который первым поставил вопрос «об открытии церковного раскола» российским обществом, рассмотрел линию отношений старообрядцев и русских революционеров (А.
И. Герцена, Н. П. Огарева, В. И. Кельсиева). К сожалению, историк не предпринял комплексного анализа публикаций «Колокола» и «Общего Веча», ограничивая сюжет общей констатацией.
В историографии новейшего времени заметно возвращение научного интереса к истории церковного раскола, к религиозно-мировоззренческим основам его идеологии, к памятникам староверческой мысли, о чем свидетельствует научные конференции, многочисленные публикации Твардовская В.А. Идеология пореформенного самодержавия (М.Н. Катков и его издания). М. 1978.
Цимбаев Н.И. Славянофильство. Из истории русской общественно-политической мысли XIX века. М. 1986.
Китаев В.А. Славянофилы после отмены крепостного права. Волгоград. 1994.
Есин Б.И. Русская журналистика 70 -80х гг. XIX века. М. 1963.
Геркулов Е.Ф. Православная инквизиция в России. М. 1964.
Антонова Т.В. Цензура и общество в пореформенной России (1861-1882). М. 2003.
Рындзюнский П.Г. Проблема идейно-политического содержания народных движений в русской демократической публицистике середине XIX в. (Журнал «Современник» о литературе по истории старообрядчества 1859-1863 гг.) // Вопросы истории сельского хозяйства, крестьянства и революционного движения в России. М. 1961.
Карташов А.В. Мысли старообрядчества. // Сборник статей, посвященный П.Б. Струве.
Прага. 1925;
Рябушинский В.П. Старообрядчество и русское религиозное чувство. М. Иерусалим. 1994.
источников и исторических исследований. История староверческой конфессии и политики государства по отношению к старообрядчеству (в XIX в.) фрагментарно представлена в исследованиях В.А. Федорова44 и С.В.
Римского45. В трудах О.П. Ершовой46 дана исчерпывающая и исторически выверенная оценка политики правительства по отношении к церковному расколу в XIX веке, показано развитие законодательной базы, проанализированы итоги Комиссий, организованных Министерством внутренних дел в 1850–60-е гг. Богатый фактический материал, выводы и наблюдения автора являлись серьезным подспорьем при изучении темы диссертационного исследования. Кроме того, автор, хотя и кратко, но все же отметила влияние общественного мнения и популярных изданий на политику правительства по отношению к старообрядчеству в 1860–70-е годы.
На региональном уровне проблема изучена в диссертации В.В Машковцевой47. Диссертационное исследование Е.А. Вишняковой является одной из последних попыток систематизированного подхода к анализу трудов А. П. Щапова, что для целей настоящего исследования создало предпосылку более объективного взгляда на их роль в общественной дискуссии о расколе.
В историографии староверия особое место занимают исследования М.О. Шахова48, осуществившего подробный и концептуально обновленный анализ мировоззрения и эволюции староверческой идеологии (поповцев и беспоповцев). Эти труды создают почву для объективного рассмотрения ряда смежных вопросов по истории церковного раскола и положения старообрядчества в XIX веке.
Итоги историографического осмысления конфессиональной политики Российского государства были подведены в монографии С.И. Реснянского49.
Тезис автора о «прорыве конфессиональной замкнутости» при Петре I позволил обратить большее внимание на динамику правового статуса староверия в XVIII и XIX вв.
Историографический обзор научной литературы по теме диссертационного исследования указывает на то, повторим вновь, что монографическая ее разработка не предпринималась. Внимание некоторых исследователей привлекали лишь фрагменты обсуждения в российском Федоров В.А. Русская православная церковь и государство. Синодальный период 1700 1917. М. 2003.
Римский С.В. Российская церковь в эпоху великих реформ. М. 1999.
Ершова О.П. Старообрядчество и государственная политика России в области вероисповедания во второй половине XIX века и в начале XX века. М. 2000.
Машковцева В.В. Конфессиональная политика государства по отношению к старообрядцам во II половине XIX в. – начале XX (Вятская губерния). Автореф. канд. ист.
наук. Удмуртия. 2002;
Вишнякова Е.А. Проблема церковного раскола в трудах А. П.
Щапова. Автореф. канд. ист. наук. Казань. 1992.
Шахов М.О. Старообрядчество, общество, государство. М. 2001.
Реснянский С.И. Церковь и государство в освещении отечественной историографии. // Московский общественный научный фонд. М. 2001.
обществе проблемы церковного раскола старообрядчества эпохи реформ 1860-х годов.
Историки заметили интерес светской среды к староверию и роль публицистики в накоплении и первичном осмыслении темы, что, однако, не реализовалось в специальном многоаспектном исследовании. Изученные автором диссертации труды историков, созданных в течение большого хронологического периода (с 1850-х годов до настоящего времени) обеспечили заявленную тему основательной теоретической базой.
Научная новизна исследования состоит в том, что впервые предпринята попытка определения роли общественного мнения в постановке (средствами периодики) и осмыслении церковного раскола и правового статуса старообрядчества. Впервые выявляется совокупность сформулированных прессой различных идейно-политических направлений интерпретаций старообрядчества как религиозного сообщества, его исторических корней и социального облика. Комплексный подход к проблеме исследования позволил объединить ее различные аспекты:
конфессиональную политику российского самодержавия, историю общественно-политической мысли, историко-церковные сюжеты, религиоведение, историю журналистики.
Практическое значение исследования заключается в том, что его результаты могут быть использованы в научных исследованиях по проблемам внутренней политики российского самодержавия, общественно политической мысли, истории журналистики, истории церкви;
при подготовке и проведении спецкурсов в высших учебных заведениях (общего гуманитарного, исторического и философского профиля), при разработке факультативных курсов для гимназий и лицеев, при написании учебных пособий по отечественной истории.
Апробация диссертации. Выводы диссертации отражены в восьми публикациях, в том числе в «Российском научном журнале» (входит в перечень ведущих рецензированных научных журналов и изданий, в которых должны быть опубликованы результаты диссертации на соискание ученой степени кандидата наук), в сборнике научных трудов кафедры отечественной истории МГГУ им. М.А. Шолохова «Вопросы отечественной истории и историографии», а также в выступлениях на заседаниях кафедры отечественной истории МГГУ им. М.А. Шолохова.
Структура работы. Диссертация состоит из введения, трех глав, заключения, списка использованных источников и литературы. Структура диссертации обусловлена целями и задачами исследования.
Основное содержание работы
Во введении обоснована актуальность темы, определены цель и задачи диссертационного исследования, объяснены хронологические рамки, дан обзор источников, определена степень изученности темы, показана научная новизна и практическая значимость исследования.
В первой главе диссертации «Староверческий мир в эпоху либеральных реформ» старообрядчество исследовано как исторический феномен эпохи, раскрыта его религиозно-мировоззренческая суть;
выявлен процесс эволюции староверческой мысли, представлен нравственно-бытовой уклад этой среды. Исследован вопрос о политике самодержавного государства и официальной церкви по отношению к староверию;
проанализирован правовой статус старообрядчества в указанный период.
Староверческий мир к середине XIX века не представлял собою консолидированного религиозного сообщества в силу внутреннего раскола на толки и согласия. Поповцы и беспоповцы искали истину в спорах друг с другом, обмениваясь нелицеприятной критикой в отношении религиозной обрядности, стиля жизни, доказывая свою «правду» и исключительность в отношении к «древнему благочестию». Это разобщение не искореняло общих черт их мировоззрения, ориентированного на традиции русской духовности.
В «древнем благочестии» они находили источник, который помог им в условиях гонений пережить «эсхатологический испуг» и выделиться не только религиозной догматикой, но и способностью к самоорганизации, к «трудоделию» ради веры и патриотического отношения к России.
Воинствующий дух староверчества, характерный для XVII века, был значительно и заметно ослаблен. К XIX веку поповцы и беспоповцы уже давно молились за царя, а поведение и облик респектабельных старообрядцев-промышленников не отличался от иноверцев той же социальной среды. Но внешнее «обмирщение» старообрядчества вуалировало религиозную жизнь, в которой, несмотря на многие перемены, присутствовала прежняя ортодоксальность «ревнителей древнего благочестия», подпитываемая их правовым положением в государстве.
Правовое положение старообрядчества было определено и предопределено решением Большого Московского собора 1667 года, на основании которого, все, не принявшие тогда нового церковного порядка и обрядности, реформированной патриархом Никоном, подвергались анафеме, проклятию, как «еретики». Однако политика правительства по отношению к ним в дальнейшем не была стабильно-репрессивной. С 1762 года бежавшим из России старообрядцам предоставлено право вернуться «с прощением всех их преступлений». В том же духе политику в отношении иноверцев повела Екатерина II, расширив законодательную базу льгот. Результатом либеральной новизны, политики религиозной веротерпимости, явилось учреждение в 1800 году единоверческой церкви. При Александре I (1801 1825 гг.) был продолжен курс на либерализацию правового статуса старообрядчества.
Противоположную направленность приобрело законодательство о расколе при Николае I (1825-1855 гг.). «Беглопоповство» было признано государственным преступлением. Полиции было предписано выявлять сектантов и «отдавать в солдаты» (Указ 1830 г.). Устройство раскольничьих скитов так же считалось противозаконным и наказывалось тюремным заключением на срок до 2-х лет.
С приходом к власти императора Александра II умеренно смягчен религиозный режим: в апреле 1855 года продлены «торговые свидетельства», выданные старообрядцам-фабрикантам на «временном праве», восстановлены права старообрядческих купцов о не привлечении их к рекрутской повинности, с 1856 года прекратились массовые гонения на раскольников, легализованы их центры в Москве - Рогожское кладбище, Преображенское кладбище и Королёвская община в Петербурге.
Правительством была вполне осознана необходимость более полноценной разработки законодательства о расколе. Но существенных перемен в положении старообрядчества в 1850-1860-ее годы все же не произошло. В составе законов, регулирующих правовое положение староверов, сохранилось много статей, действовавших при Николае I, что отражает Свод законов Российской империи 1857 года издания.
Во второй главе диссертации «Тема церковного раскола в освещении демократической и либеральной прессы» рассмотрена позиция ведущих столичных изданий Москвы и Петербурга демократического и либерального направлений, выделен сюжет, раскрывающий смысл славянофильского тезиса свободы совести, проанализирована публицистика А. И. Герцена и Н.
П. Огарева, показано их участие в общественной полемике о церковном расколе. Специальное внимание уделено роли сочинений А. П. Щапова о старообрядчестве.
Посвященные истории русского церковного раскола труды А. П.
Щапова содействовали появлению общественной полемики вокруг этой темы, что обеспечивалось остротой и новизной поднятых автором вопросов о социальной природе раскола, его отношении к государственной власти и гражданским учреждениям. Сочинения историка являлись в некотором смысле ответом на запросы общества, фокусирующего тогда внимание на социальных аспектах и прошлого и современности. Отказ автора от рассмотрения религиозной догматики раскола, упростивший характеристику этого явления, делал его более понятным в той светской оппозиционно настроенной среде, для которой старообрядчество, открытое Щаповым, было привлекательно именно проявлением антигосударственного, социального протеста, а не религиозно-идеологической сущностью. Полемика выявила серьезные расхождения во взглядах публицистов на интерпретацию раскола в трудах Щапова.
«Современник» трактовал явление церковного раскола в духе своей политической программы, центральным звеном которой являлся крестьянский демократизм, и в силу этого староверческому фактору придавалось значение одного из очагов народного сопротивления.
Акцент «Современника» вызвал отпор со стороны либеральных публицистов, которые иначе трактовали авторский термин «гражданский демократизм» и считали достоверным вывод Щапова только о стихийном протесте народа, «жившего под вековым гнетом произвола», вне достижений мировой цивилизации и успехов просвещения. Но в определении исторической новизны книг Щапова у либералов и демократов расхождения все же не было, в отличие от православных критиков, доказывавших аполитичность раскола, и обвинивших Щапова в «клевете» на раскол.
Книги Щапова, обозначив проблему, оставляли не выясненными или противоречиво оцененными многие аспекты темы. Журнальная публицистика, подхватив ее, вышла далеко за пределы сюжетов трудов Щапова.
В либеральной среде, взгляд на старообрядческий раскол, был выдержан в границах «исторического хладнокровия». Демонстрируя строгую приверженность факту, публицисты-либералы освещали начало раскола и его современное состояние практически вне его религиозной, конфессиональной специфики. Раскольники всех согласий и толков представлялись им частью гражданского сообщества, в отношении которых в течение двух веков государство проводило репрессивную политику, не решаясь даже в эпоху либеральных реформ уравнять их права с другими иноверцами и православными. При этом раскол трактовался как явление, имевшее импульс саморазвития и самообразования, не остановившееся на уровне мировосприятия XVII столетия: раскол нашел свой путь к духовному самосовершенствованию и просвещению, постепенно преодолевая сектантскую оторванность от внешнего мира. Читатель должен был понять, что такая судьба раскола во многом зависела уже не от него, а от власти: без гарантий конституционной незыблемости прав и свобод, равных для всех категорий населения, проблему раскола решить нельзя. Методы государственного воздействия, как и церковно-синодального назидания, бессильны в борьбе с расколом. Бессмысленна и сама борьба с ним.
Либеральная пресса выступала против социальной резервации раскольников и в необходимости ее разрушения убеждала власть, которая тормозила процесс освобождения старообрядчества от государственных запретов и ограничений именно потому, что не решалась изменить себя. Такой контекст журнальной полемики выходил за пределы формулы религиозной веротерпимости и политической корректности.
В отличие от либералов-западников И. С. Аксаков не заботился о политической корректности своих публикаций в защиту свободы совести, выступал в резко обличительной манере и против действующего законодательства о старообрядцах, и против роли государства и Синодальной церкви, не признающих естественного права человека на свободу в выборе веры.
Принципиально иначе поставлен вопрос о старообрядческом расколе А. И. Герценом и Н. П. Огаревым. «Колокол» и «Общее Вече» рассматривали его исключительно в контексте борьбы за гражданские свободы в России, за созыв Земского собора для решения староверческой проблемы не изолированно, а в совокупности глубоких изменений социально-правовых и экономических отношений в стране.
При всем различии позиций либералов-западников, славянофила И. С.
Аксакова и А. И. Герцена и Н. П. Огарева на сущность старообрядчества, в представленных материалах легко обнаружить и сходство. Общим местом публицистики демократов и либералов стало осуждение практики преследования староверия государством и официальной церковью, осуждение архаичности российского законодательства, сохранявшего систему полицейского контроля в отношении старообрядцев. И либералы, и демократы воспринимали эту среду, завышая планку ее социальной, интеллектуальной и политической активности, признавали ее способной на исторически-позитивную деятельность, или в духе европейского протестантизма, или в русле борьбы за русскую свободу.
В третьей главе диссертации «Интерпретация церковного раскола в консервативных кругах российского общества» раскрыты взгляды М. Н.
Каткова на церковный раскол, рассмотрены циклы очерков о старообрядчестве профессора Н.И. Субботина, проанализирована публицистика П.И. Мельникова-Печерского, показано участие православной периодики в диалоге о староверии.
Катков видел в расколе «фальшивое явление», «фальшивую силу», которой «часто населяется народная жизнь вследствие излишних вмешательств и неблагоразумной опеки». Даже строгой опекой нельзя положить конец расколу. Однако, терпеть, не препятствовать, не вмешиваться, вовсе не значит помогать и поощрять. Публицист утверждал, что «принцип правительственного невмешательства не есть что либо чуждое правительству, что-либо идущее наперекор ему, умаляющее или стесняющее его;
напротив, этот принцип есть сама правительственная мудрость;
в развитии этого начала заключается весь прогресс и правительств, и обществ».
Он предлагал открывать больше общих храмов, как для раскольников, так и для православных. Только таким полным уравнением единоверия с православием может быть нанесен решительный удар тому «злу, которое живет в расколе и дает ему дух ». Его тезис уравнения единоверия с православием звучал как программный в решении вопроса о церковном расколе.
Если система гонений оказывается невозможной, то остается принять политику противоположную, остается действовать путем умиротворения. Поэтому политика умиротворения «в соединении с общим возбуждением народной жизни, с оживлением церкви как общественной силы и в клире и в мирянах», это и есть единственный путь, который может привести к удовлетворительным результатам относительно раскола (выд. мною – Н.А.).
Роль правительства при этом он видел в том, чтобы оно принимало меры для сближения между раскольниками и православными. Сближаясь с Аксаковым в определении роли церкви, умиротворяющей дух раскола, Катков не мог поддержать его мысль о нейтрализации государства в конфессиональных делах и выступал лишь за изменение характера его политики: вместо полицейского преследования – терпение и умиротворение.
Особая роль в интерпретации старообрядчества с позиций консерватизма принадлежала Н.И. Субботину (1830-1905 гг.).
«Расколоведение» Субботина опиралось на твердое и не менявшееся с годами убеждение в том, что раскол есть зло, опасное для единства веры, церкви и государства. Принцип свободы совести в отношении раскола, на котором настаивала либеральная общественность, был бы, по мнению Субботина, прямым и открытым принесением православия в жертву расколу.
Поэтому Субботин, как публицист, считал важным обратить внимание современников на новые процессы в старообрядчестве, в которых он видел признаки его самоуничтожения: желание преодолеть прежнюю замкнутость и открыто участвовать в общественной жизни России. Новизна в поведении «разумных старообрядцев» нашла отражение и в «Окружном послании» (1862 г.) поповцев, которому он уделил особое внимание. Субботин видел значение «Окружного послания» в том, что оно послужило его сторонникам «только поводом высказать, что они не разделяют той вражды к православию и тех клевет и хулений на церковь, какими осыпает ее беспоповщина», но, напротив, относительно существования содержания веры, «почитают православную церковь» и переходят на сторону всех «верноподданных сынов России». Следовательно, по Субботину, главная мысль «Послания» заключена не в опровержении его авторами постулатов беспоповщины, а в констатации общности в вере всех христиан, приверженцев и староверческой и Синодальной Церквей.
«Расколоведение» Субботина имело определенную идеологическую заданность. Используя свои познания в области истории и теории раскола, а также осведомленность о процессах, происходивших в современном старообрядчестве, он стремился помочь его приверженцам преодолеть «религиозные заблуждения» и обрести истину в союзе с православной церковью и государством.
Публикации 1863-1866 годов доказывают, что Субботин подходил избирательно к характеристике раскола, выделяя из многоликости его форм только поповщину, где зрели позитивные, с его точки зрения, изменения.
Поэтому неслучайно апофеозом его публицистики стала поддержка «Окружного послания» поповцев, отразившего начало их движения к союзу с православием.
«Расколоведение» Субботина было направлено и против другого «зла», против попыток «партии Герцена» использовать старообрядцев для борьбы с государством. Политический спор Субботина с «лондонскими пропагандистами» являлся подтверждением того факта, что проблема церковного раскола старообрядчества в эти годы была вовлечена в орбиту идейно–политической борьбы и использовалась ее участниками для обоснования своих представлений об историческом выборе России. Каждая из противодействующих сторон находила в современном старообрядчестве почву для такого обоснования. Если издатели «Колокола» и «Общего Веча» в какой–то момент верили в существование в России «староверческой оппозиции» и рассматривали ее как социальный ресурс движения за русскую свободу, то Субботин на этот вызов реагировал доказательством обратного.
Он отрицал готовность «раскола» встать «под знамена» Герцена.
Другим авторитетным знатоком раскола в светской среде был в эти годы писатель П. И. Мельников–Печерский (1818-1883 гг.). Как и Субботин, Мельников считал рациональным шагом не дарование свободы совести, не политику покровительства расколу, а политику терпимости. Допускать (а не разрешать!) поповцам богослужение по старым обрядам и исполнение их архиереями различных служб, отказав им в предоставлении «всех прав и преимуществ», общих с православным духовенством. Религиозные ограничения не будут препятствием к расширению их гражданских прав:
«пусть они будут купцами, мещанами, крестьянами», и в этом качестве пользуются гражданскими преимуществами, которые им «по праву рождения, а не по праву посвящения принадлежат».
В воззрениях Мельникова на раскол, несмотря на его отрицательное отношение к репрессивному правительственному курсу, к жесткой борьбе с расколом светской и духовной властей, доминировала мысль об исторической обреченности и самоуничтожении раскола, что сближало его позицию и с редактором «Русского вестника» и с «расколоведом» Н. И.
Субботиным. Мельников наделил образ старообрядческого «раскола» весьма противоречивыми чертами, что обуславливалось исходной позицией автора, рассматривавшего это явление как «зло», которое «само себя уничтожит». В то же время, глубокое знание обрядности, языка, быта, традиций, психологии староверов, изучение документов и исторических трудов, сочинений раскольничьих авторов, обогащало писателя такой «правдой жизни», которая помогла ему преодолеть односторонность и одномерность в описании раскола. Публицистика Мельникова трактовала раскол как жертву его собственных заблуждений, и как жертву политики государства и официальной церкви, культивировавших эти заблуждения и толкавших старообрядцев к самоизоляции даже тогда, когда они стремились ее преодолеть. Мельников подчеркивал политически мирный образ старообрядческого раскола. Вражда с государством, бюрократией не отразилась на их лояльном отношении к монарху, не сформировала в их среде политической оппозиции.
На рубеже 50-60-х годов XIX столетия российские духовные журналы «Православное обозрение», «Христианское чтение», «Душеполезное чтение», «Братское слово» и другие, которые были учреждены, главным образом, с миссионерскими целями, являлись рупором синодальной церкви и в соответствии со своим предназначением стремились раскрыть обществу «истинное» лицо староверия, его исторические корни, догматику и обрядность, природу конфликта с никонианством и государством.
Публикации православной прессы 1860-х г. убеждают в том, что раскол трактовался ею не только как проблема внутрицерковного разобщения, но и проблема государственной политики и общественной нравственности. Для ее разрешения православная журналистика предлагала средства, направленные на исправление традиционно конфликтных отношений государства и приверженцев старой веры. Православная журналистика призывала правительство, церковь и общество помочь раскольникам преодолеть заблуждение воздействием на них проповедью, духовно-нравственным воспитанием, примерами обращения их сторонников в православие или единоверие. Все это было представлено как единственно верный путь в отличие от прежней политики преследования, оказавшейся безрезультатной.
Такая позиция отчасти совпадала с мнением многих светских публицистов.
Однако очевидно, что подтекст рассмотренных публикаций православно синодальной журналистики был подчинен миссионерской цели обличения староверия.
В заключении представлены основные выводы диссертационного исследования. Во второй половине 1850-х – 1860-е гг. в истории России, в период наивысшей общественно-политической активности, образованное светское общество средствами прессы различных идейных направлений привлекало внимание современников (и власти и обывателя) к вопросу о церковном расколе, к проблемам положения староверческой конфессии и правовому положению рядовых «ревнителей древнего благочестия».
К этому времени староверческий мир за 200 лет своего существования приобрел много новых черт в своем социальном облике и духовно нравственных воззрениях. Изменилось и религиозное его поведение. В целом старообрядческая среда XIX столетия представляла собой религиозную конфессию, уникальную многими проявлениями: мировоззренческой самобытностью, опирающейся на дониконианскую религиозную аксиоматику и обрядность, стремлением к ее консервации ради сохранения «древнего благочестия» для исполнения заявленного долга перед Россией. В условиях запретов, гонений, обвинений в еретичестве, староверческий мир открыл для себя единственный путь к спасению в исполнении этого духовно нравственного и патриотического долга. Осмысление своей значимости создавало сложную ситуацию поиска форм и мотивации религиозного поведения, что приводило приверженцев староверия к расколу на толки и согласия. Однако общность судьбы и веры, в конце концов, к XIX веку формирует в их сознании понимание ценности союза, единения, при всем различии отношения к этому процессу поповцев (за союз с Синодальным православием) и беспоповцев (за союз всех старообрядческих «несогласий»).
Из его мира выделяются мощные кланы промышленников, содействовавших техническому и культурному прогрессу России. К середине XIX века в расколе наметились перемены и в отношениях с официальной церковью, появляется единоверческая церковь, со старым богослужением, но признающая официальную власть. В поповщине зарождается идеология союза с Синодальным православием («Окружное послание»).
Изменения в старообрядчестве в некоторых пределах поддерживались политикой самодержавного государства в царствование Петра I, Екатерины II, Александра I, когда власть, несмотря на сохраняющееся церковное проклятие, расширяла возможности жизнедеятельности староверческого сообщества. Однако традиция полицейского надзора за расколом, как за «ересью», за источником смуты в государстве, оказывалась устойчивее либеральных намерений самодержавия, что ясно обозначилось в политике Александра II в первое десятилетие «эпохи великих реформ». Правительство трудно находило варианты правового разрешения вопроса, в котором полицейская традиция доминировала над либеральной новацией.
Полноценные гражданские свободы в 1860-е гг. староверческому населению России предоставлены не были. Можно говорить лишь об отдельных уступках власти, частичном «снисхождении» (1864 г.) к их материальным интересам, духовно-религиозной и общественной деятельности. Более существенные изменения правового статуса старообрядчества произошли значительно позднее.
Изучение зафиксированного журнальной публицистикой общественного мнения о церковном расколе позволило создать целостную картину острых политических дискуссий вокруг этой темы, выявить гражданскую зрелость общества, выразившуюся в способности выработать альтернативы решений церковного вопроса в России и адресовать их правительству.
Общественную полемику вокруг темы церковного раскола инициировали труды А.П. Щапова, что обусловливалось новизной поднятых автором вопросов о социальной природе раскола, его отношении с государственной властью, гражданскими учреждениями, с Синодальной церковью. Наиболее концентрированно научный подход А.П. Щапова был выражен в фундаментальном исследовании «Русский раскол старообрядства» (1859 г.), основополагающая мысль которого сводилась к определению раскола как «церковно-гражданского демократизма». До выхода в свет этого труда Щапова в светском обществе практически отсутствовала дискуссия на тему церковного раскола как проблему современной политики.
Ведущие публицисты «Современника» считали важным рассмотреть вопрос о расколе в аспекте не церковной, а социальной истории. Для Антоновича, Добролюбова, Салтыкова-Щедрина раскол нельзя было свести только к обрядовой его стороне. Для них существенной его чертой был социальный протест массы подвижников раскола из среды народа, поэтому им и импонировал вывод Щапова о «церковно-гражданском демократизме» раскола. Они использовали его как аргумент для подтверждения существования и в современной России демократического движения крестьянства, частично представлявшего староверческую среду. В то же время публицисты «Современника» не приняли мнения историка о фанатизме, невежестве народа, как одну из причин глубокого укоренения раскола.
На страницах «Колокола» и «Общего веча» А.И. Герцена и Н.П.
Огарева тема раскола освещалась исключительно как социально политическая. Оппозицию старообрядчества властям «лондонские пропагандисты» трактовали как фактор общедемократического народного сопротивления деспотизму, казарменному полицейскому строю. Они не ограничились констатацией фактов преследования раскола государством и Синодом и стремились содействовать сплочению староверчества в единую силу, способную пренебречь религиозными расхождениями ради борьбы за гражданские свободы и коренное переустройство всей системы социально экономических отношений и государственного управления в России.
«Подключая» старообрядцев к своей политической программе, Герцен и Огарев отводили им важную самостоятельную роль. Несмотря на неуспех политических намерений Герцена и Огарева в отношении старообрядчества, объективно их публицистика обостряла интерес российского читателя к проблеме церковного раскола, она рассматривала старообрядчество как слой народной, крестьянской, среды, закаленной и организованной 200-летним опытом сопротивления государственному насилию. Она насыщала образ раскола, хотя и не без гипербол, героикой мужественной борьбы, и объясняла его как протест обреченного на несвободу русского народа.
В этой характеристике раскола не было места для упреков народа в невежестве, суеверии, фанатизме и дикости. Слово «лондонских пропагандистов» о расколе, сказанное ярко, талантливо, вдохновенно, явилось беспрецедентной защитой фундаментального права личности на свободу совести. Оно несло и идею реализации этого права мирным путем созывом общероссийского Земского собора. Эти призывы воспринимались как революционные, и потому многими отвергались, в первую очередь, самими старообрядцами.
В либеральной среде тема раскола обсуждалась не только для защиты преследуемых самодержавным государством старообрядцев, но и для пропаганды идеи конституционной реформы, без которой нельзя эффективно (в интересах власти и общества) разрешить конфессиональную проблему, как и другие злободневные социально-политические вопросы.
Постижение староверческого мира через реальные факты, которыми была насыщена либеральная журналистика, помогало обществу понять не только само явление, но, что для публицистов-либералов, было даже важнее, его «народный характер». Они говорили о нравственной победе народа («раскола»), вставшего на путь самовыживания не путем борьбы с государством, а «трудолюбием», трудовым подвигом. При этом либералы, допуская употребление понятий «раскол» - «народ» в одном смысловом ряду, устраняли их семантическую неравнозначность.
Славянофильский взгляд И.С. Аксакова отразил характерную для его идеологии сконцентрированность на защите идеи свободы совести, на том, что свобода совести, как естественное право человека на свободный выбор веры, не поддается полицейскому управлению, и всякие попытки давления на староверие не имеют перспективы достичь той цели, ради которой они предпринимаются.
Посвященная расколу публицистика М.Н. Каткова, Н.И. Субботина, П.И. Мельникова-Печерского имела некоторые грани соприкосновения с либеральной прессой. Не сочувствуя расколу и его идеологии, они выступили с однозначно жестким осуждением политики преследования старообрядцев, как со стороны государства, так и официальной церкви. Они были убеждены в том что, раскольники заслуживают такого отношения, которое помогло бы им уйти от заблуждения, достичь истины через примирение и с государством и с Синодальной церковью. Этому позитивному, с их точки зрения, процессу должна содействовать адекватная политика, которую Катков определял как политика «умиротворения», а Мельников – как политика «веротерпимости». При этом они дистанцировались от либерального тезиса свободы совести, утверждая, что свободу расколу нельзя дать, так как раскол есть «зло». Выход им виделся в его «самоуничтожении» просвещением, переходом старообрядцев в единоверие, а затем и в воссоединении с Русской православной церковью.
Духовной журналистикой раскол рассматривался не только как проблема внутрицерковного разобщения, но и государственной политики и общественной нравственности. Но и здесь предлагались исключительно мирные, миссионерские средства, звучали призывы к правительству, Синоду и обществу помочь раскольникам преодолеть заблуждение воздействием на них проповедью, духовно-нравственным воспитанием, примерами обращения их сторонников в православие или единоверие.
Итак, в конце 1850-1860-е годы благодаря прессе всех идейных течений старообрядчество стало осваиваться общественным мнением как явление особой религиозной сущности, духовно-нравственного опыта и социальной специфики и тем самым влияла и на власть, направляя ее усилия на либерализацию правового статуса этой конфессии.
Основные положения диссертации отражены в следующих публикациях:
1. Асипова Н.В. «Окружное послание» старообрядцев-поповцев как предмет общественно-политической полемики в России в 1860-х гг.
// Российский научный журнал. 2008. № 6(7). С. 91-97 (0,6 п.л.).
(Журнал включен ВАК РФ в перечень ведущих рецензируемых научных журналов и изданий, в которых должны быть опубликованы основные научные результаты диссертации на соискание ученой степени доктора и кандидата наук по историческим наукам).
2. Асипова Н.В. Сочинения А.П. Щапова в аспекте общественной полемики о церковном расколе. // Вопросы отечественной истории.
Межвузовский сборник научных работ молодых ученых. Выпуск 12.
М. 2009. С. 3-14 (0,7 п.л.).
3. Асипова Н.В. «Окружное послание» как новая идеология старообрядчества поповского согласия. // Вопросы отечественной истории. Межвузовский сборник научных работ молодых ученых.
Выпуск 11. М. 2008. С. 3-9 (0,5 п.л.).
4. Асипова Н.В. Журнал «Отечественные записки» о «русском расколе» А.П. Щапова. // Вопросы отечественной истории.
Межвузовский сборник научных работ молодых ученых. Выпуск 10.
М. 2007. С. 3-8 (0,4 п.л.).
5. Асипова Н.В. Тезис «умиротворения» во взглядах М.Н. Каткова на проблему церковного раскола в России (1860 – начало 1870-х гг.) // Вопросы отечественной истории. Межвузовский сборник научных работ молодых ученых. Выпуск 9. М. 2006. С. 3-18 (1 п.л.).
6. Асипова Н.В. Православная журналистика в общественной дискуссии о расколе (1860 – 1870-е гг.) // Вопросы отечественной истории. Межвузовский сборник научных работ молодых ученых.
Выпуск 9. М. 2006. С. 19-32 (0,8 п.л.).
7. Асипова Н.В. Тема раскола на страницах демократического журнала «Современник» (1860-е годы). // Вопросы отечественной истории.
Межвузовский сборник научных работ молодых ученых. Выпуск 8.
М. 2005. С. 3-12 (0,6 п.л.).