Новгородское общество начала xvii века: просопографическое исследование

На правах рукописи

СЕЛИН АДРИАН АЛЕКСАНДРОВИЧ НОВГОРОДСКОЕ ОБЩЕСТВО НАЧАЛА XVII ВЕКА:

просопографическое исследование 07.00.02 – Отечественная история автореферат диссертации на соискание ученой степени доктора исторических наук

Санкт-Петербург, 2009 2

Работа выполнена на кафедре истории, философии и культурологии Санкт Петербургского государственного технологического университета растительных полимеров.

Официальные оппоненты:

Доктор исторических наук, профессор, член-корр. РАН Гайдуков Петр Григорьевич Доктор исторических наук, профессор Павлов Андрей Павлович Доктор исторических наук Гордиенко Элиса Алексеевна

Научный консультант: д.и.н., проф. С. А. Козлов

Ведущая организация:

Институт истории материальной культуры РАН

Защита состоится «16» марта 2010 г. в 14.30 на заседании Диссертационного совета Д 002.200.01 по защите диссертаций на соискание ученой степени доктора наук при Санкт-Петербургском институте истории РАН по адресу: 197110, (Санкт-Петербург, ул. Петрозаводская, д. 7)

С диссертацией можно ознакомиться в Научной библиотеке Санкт Петербургского института истории РАН (Санкт-Петербург, ул.

Петрозаводская, д. 7)

Автореферат разослан « » 200 г.

Ученый секретарь Диссертационного совета Кандидат исторических наук П. В. Крылов Актуальность и научная новизна темы.

Великий Новгород, важнейший областной центр Московского государства в XVI-XVII вв. в Смутное время начала XVII в. оказался в уникальной политической ситуации. Сложные взаимоотношения Новгорода с московскими властями, с самозванцами, с Подмосковным и Нижегородским ополчениями, со шведским военачальником Я. Делагарди были отражением центробежных тенденций в истории Московского государства в Смутное время. Правительство города и его служилые люди в начале XVII в.

оказались перед необходимостью самостоятельного политического выбора.

Политический режим, сложившийся в Новгороде летом 1611 г., формально возглавленный генералом Делагарди и боярином кн. И. Н.

Большим Одоевским, образовался в результате компромисса – договора с генералом Делагарди, силой захватившего город. Этот договор тем не менее сохранял в условиях распада Московского государства жизнеспособность и, в некоторых смыслах, взаимную выгоду. Такая политическая ситуация эволюционировала в 1613-1615 гг. в неприкрытую оккупацию, как в связи с политическими переменами в Московском государстве, так и в связи с изменением отношения шведской королевской власти к идее занятия московского престола шведским принцем Карлом Филиппом. К 1611 г.

новгородское общество было растеряно многолетней Смутой. Новая власть, созданная в Новгороде путем насилия предложила новгородцам некие компромиссы, и первые годы ее функционирования характеризовались наведением порядка в управлении.

При сравнительно хорошей изученности политической истории Северо Запада, представляется, что плохо исследованными остаются процессы, происходившие внутри новгородского общества. Просопографический метод (изучение биографий новгородцев) позволяет во-первых, выявить основные модели поведения новгородцев и, вместе с тем, не только создать «коллективные портреты», «социальные портреты», «групповые портреты» отдельных общественных групп, но и проследить горизонтальные связи внутри таковых.

Предмет диссертационного исследования составляют те социальные группы, которые наиболее хорошо представлены источниками. Это в первую очередь служилые люди – новгородские дворяне и дети боярские, а также приказные – дьяки и подьячие.

Объект диссертационного исследования – новгородские служилые люди – дворяне и приказные начала XVII в. Просопографическое исследование этой социальной группы с одной стороны обеспечена источниками, представляющими подробные биографические данные;

с другой стороны, непростая общественно-политическая ситуация создает условия для успешного поиска мотивов поступков людей.

Цели и задачи исследования. Задача представленного исследования – показать, как в результате просопографического исследования (исследования карьер/биографий) новгородских служилых людей начала XVII в. можно получить новую оценку событий Смуты в Новгороде Великом. Анализ служебных карьер и горизонтальных связей служилых людей Новгорода, поставленных в начале XVII в. в экстремальные условия политической катастрофы, позволяет получить целостную картину эпохи и построить несколько моделей для объяснения стереотипов поведения.

Методика исследования Основной метод, использованный в диссертационном исследовании – просопографическое изучение служилых людей Новгорода начала XVII в.

Под просопографическим исследованием здесь понимается сплошное исследование биографий избранной в качестве объекта социальной группы с особым вниманием к карьерам и горизонтальным связям внутри группы.

Реконструкция социальной картины общества на основе изучения биографий его представителей представляется важным направлением исторического исследования. Здесь обе составляющих имеют самостоятельную ценность: как изучение человеческих судеб на переломных этапах истории, так и общая картина, вырисовывающаяся на основании анализа полученных массовых данных. Такое исследование отличает воссоздание целостной картины эпохи путем исследования биографий людей и родов.

Сочетание биографического, социологического и демографического подхода, выражающегося в максимально полном охвате всех представителей той или иной социальной группы в течение определенного хронологического периода, рассмотрении разных сторон жизни этих людей – карьер, матримониальных, дружеских и прочих связей, количественные методы анализа – вот основные особенности просопографического метода.

Просопографический метод (изучение биографий новгородцев) позволяет, во-первых, выявить основные модели поведения новгородцев.

Избранная для исследования эпоха позволяет выстроить такие модели поведения особенно удачно. Политические события эпохи Смуты вводят (в терминологию источников и, соответственно, в объяснительный дискурс) такие понятия, как «отъезд» и «измена», актуализируют понятия «плен», «присяга», «вдовство» и проч. Применение этих моделей к конкретным судьбам новгородцев позволяет группировать карьеры и жизненные стратегии в зависимости от этих моделей. Во-вторых, просопографический метод – исследование биографий всех служилых людей Новгорода за конкретный выбранный хронологический отрезок – дает возможность не только создавать «коллективные портреты» (в историографии также «социальные портреты», «групповые портреты»), но и реконструировать горизонтальные связи между новгородцами – дружеские/враждебные, соседские, родственные и т. п.

Именно исследование горизонтальных связей внутри одной социальной группы позволяет сближать просопографию с генеалогией. В отечественной историографии первые исследования, сегодня получившие бы название просопографических, были связаны с генеалогическим изучением различных социальных групп. Просопография методически близка, но не тождественна генеалогическим исследованиям. Задачей генеалогической работы является реконструкция истории рода. В просопографическом исследовании задачей является создание «портрета» социальных групп и того исторического фона, который создается при изучении отдельных биографий. В данном диссертационном исследовании выбран короткий хронологический промежуток, в течение которого представители этой группы вели активную жизнь;

таким образом, вопрос о происхождении того или иного рода служилых людей для данной базы данных – не первоочередной.

Использование метода просопографии к исследованию истории Московского государства XVI-XVII вв. базируется на двух историографических традициях.

Самую длительную историю метод просопографии имеет в изучении римской и византийской знати. Именно этот материал в XIX-ХХ вв. создал классические просопографические работы. Видимо, это обусловлено своеобразием источниковой базы: источники об имперской знати начиная с позднеримского времени, многочисленны и хорошо исследованы.

Существует открытая база данных «Просопография Византийского мира», в которой собраны (и продолжают собираться) известия о всех индивидуумах, упомянутых в византийских текстах за период с 642 по гг. В этом же ключе следует рассматривать традицию просопографических исследований, сложившуюся в балканских странах – Сербии и, особенно, в Болгарии, где просопографический метод имеет длительную традицию и обширную библиографию. Отечественное антиковедение и византиноведение также оказывалось в круге этой историографии;

не случайно первое учебное пособие по просопографии на русском языке было написано исследователем поздней античности 1.

Хорошая разработанность просопографии англо-саксонской знати также связана с тем, что сохранившийся источник конца XI в. – Domesday Book – дает обильную информацию по персональной истории последнего периода существования англо-саксонских королевств. Именно этому посвящена вторая крупнейшая открытая база данных «Просопография Англо Саксонской Англии».

Второй важнейшей традицией для современного просопографического исследования общества Московской Руси является линия исследований, идущая от работ Н. П. Лихачева и С. Б. Веселовского начала ХХ в.

Созданные этими учеными справочники по дьякам и подьячим Московского государства, боярским родам XIV-XVI вв. никогда в историографии не именовались просопографическими, хотя по сути являлись такими. Нельзя сказать, что исследования этих ученых стоят особняком в историографии ХХ в.;

напротив, они породили широкий пласт последователей, прежде всего – в комментариях к источникам XV-XVI вв. Особенностью данного направления является преимущественное внимание к генеалогии, по сравнению с изучением горизонтальных связей внутри социальных групп.

С конца 1980-х г. достижения европейской историографии начинает шире использоваться отечественными исследователями. Термин «просопография», ранее употреблявшийся лишь историками античности и Византии, с этого времени прочно входит в употребление российскими учеными. Появляются работы, посвященные исследованию отдельных социальных групп московского общества, с использованием «просопографической» терминологии («коллективные портреты» и др. 2 ).

Петрова М. С. Просопография как специальная историческая дисциплина. На примере авторов поздней античности: Макробий Феодосий и Марциан Капелла. СПб., 2004.

Михайлова И. Б. Служилые люди Северо-Восточной Руси в XIV – первой половине XVI веков. СПб., 2003. С. 232;

Нечаева М. Ю. Просопография уральского монашества:

перспективы исследования //Судьба России: прошлое, настоящее, будущее. Тезисы Делаются и первые попытки осмыслить теоретическую базу просопографии (в первую очередь, в работах Ю. Юмашевой 3 ) и подвести первые итоги.

Заметное влияние на теоретические разработки в области метода оказала монография Л. Стоуна 4.

Часто просопографические работы представляют собой словари справочники, биографические и биобиблиографические. Необходимость таких справочников была осознана на исходе ХХ в. многими отечественными историками и американскими славистами. Широко известен заявленный М.

По, в сотрудничестве с О. Е. Кошелевой и Б. Н. Морозовым, российско американский проект «Биографический банк данных Российского государства XIV - начала XVIII в.» и его выполненная часть, посвященная думным и церемониальным чинам 1613-1713 гг. 5 Несомненно, такие словари имеют самостоятельную ценность, особенно применительно к тем историческим эпохам, когда обилие имен в источниках необходимо требует их систематизации. Однако просопографическое исследование предполагает все же не только составление справочника по истории карьер той или иной общественной группы, но и исследование рассматриваемой группы/групп в конкретную историческую эпоху.

Сам принцип охвата просопографическим исследованием всех (или по возможности всех) представителей избранной категории предполагает, что среди объектов исследования будут не только выдающиеся деятели, но, прежде в сего, люди малоизвестные. Основной упор в исследовании делается прежде всего на человека «второго плана». Просопографическое исследование включает также поиск мотиваций в изучаемом обществе путем анализа биографий. Здесь просопографическое исследование сближается с исследованием повседневной жизни.

При исследовании разных хронологических периодов просопографический метод имеет разное применение. Родившись при исследовании поздней античной эпохи, просопографический метод первоначально применялся как накопление всей имеющиейся / находимой Всероссийской конференции (Екатеринбург, 17–19 ноября 1994). Екатеринбург, 1995. – С.172–176.

Юмашева Ю. Ю. Историография просопографии // Известия Уральского государственного университета. № 39 (2005) Гуманитарные науки. Выпуск 10. С. 95-127.

Stone L. Prosopography // Historical Studies Today / Ed. by F. Gilbert and St. Graubard. New York, 1972. P. 107.

Poe M. The Russian elite in the Seventeenth Century. Vol. 1. Consular and ceremonial ranks of the Russian “Sovereign Court” 1613-1713. Helsinki, 2004.

информации о персоналиях. Сегодня такой метод успешно применяется в историческом исследовании Древней и Московской Руси, при изучении византийской и англо-саксонской знати в Британии. Число документальных источники для этих эпох по определению малочисленны и вряд ли будут пополнены.

Источники по истории Московского государства XVI-XVII вв.

позволяют с большой степенью надежности применить и первый способ просопографического исследования (когда собирается весь биографический материал о персоналии), и, равным образом, ограничиться каким-то одним типом документации (десятни, писцовые книги, разрядные записи, боярские списки, т. д.).

В просопографическом исследовании целью является максимально полный учет данных во-первых, о всех представителях социальной группы и, во-вторых, всех обстоятельств карьеры/биографии. Только такой полный охват данных может позволить выстраивать общие наблюдения. Для этого необходимо привлечение всех групп источников, сообщающих информацию о выбранной для исследования социальной группы.

Другим родственным просопографии направлением исторических исследований является микроистория. Реконструкция социальных связей – родственных, дружеских, соседских, диктует необходимость привлечения примеров-казусов, демонстрирующих реализацию этих горизонтальных связей конкретными людьми в выбранную для исследования эпоху.

В связи с этим применение метода просопографии наиболее перспективно для эпох ярких и насыщенных историческими событиями и соответственно обеспеченных письменными источниками. Одной из таких эпох является начало XVII в. – период отечественной истории, на долгие годы определивший судьбы страны и ее населения. Важной чертой этого времени является проявление центробежных тенденций в русской государственности, высокая степень региональной обособленности. Одним из ключевых эпизодов Смуты было образование в 1611 г. особого режима в Новгороде, обусловленного неравноправным союзом между шведским генералом Делагарди и новгородскими служилыми людьми. Со временем этот режим развился в прямую шведскую оккупацию Новгорода.

Хронологические рамки работы. В качестве хронологических рамок работы избран период между 25 июля 1611 г. (заключение договора Делагарди с Новгородом) и 27 февраля 1617 г. (подписание Столбовского мира). С двух сторон выбранный период охватывает 21 февраля 1613 г. – дату формального избрания на царство царя Михаила Федоровича Романова.

Судьбы людей, волей или неволей оказавшихся в городе в это время, по возможности прослеживаются на протяжении всей их биографии, как она отразилась в источниках. Вопрос о том, что предшествовало занятию Новгорода шведами и установлению в городе администрации кн. И. Н.

Большого Одоевского – Якова Делагарди, и как город передавался в 1617 г.

московской администрации, лежит за пределами исследования.

Источниковая база Основным источником диссертации является архив Новгородской приказной избы за 1610-1617 гг. Бльшая часть архива хранится ныне в Государственном архиве Швеции в Стокгольме. Эти документы были вывезены в 1620-х гг. уходившими из Новгорода шведскими войсками.

Остальная часть архива ныне разрознена по нескольким архивохранилищам Санкт-Петербурга. Другим важным источником диссертации является фонд «Сношения России с Швецией», хранящийся в Российском государственном архиве древних актов. В диссертационном исследовании проводится реконструкция состава архива Новгородской приказной избы.

Историографическая ситуация изучения архива Новгородской приказной избы, в отличие от истории изучения других собраний документов приказного делопроизводства Московской Руси, было определено тем, что значительная его часть находится вне пределов России. С этим связаны следующие особенности их изучения. Во-первых, в историографии эти документы часто именуются уникальными, хотя они вполне рядовые.

Специфика их – лишь в происхождении и в компактном хранении. Во вторых, к ним до последнего времени обращались преимущественно специалисты-филологи, исследовавшие русский язык начала XVII в., а не историки. В-третьих, уникальность этого собрания для шведских славистов связана именно с доступностью этих источников для изучения. С нашей точки зрения, ценность архива Новгородской приказной избы в том, что в нем компактно отложились данные, происходящие из одного центра за небольшой хронологический промежуток. Типологически близкие источники находятся во многих архивных собраниях России. Специфика архива Новгородской приказной избы заключается в том, что в нем отложились документы разных сфер деятельности областного учреждения за краткий хронологический период. При этом некоторые виды источников известны только по материалам архива Новгородской приказной избы;

в других архивных собраниях они не сохранились.

Именно к началу XVII в. относятся обширные комплексы источников по истории карьер служилых людей – писцовые и дозорные книги, десятни, кормленые книги четвертей, другие источники такого рода. Их сопоставление с данными архива Новгородской приказной избы и создает наиболее полную картину биографий новгородских служилых людей.

Историография Судьба Великого Новгорода в годы Смуты, особое политическое устройство, насильственно созданное в городе шведской администрацией, потребовали осмысления уже в первые годы после Смуты. Уже в летописных и литературных памятниках, возникших сразу после Смуты, судьбе Новгорода уделялось большое внимание. В трудах историков XVIII в., прежде всего – В. Н. Татищева и кн. М. М. Щербатова истории русско шведских отношений на Северо-Западе, а также захвата Новгорода в 1611 г.

уделялось заметное внимание. Монументальный труд Н. М. Карамзина в целом повторял концепцию насильственного отторжения шведами Новгорода в годы Смуты за «Новым летописцем». В середине XIX в. после введения в научный оборот материалов Посольского приказа, стало заметно более критическое и не столь прямолинейное отношение отечественной историографии к шести годам шведской власти в Новгороде (труды Н. И.

Костомарова, Н. П. Лыжина). Для этой эпохи характерно большее внимание к деталям, чем у предшественников. Русская историография начала ХХ в., становясь частью мировой исторической науки, рассматривала проблему шведской власти в Новгороде с учетом мнения зарубежной историографии. В серии трудов Г. А. Замятина, основной задачей которых было рассмотрение реальности кандидатуры шведского принца Карла Филиппа на московский престол, такая связь с зарубежной историографией была наиболее развита.

Впрочем, после событий, произошедших в России в 1917-1920 гг. разрыв в связях с мировой наукой, отсутствие возможности работать с находящимися за рубежом архивами, а также политические требования, предъявлявшиеся к историкам надолго вывели вопрос о Новгороде под шведской властью из под внимания исторической науки.

После активизации отношений между СССР и Швецией в конце 1950-х гг. наступил новый этап исследования русско-шведских взаимоотношений начала XVII в. и истории Новгорода в частности. Для этого периода характерен активный ввод в оборот ранее неизвестных историкам обеих стран документов. Изучение русских документов этого периода, хранящихся в Стокгольме, активно велось в 1970-80-х гг. шведскими славистами. Копии этих документов были переданы тогда же советским историкам, но большая часть их исследований была посвящена вопросам социально-экономических отношений и некоторым вопросам культуры.

С конца ХХ в. исследование истории Новгорода начала XVII в., прежде всего – политической, идет чрезвычайно активно (работы В. А. Аракчеева, Е.

И. Кобзаревой, И. О. Тюменцева). В трудах современных ученых заметен учет новых тенденций в мировой историографии. Для них характерно использование разных групп источников. Вместе с тем, роль новгородского служилого сословия, отношения новгородцев к шведской власти, система социального устройства новгородского общества, горизонтальные связи внутри новгородских служилых групп оставались неизученными. Эти проблемы рассмотрены в настоящей диссертации.

Практическая значимость работы заключается в том, что она может быть использована для подготовки общих и специальных курсов по отечественной истории и источниковедению. Собранный в диссертации материал может быть использован при создании электронной базы данных по русскому служилому сословию. Методика, апробированная в данном исследовании, применима к изучению других исторических эпох и социальных групп.

Апробация результатов работы проводилась в 1997-2009 гг. на научных конференциях в Санкт-Петербурге, Москве, Великом Новгороде, Пскове, Архангельске, Старой Ладоге. Предварительные результаты изучения архива Новгородской приказной избы обсуждались в Славянском институте Стокгольмского университета. Многие наблюдения, в том числе методические, сделанные в ходе диссертационного исследования были включены в лекционные курсы «Политическая история России» и «Отечественная история», читавшиеся в 2006-2009 гг. в Санкт Петербургском филиале ГУ-ВШЭ.

Структура работы Работа состоит из введения, шести глав, заключения и приложений – публикаций документов, хронологического реестра политических событий в Московском государстве начала XVII в. в контексте истории Новгорода, составленных списков воевод, а также 9 биографических очерков, посвященных новгородцам начала XVII в.

Основное содержание работы

:

Во Введении обосновывается предмет исследования и метод просопографии, который наиболее применим к данному материалу. В этой части работы описана составленная база данных, включающая биографии новгородских служилых людей. База данных доступна в сети Интернет по адресу: http://nwae.spb.ru/documents/selin/gentry.rar. Здесь же рассматривается применимость метода к избранным предмету и эпохе, а также историография просопографических исследований.

Первая глава является аналитическим обзором использованных в исследовании источников. Цель данной главы – показать, что документы, сохранившиеся от архива Новгородской приказной избы, прежде всего в коллекции Ockupationsarkivet frn Novgorod в Государственном архиве Швеции – это не разрозненные обрывки, но целостный комплекс документов деятельности нескольких приказных учреждений Новгорода начала XVII в., поддающийся изучению. Систематизация документов архива и приводится в данной главе. В этой же главе подробно рассматриваются другие группы источников по истории новгородского служилого люда, привлеченные для исследования – коллекция «Сношения России с Швецией» РГАДА, «Порубежные акты» архива СПбИИ, писцовые книги 1580-х и 1620-х гг., дозорные книги и документы текущей поместной документации, приходо расходные книги Разряда и четвертей начала XVII в., десятни и близкие к ним источники разрядной документации, «ямские дела», документы, связанные с приездом принца Юхана в Московское государство, нарративные источники.

Вторая глава посвящена главной историографической теме: истории изучения Новгорода 1611-1617 гг. В главе рассматривается то, как особое положение Новгорода в годы Смуты было оценено в начале царствования царя Михаила Федоровича в «Новом летописце» и как это сказалось на историографических оценках XVIII – начала XIX в. Истории Новгорода под шведской властью некоторое внимание было уделено в исторических сочинениях Н. М. Карамзина, С. М. Соловьева и, особенно, Н. И.

Костомарова. В середине XIX в. появились новые оценки событий 1611- гг. на Северо-Западе, после ввода в научный оборот документов из архива Посольского приказа (прежде всего, в монографии Н. П. Лыжина 6 ), а также публикации части документов из архива Новгородской приказной избы, вывезенных из Швеции С. В. Соловьевым. В главе дается широкий обзор историографии ХХ – начала XXI в. В исследовании Новгорода начала XVII в.

особенное место принадлежит трудам Г. А. Замятина, всерьез поставившего вопрос о реальности кандидатуры принца Карла Филиппа на московский престол. Исследователю принадлежит также ценное наблюдение о том, что режим, установившийся в Новгороде летом 1611 г. не был лишь насилием и вплоть до 1614 г. не сопровождался попытками прямого подчинения города шведской власти 7. Работы Замятина остались малоизвестны в ХХ в.;

значительная часть из них была опубликована Г. М. Коваленко только в г. 8. Исследовательские достижения Г. А. Замятина не были учтены историографией середины ХХ в., в которой Новгород начала XVII в. чаще всего рассматривался как жертва шведской агрессии.

В конце 1950-х гг. интенсивный научный обмен между СССР и Швецией дал импульс для активизации исследований документов начала XVII в., касающихся взаимоотношений Московского государства и Швеции. После визита советских историков во главе с Л. В. Черепниным в Стокгольм документы архива Новгородской приказной избы были введены в оборот отечественной историографии. Одновременно в Швеции возник семинар А.

Шёберга, поставивший себе задачу изучения языка новгородских документов начала XVII в., хранящихся в Швеции. Итогом деятельности семинара стали исследования и публикации самого А. Шёберга, его учениц Х. Сундберг, И.

Нордландер, Э. Лёфстранд, Л. Нордквист. Значимым итогом этих работ стало описание коллекции Ockupationsarkivet frn Novgorod, изданное уже в XXI в.

В конце XX – начале XXI в. истории Новгорода начала XVII в. вновь оказалась под пристальным вниманием ученых. Политическая история города исследовалась в работах И. О. Тюменцева, В. А. Аракчеева и, особенно, в трудах Е. И. Кобзаревой. Е. И. Кобзаревой принадлежит монография, специально посвященная Новгороду 1611-1617 гг., основанная, в том числе, на материалах архива Новгородской приказной избы 9. Важное Лыжин Н. П. Столбовский мир и переговоры, ему предшествовавшие. СПб., 1857.

Замятин Г. А. К вопросу об избрании Карла Филиппа на русский престол (1611-1616 г.).

Юрьев, 1913.

Замятин Г. А. Россия и Швеция в начале XVII века. Очерки политической и военной истории. СПб., 2008.

Кобзарева Е. И. Шведская оккупация Новгорода в период Смуты XVII века. М., 2005.

место в монографии занимает исследование судеб новгородцев в 1611- гг. Е. И. Кобзарева противопоставляет тех служилых людей, которые сотрудничали со шведской властью тем, кто саботировал или противостоял ей. Полагаю, что такого противопоставления недостаточно для того, чтобы понять особенности жизни служилых людей в Новгороде начала XVII в. и только просопографическое исследование может приблизить к такому пониманию.

Третья глава содержит историко-географический обзор состояния Новгородской земли в годы Смуты. Отдельно рассматриваются следующие историко-географические объекты: новгородские пригороды, а также города крепости, временно подчинявшиеся новгородскому правительству (Гдов);

остроги – укрепления, сооруженные на время военных действий;

дороги, соединявшие Новгород с пригородами и соседями.

В разделе о новгородских пригородах подробно рассматривается то, как протекали события Смутного времени в Старой Руссе, Порхове, Яме, Ивангороде, Гдове, Орешке, Ладоге. В ходе гражданской войны на Северо Западе обозначилось серьезное противостояние крупных городов – Новгорода и Пскова и их пригородов. Информация по разным пригородам различна и неоднородна, лучше всего она сохранилась по истории Старой Руссы, подчинявшейся Дворцовому приказу. Выделяется история Ладоги в годы Смуты: сохранились воспоминания осажденного в ней в 1610-1611 г. П.

Делавилля. При рассмотрении истории городов Ингерманландии, а также Гдова в первые месяцы после 1617 г. использованы материалы коллекции Государственного архива Швеции Baltiska fgderakenskaper, в которой выявлены все документы русского происхождения.

Особый раздел посвящен острогам в Новгородской земле. События, протекавшие на Северо-Западе России в конце XVI – начале XVII в.

повлекли за собой значительные изменения в структуре сельского населения.

Большие подвижки населения привели к сокращению числа небольших деревень и концентрации населения в сравнительно крупных селах и погостах. Выбор этих крупных селений был обусловлен различными, непростыми причинами. Еще в конце XVI в. близ многих погостов Новгородской земли возникают небольшие укрепления. Новый этап в строительстве небольших укреплений на погостских центрах начинается после Выборгского договора 1609 г., во время похода кн. М. В. Скопина Шуйского из Новгорода к Троице. Современный исследователь О. А.

Курбатов пишет о том, что распространение такой тактики строительства острожков связано с передовым нидерландским способом ведения войны начала XVII в. 10 Рассматриваются острожки, поставленные разными властями и острожки, инициатива возведения которых принадлежала казацким станицам. Особая роль в канун подписания Столбовского мира принадлежала такому острожку на Сяси, на полпути между занятой шведами Ладогой и занятым московскими войсками Тихвинским монастырем.

Следующий раздел посвящен дорогам Новгородской земли в годы Смуты. Дорожная сеть на территории Новгородской земли стала активно развиваться вскоре после присоединения Новгорода к Москве. К концу XVI в. густая сеть дорог, соединявших Новгород с Москвой, Псковом и всеми пригородами, оплела Новгородскую землю 11. Особое внимание дорожному строительству новгородские власти уделяли в первые годы XVII в. при подготовке к визиту в Москву датского принца Юхана. В ходе перемещений русских и шведских воинских контингентов в годы Смуты забота о магистральных дорогах легла на плечи новгородского правительства, которое где-то до 1613 г. в целом справлялось с поддержанием дорожной сети. Рассматривается проблема скорости передвижения по дорогам Северо Запада в годы Смуты, грабежей на дорогах.

В особом разделе характеризуется запустение пространства на периферии Новгородской земли. Непрекращающиеся боевые действия, ведшиеся на пространстве между Псковом и Новгородом, сделали район между устьем Шелони, Псковом и Порховом совершенно безлюдным.

Появились целые погосты, полностью лишенные какого бы то ни было населения. Очень похоже выглядели пространства Обонежской пятины.

Практически все деревни на правом берегу Волхова были пусты.

Обезлюдевшие земли становились, разумеется, местом, где совершались разного рода злоупотребления. Местные воеводы и другие начальные люди активно пользовались ослаблением центрального контроля и разворачивали торговые операции.

На других сельских территориях Новгородской земли в годы Смуты коренным образом изменилась структура расселения. Целые деревни Курбатов О. А. Тихвинское осадное сидение 1613 г. М., 2006. С. 24.

Голубцов И. А. Пути сообщения в бывших землях Новгорода Великого в XVI–XVII вв. и отражение их на карте середины XVII в. // Вопросы географии. Т.20. М., 1950. С.

270–300.

лишились крестьянского населения. Их единственным населением были помещики, их вдовы и малолетние дети.

Специальный очерк в составе данной главы посвящен историко географическим представлениям новгородцев в начале XVII в. Как примечательный факт, в диссертации рассматривается идея строительства города в Невском устье, высказанная новгородцем Я. М. Боборыкиным в 1616 г.

В четвертой главе содержится обзор политической истории Новгородской земли начала XVII в. Здесь подробно рассматривается вопрос об участии новгородцев в событиях Смутного времени, а также возникновение особого интереса Швеции к событиям на русском Северо Западе в 1604-1605 гг. Специально исследован самый насыщенный событиями период новгородской истории начала XVII в. – осень 1610 – лето 1611 г. Изучено становление нового режима в Новгороде и распространения его власти на территории новгородских пригородов и пятин в 1611-1612 гг.

Летние события 1613 г. в Гдове и Тихвине также исследуются в контексте того влияния, каковое они оказали на политический выбор новгородцев.

Именно они дали основной импульс для отъездов массовых служилых людей в Тихвин и Псков осенью 1613 – зимой 1614 гг. Приход под Новгород войска кн. Д. Т. Трубецкого весной 1614 г. сопровождался начатой еще осенью активной агитацией новгородцев в пользу избранного в Москве царя Михаила. Отъезд из Новгорода большого числа служилых людей в полки кн.

Д. Т. Трубецкого, стоявшие под Бронницами, почти совпал по времени с поражением, нанесенным Трубецкому войсками С. Коброна. Вскоре после этого шведская администрация предприняла попытку приведения новгородцев к присяге королю Густаву Адольфу. В данной главе рассматривается, каковы были конкретные результаты этой акции, где она удалась, а также кто из служилых людей остался в Новгороде после отхода войск кн. Д. Т. Трубецкого из-под Бронниц. Дальнейшая политическая история Новгорода была связана с переговорами московских уполномоченных со шведскими об условиях заключения мира между государствами. В главе подробно рассматривается, какое влияние эти переговоры имели на оставшихся в городе новгородцев.

Специальные параграфы главы посвящены взаимоотношениям Новгорода с соседними территориями – Псковом, Устюжной, Каргополем, Белоозером. Отдельно рассмотрены личности политических деятелей новгородцев, среди которых боярин кн. И. Н. Большой Одоевский и его семья, митрополит Исидор, архимандрит Хутынский Киприан.

В пятой главе диссертации рассматриваются отдельные категории служилых людей Новгорода.

Первый раздел посвящен членам Государева двора и другим иногородним, волею судеб оказавшихся в Новгороде в 1611 г., их участию в политической и повседневной жизни города, их роли в посольствах, участию в управлении, в военных действиях.

Следующей по значению группой в Новгороде начала XVII в. были новгородцы-дворяне и дети боярские. Рассматриваются карьерные возможности этой группы, отдельные судьбы как особых удачливых служилых людей, так и резко оборвавшиеся карьеры. Трагические события Смуты выявляют большое число детских судеб. Специальное внимание уделено служебным обязанностям и служебной этике новгородцев, а также отношению их к государственной власти как гаранту поместного обеспечения. Рассмотрены обстоятельства Смутного времени и их влияние на отношение новгородцев к правительствам, действовавшим на территории Московского государства в контексте потребности в легитимации поместного обеспечения.

Следующий раздел главы посвящен новгородским татарам и новокрещенам. Первые испомещения их в Новгородской земле относятся к 1550-м гг., а групповое единство этой категории прослеживается вплоть до начала XVIII в. Выступая как особая группа служилого люда, новгородские татары и новокрещены в 1615 г. столкнулись с тем, что оккупационные власти начали с ними особый, отдельный от других служилых людей, диалог.

Еще она группа «служилой мелкоты» Новгорода в начале XVII в. – своеземцы. Они являлись потомками новгородских землевладельцев эпохи независимости, но по сути дела, относились к низам служилого города.

Новгородские своеземцы в Смуту не проявили себя, подобно служилым татарам и новокрещенам, как особая служебная группа, со своим особым самосознанием и специфическим политическим поведением. В то же время многие своеземцы, особенно записанные в эту категорию копорцы и ямогородцы, принимали активное участие в политической жизни Смутного времени и были опорой самозванцев на Северо-Западе.

Особой группой служилых людей начала XVII в. в Новгороде были софийские дети боярские. В диссертации показано, что в течение XVI в.

сложилось устойчивое число семей, находившихся на службе Софийского дома. В годы Смуты софийские дети боярские активно привлекались к государевой службе, в частности участвовали в походах на юг против Самозванца. После 1611 г. проявляются две тенденции в судьбах софийских детей боярских: часть из них, выдвинувшись на государевой службе, попала в элиту новгородского общества, заняв ключевые посты и получив высокие чины (дьяк Семен Лутохин, Михаил Милославский, Василий Зиновьев).

Другие владычные слуги, не сделавшие карьеры на государеве службе, все же занимали заметное место в жизни Новгорода: софийский дьяк Степан Спячий, митрополичий дворецкий Иван Лутохин были одними из богатейших людей города. Иная тенденция наблюдается среди мелких софийских помещиков, чьи владения находились в Обонежье. Почти никто из них не упоминается в документах 1611-1617 гг. (только небольшая часть этих служилых людей оказалась на московской службе в Тихвине в 1613 1614 гг.). Но после Смуты многие известные ранее софийские дети боярские и/или их потомки вновь упоминаются в источниках Вероятно, в 1611-1617 гг.

многие из них временно теряют свой статус и поступают на службу во дворы «сильных» людей.

Описание новгородских приказных – дьяков и подьячих в особом разделе пятой главы сопровождается кратким очерком системы приказного управления в Новгороде в 1611-1617 гг. Приказное управление Смутного времени исследуется в последние годы активно 12. Этот раздел диссертации призван показать, как функционировали приказные учреждения Новгорода в 1611-1617 гг. Важной особенностью этого управления было взаимодействие со шведскими военными властями. Здесь можно усмотреть аналогии с функционированием приказных учреждений в Москве в марте 1611 – октябре 1612 гг.

В каждом разделе пятой главы рассмотрены службы новгородских служилых людей в контексте Смутного времени, как военные, так и гражданские. Кроме того, здесь рассмотрена не только социальная Лисейцев Д. В. Посольский приказ в эпоху Смуты. Т. 1-2. М., 2003;

Лисейцев Д. В.

Приказная система Московского государства в эпоху Смуты. М.;

Тула, 2009;

Рыбалко Н.

В. Приказная бюрократия Смутного времени: родственные связи, денежные и земельные отношения // Вестник Волгоградского государственного университета. Сер. 4. История, регионоведение, международные отношения. 2001. Вып. 6. С. 43-56;

Рыбалко Н. В.

Приказная служба дьяков и подьячих в городах периода царствования Василия Шуйского // Государство и общество в России XV-Начала ХХ века. Сб. статей памяти Н. Е. Носова.

СПб., 2007. С. 277-307.

дифференциация новгородских служилых людей, но и зависимость судеб новгородцев от географического расположения их владений.

Важной проблемой являются «потерянные» в Смуту люди, те, чьи имена упоминаются в источниках накануне Смуты, затем исчезают, чтобы вновь появиться в документах после 1617 г. Это явление определенно связано с историей добровольного холопства. Источники фиксируют 40 человек, живших во дворе дьяка Семена Лутохина в 1615 г. Вероятно, многие из них были софийскими детьми боярскими, пережидавшими Смуту у своего влиятельного родственника. Здесь уместно вспомнить о роли родства и свойства – важнейшей горизонтальной связи в обществе, которая в источниках середины – второй половины XVII в. более ярко высветится как одна из основ существования служилого человека в Московском государстве.

В шестой главе диссертации «Стратегии поведения новгородцев в начале XVII века» исследованы основные явления социальной жизни Новгорода начала XVII в.

Напряженная политическая обстановка Смутного времени создавала дефицит информации и недоверие к политической пропаганде. Для всех людей начала Нового времени характерно использование слухов в качестве основного источника информации. При разрыве налаженных связей между отдельными частями страны в годы Смуты такие слухи составляли основной информационный фон, в котором жили новгородцы. В специальном разделе главы рассмотрена роль таких слухов в жизни новгородцев, а также их основные темы: состояние православных церквей и сохранность казны Святой Софии, численность шведских войск в разных городах Северо Запада, ожидание войск боярина Федора Шереметева, местопребывание короля Густава Адольфа, личность Александра Лисовского, московские события 1612-1615 гг., первая и вторая осады Пскова 1615-1616 гг., деятельность генерала (позднее – фельдмаршала) Делагарди. Специально выделен слух о пожаре в Ивангороде после Троицы 1616 г., сохранившийся в одиннадцати редакциях.

Следующий раздел шестой главы продолжает тему распространения информации в Новгороде и посвящен приемам идеологической борьбы, использовавшихся новгородским правительством в разных политических ситуациях. Уязвимость позиции правительства Делагарди-Одоевского, связанная с присутствием в Новгороде и в Новгородской земле шведских войск, пропагандисты того времени стремились компенсировать призывами к населению Новгородской земли и соседних территорий. В этих призывах подчеркивалась роль шведов в борьбе против «воровских» людей и их жертвы.

Следующий раздел шестой главы – об отношении к жизни и смерти в Новгороде начала XVII в. В годы Смуты, как и во время любой войны, ценность человеческой жизни резко падает. Но несмотря на общее ожесточение в Новгороде во все годы Смутного времени, известно лишь об одной публичной казни в Новгороде в 1611-1617 гг. Таким казненным был уличенный в переговорах с московской стороной посадский староста Андрей Ременников.

Все другие приговоренные к смерти оккупантами новгородцы всегда получали помилование. Так, приговоренный в 1616 г. к казни за пропуск беглецов за Славенские ворота Федор Бестужев был прощен Делагарди и отдан на поруки. В последние недели правления шведской администрации город опустел. Однако готовившиеся к уходу «немцы» продолжали педантично взимать платежи. Эскалация насилия не прекращалась.

Смертность в тюрьмах, гибель людей от болезней и голода были гораздо более массовым явлением того времени, нежели казни.

Другой раздел главы – о семье и браке в Новгороде того времени. Одна из важных проблем, встававших во время Смуты, это потеря родственных и семейных связей, подчас сознательная, подчас произошедшая в силу обстоятельств. Во взаимоотношениях между противоборствующими сторонами важное место занимал вопрос о судьбах находящихся в противоположном лагере жен и детей. Существуют примеры того, как перешедшие на сторону противника служилые люди стремились установить связи с оставленными ими родственниками и облегчить их судьбу. Об этом свидетельствует включение в список пленных, содержащихся в Новгороде, жен и детей, оставленных отъехавшими на Московскую сторону.

Чаще всего оказавшиеся в Москве новгородцы упоминают об оставленных в городе женах. В первую очередь к размену предполагались жены самых видных лиц, причем не только в ходе больших переговоров, но и в ходе локальных перемирий. В годы Смуты, когда вдовство становится частым и распространенным явлением, повторные браки превращаются скорее в правило. Особо в разделе рассматривается женитьба дьяка Петра Третьякова на Варваре Клементьевой (урожд. Мусиной).

Интересно, что представления о благонравии совершенно не принимались во внимание при отделе поместий, хотя спорные с точки зрения нравственности ситуации несомненно возникали, в особенности в связи с массовой гибелью мужчин — служилых людей.

Продолжает этот раздел следующий – о вдовстве. Бурные события Смуты не остановили естественного течения жизни, но придали ему больший трагизм. Непрерывные боевые действия и низкий уровень безопасности, особенно вне городских стен, приводили к гибели новгородцев, в первую очередь мужчин, и, следовательно, к появлению большого числа вдов и сирот. В силу этих трагических обстоятельств 1611–1617 гг. период, когда число женских имен, упомянутых в источниках, несравнимо возрастает.

Среди женщин Новгорода выделяются оказавшиеся вместе с мужьями и сыновьями знатные москвички. Понятие «вдовы» в новгородской деловой письменности XVI–XVII вв. включало не только жен, чьи мужья умерли или погибли, но и тех, чьи мужья находились в плену или на стороне политических противников. Но вдовство большинства жен новгородского дворянства было действительно «горьким».

Гибель на войне мужей, отцов и братьев создавала своего рода демографический перекос. Некоторые усадьбы становились вдовьими.

Следующий раздел – об взаимоотношениях поколений в Новгороде начала XVII в. Здесь жило несколько поколений служилых людей. Многие из них успели повоевать на заключительном этапе Ливонской войны, вернулись с нее и в качестве «новых помещиков немецких городов» получили новые новгородские поместья, как правило, из пустопорожних земель. Видимо, эти люди сильно отличались от тех, кто начал службу после смерти Ивана Грозного, равно как и от тех, кто верстался на службу в 1605 г. и сразу же окунулся в события гражданской войны. Ценность комплекса десятен 1605– 1606 гг. заключается помимо всего в том, что она, фиксируя людей, вновь поверстанных на службу только при Лжедмитрии I, резко выделяет поколение тех, кто не знал сравнительно стабильной мирной жизни в 20 летие правления Бориса Федоровича Годунова. Это их отцы и старшие братья. Существенно важен в формировании облика новгородского служилого человека и его боевой (а следовательно, и нравственный) опыт. В нашем случае этот опыт особенный: это прежде всего участие в первом этапе гражданской войны в борьбе с Лжедмитрием I и с Болотниковым.

Смута раскидала поколения служилых людей по разным сторонам фронта. Подчас родственные связи заставляли принимать решение о выборе политического лагеря. Разделил родственников и Столбовский мир. Многие «байоры», присягнувшие Густаву Адольфу, оставили за границей родственников.

Продолжением темы является раздел о взаимоотношениях соседей.

Рассматривая судебные дела новгородцев начала XVII в., можно заметить, что самые частые враги (точнее оппоненты в суде) это ближайшие соседи. Споря друг с другом в мирное время и во время передышек между боевыми действиями, в целом их судьбы во время гражданской войны были более чем похожи. Большинство конфликтных ситуаций относится к взаимоотношениям соседей по поместью. Мелочные соседские склоки по хозяйственным вопросам приводили к доносительству и ложным обвинениям, в которых уже в 1605 г. присутствовал мотив измены. Очень часто соседи то мирились, то ссорились. Бывали и такие жизненные истории, когда прежняя вражда переходила в близость и даже в родство. И после Столбовского мира отношения между служилыми людьми, сложившиеся в Смуту, давали о себе знать.

Большой раздел главы посвящен отношению новгородцев к предметному миру и озаглавлен «Люди и вещи». Специально рассматриваются дома и дворы новгородцев. Интересно, что в источниках конца XVI – начала XVII в. описаны сельские усадьбы помещиков и городские усадьбы и дома посадских людей. Ни одного описания городского жилища служилого человека – новгородца мне не известно. Примечательно, что в отличие от городских дворов, чью рыночную оценку того времени мы знаем, никакого представления о денежной цене господских усадеб существующие источники начала XVII в. не дают. Восемь известных описаний помещичьих усадеб относятся к разным районам Новгородской земли. Все усадьбы обязательно включали горницу и, за редким исключением, также житницу. Примечательно, что самое богатое поместье, располагавшееся в живописном месте на берегу Поддубского озера, с баней на Оредеже, включавшее в себя три конюшни на конюшенном дворе, принадлежало ничем не примечательному человеку, Ивану Степановичу Чубарову, а самым бедным, находившимся в нескольких верстах от Новгорода поместьем, владел видный воевода Матвей Семенович Львов.

Крестьянские жилища того времени источники описывают не так обстоятельно, как помещичьи усадьбы.

Тесно связаны с темой жилья история пожаров. Одно из самых страшных бедствий Средневековья и Нового времени пожар в годы Смуты стало обычным явлением для сельского пространства Московской Руси. В формулировках писцовых и дозорных описаний 1580-х гг. появились такие характеристики волостей, сел и деревень: «зжено», «зжено и воевано», «не зжено, а воевано». Эти характеристики в массовом порядке повторяются и во всех позднейших описаниях, вплоть до писцовых книг 1620-е гг. Таким образом, сообщений о пожарах как экстраординарных событиях в источниках этого времени почти нет.

В подразделе, посвященном другим предметам имущества новгородцев, обращается внимание на переписи «изменничьего», «грабежного» и выморочного «живота». Военные действия и политическая нестабильность привели к формированию большого фонда имущества «изменников», привлекательного объекта для лиц, лояльных действующей власти. Наиболее часто такими объектами были поместные земли и хлеб, остающийся в хозяйствах от покинувших свои дворы или умерших владельцев. Некоторым детям боярским удавалось вывезти из Новгорода все свои вещи и запасы, так что в продажу было почти что нечего пускать. Исследование описей выморочного, «опального» и «изменничьего» имущества дает возможность говорить о нравах новгородцев начала XVII в. Среди покупателей вещей, принадлежавших изменникам и опальным были представители высших слоев новгородского общества, не гнушающихся «ветчаными» деталями не только из имущества окольничего М. И. Татищева, растерзанного в 1608 г., но и из «животов» простых детей боярских.

Важными источниками по истории костюма новгородцев являются списки краденых вещей. Очень дорогим был женский костюм: цена всех его элементов превосходит цены на части мужского костюма. Разумеется, дорогой была вся меховая одежда;

мех во всех случаях упоминается только бараний или лисий (за исключением украшения шубы припуском из бобрового меха с куньим воротником). Цены на ферези примерно одинаковы во всех росписях. То же относится к ценам на серьги. Если для недвижимого имущества бичом были пожары, то для движимого грабежи, сопровождавшиеся насилием и физическим страданием жертв.

Следующий раздел главы посвящен церковному приходу и религиозности на территории Новгородской земли. Повседневная жизнь человека начала была связанная с приходом, с церковным обиходом. Для новгородского дворянина церковь в его селе, кладбище при церкви или в монастыре важнейшие составляющие личного ландшафта. Живший бок о бок с дворянином, свидетельствовавший подлинность его подписи, почти всегда зависимый от помещика, часто подвергавшийся насилию, духовный отец тем не менее был необходим каждому новгородцу. Документы приказной документации начала XVII в. позволяют выявить некоторые особенности духовной жизни, религиозных практик того времени. Пока дети боярские имели связь с поместьями и хотя бы часть времени проводили в них, такая поддержка храмам постоянно оказывалась. То же касается и больших дворцовых волостей, где священники были защищены сильным сельским обществом. Картина была бы не полной без описания случаев насилия в отношении священнослужителей в начале XVII в. Источники показывают, что наравне с другими социальными группами новгородского общества священники и настоятели монастырей бывали ограблены и убиты, да и сами не были чужды насилию.

В последнем разделе шестой главы посвящен девиантному поведению в Новгороде и Новгородской земле. Здесь рассматриваются проблема проституции и гомосексуализма в новгородском обществе начала XVII в.

Имеющиеся источники позволяют судить о том, какие нарушения общественной морали проявлялись в Новгороде и окружающем его сельском пространстве в начале XVII в. Надо сказать, что проявления ненормативного поведения в документах начала XVII в. в Новгороде чрезвычайно редки.

Возможно, это связано с критическими обстоятельствами Смуты, когда почти ежедневные бытовые трагедии заслонили собой традиционные общественные язвы. Источники ничего не говорят о богохульстве (из чего не следует, что Новгород начала XVII в. был образцом святости). Несмотря на постоянное насилие, присутствовавшее в повседневной жизни новгородцев, очень мало известно об изнасилованиях, хотя, вероятно, они сопутствовали грубым военным нравам того времени.

В Заключении диссертации подводятся итоги исследования.

1. Политический режим, сложившийся в Новгороде в июле 1611 г.

оказал большое влияние на новгородское общество. Этот режим нельзя называть без оговорок «шведской оккупацией» или «самостоятельным Новгородским государством». Новгородская администрация кн. И. Н.

Большого Одоевского и Я. Делагарди была образована как временное правительство для большой территории Новгородской земли. В обстоятельствах ослабления связей между отдельными частями государства оно явилось более дееспособным правительством Новгорода, чем прежние.

Неравноправные союзные отношения, к которым Новгород был принужден шведской военной администрацией, сменившийся позднее открытой оккупацией города привели к отрыву новгородцев (а также лиц, задержанных в городе) от иных политических образований Московского государства. По документам 1611–1617 гг. устройство альянса выглядит следующим образом: порядок в нем должны были поддерживать шведские военные гарнизоны, руководимые офицерами, а обеспечение войск должны были взять на себя новгородцы. Это было составной частью договоренностей новгородцев со шведами и жестко соблюдалось. Именно новгородским дворянам, назначенным в «острожки» — небольшие земляные крепости, возведенные в 1611–1612 гг. по всей территории Новгородской земли, приходилось чаще всего общаться со шведами. Влияние шведской администрации на управление городом менялось со временем и усиливалось по мере того, как к шведским властям приходило понимание того, что из Новгорода придется уходить.

Как представляется, всерьез принимать тезис о «немецком плене» новгородцев и «годах шведской оккупации/интервенции» не приходится.

Однако и суждение о готовности большей части новгородцев принять кандидатуру Карла Филиппа небесспорно. Тот эффект, каковой произвели на новгородцев грамоты кн. Д. Т. Трубецкого, массовый отъезд новгородцев, начиная с лета 1613 г., сдача Гдова и Тихвина, попытка сдачи Порхова, не подтверждают это мнение безоговорочно. Надо думать, идея национального правительства среди новгородцев на заключительном этапе Смутного времени была популярна.

2. Просопографический метод позволяет определить особенности политических позиций разных социальных групп Новгорода. Рассмотрение 4452 карьер-биографий позволяет точно описать типы поведения новгородских служилых людей в 1611-1617 гг. Просопографический метод позволяет говорить не только о поведении служилых людей, но также и женщин-новгородок, рассмотреть семейную историю и горизонтальные связи внутри новгородского общество. Его применение показывает, что разным социальным группам новгородского служилого люда были присущи разные типы поведения в той сложной политической ситуации, какая сложилась в Новгороде в начале XVII в.: большинство своеземцев поддерживало самозванческие движения на Северо-Западе;

значительная часть своеземцев и софийских помещиков в 1611-1617 гг. потеряло статус служилых людей. Новгородские татары и новокрещены дольше всех сохраняли верность правительству Одоевского – Делагарди.

Источники фиксируют высокую социальную мобильность служилого сословия Новгорода: многочисленны случаи перехода детей боярских в казаки, подьячие и рассыльщики.

Особое место в структуре новгородского служилого сословия занимали приказные служащие. Они представляются наиболее консервативной средой.

Не случайно именно низшие приказные продолжают служить на своих местах вплоть до марта 1617 г. Ничтожно мало их и среди тех, кто ушел из Новгорода на московскую сторону.

3. Работа учреждений Новгорода на протяжении 1611-1617 гг. шла в традициях, сложившихся в XVI в. Новых учреждений в этот период не создавалось. Документы архива Новгородской приказной избы показывают широкий спектр разнообразных видов деятельности новгородских учреждений, многие из которых не зафиксированы в других центрах Московского государства. Влияние шведских традиций на деятельность новгородских приказов в целом незначительно. Нарративные источники упоминают о тотальном контроле шведской администрации за деятельностью новгородских приказных. Документы позволяют говорить о том, что такой контроль велся только за теми сферами деятельности приказов, которые имели отношение к прямому изъятию денежных средств, кормов, других материальных благ. В первую очередь – это деятельность Новгородского дворцового приказа. Именно новгородский Дворец стал тем учреждением, который обеспечивал шведские войска.

4. В 1611-1617 гг. произошли глубокие изменения пространства Новгородской земли. Особенностями развития являются: полное запустение больших территорий (7-10 погостов) в районах новгородско-псковского и новгородско-каргопольского противостояния, а также на юге Новгородской земли. Это запустение было более масштабным, нежели то, что произошло в 1580-е гг. Одновременно сохранялись «острова благополучия» новгородские дворцовые волости, прежде всего пригородные – Ракомо, Тесово, Трясово, Королево. Другой особенностью было существование целых районов, лишенных крестьян и населенных одними помещиками. Эта особенность сохраняется до начала 1620-х гг. Еще одной новой чертой пространства Новгородской земли 1611-1617 гг. было строительство в связи с военными потребностями новых укреплений в сельских районах, в первую очередь – к Северо-Западу и западу от Новгорода. Эти укрепления получили роль новых административных центров и сохраняли ее весь XVII в.

Приложения к диссертации включают в себя подборку документов начала XVII в., иллюстрирующих важнейшие стороны истории Новгорода начала XVII в., списки новгородских городовых приказчиков, губных старост новгородских пятин, воевод новгородских пригородов, списки лиц, присягнувших королю Густаву Адольфу в 1614-1615 гг. Кроме того, в приложении приводятся биографии новгородцев начала XVII в.: кн. Д. И.

Мезецкого, дьяков Михаила Милославского, Семена Лутохина и Пятого Григорьева, Г. Н. Муравьева, Б. Дубровского, П. Е. (С.) Хомутова, У.

Лупандина и семьи новгородцев Хорошевых.

Список публикаций А. А. Селина по теме диссертации:

Содержание работы получило отражение в следующих публикациях, общий объем которых составляет 97 печатных листов:

Основная монография:

Новгородское общество в эпоху Смуты. СПб., «БЛИЦ», 2008, 47 п.л.

Также отдельные положения диссертации получили отражение на страницах монографий:

1. Ивангородская дорога. СПб., СПбГУ, 1996, 4,6 п.л.

2. Новгородские судьбы Смутного времени. Новгород, 2009, 10 п.л.

Статьи по теме диссертации, опубликованные в периодических изданиях, рекомендованных ВАК для докторских диссертаций:

1. "Дружина пирует у брега...": На границе научного и мифологического мировоззрения // Русский фольклор. Т. 30. СПб., 1999. С. 82-91 (в соавторстве с А.А.Панченко, Н.И. Петровым) 2. Почитаемое место у деревни Кашельково: Опыт междисциплинарного исследования // Российская археология. 2000. № 2. С. 115-126 (в соавторстве с А.А. и В. Б. Панченко).

3. Судьбы новгородских своеземцев в XVI-XVII вв.: заметки по истории судеб потомков землевладельцев республиканского периода // Новгородский исторический сборник. Вып. 9 (19). СПб., 2003. С. 316 338.

4. Таможенная книга Невского устья 1616-1618 гг. // Новгородский исторический сборник. Вып. 10 (20). СПб., 2005. С. 475-482.

5. Staraja Ladoga: A Medieval Russian Town in a Post-Soviet Context // Russian History/Histoire Russe. Vol. 32. 2005. Nr. 3/4. P. 479-489.

6. Новгородские приказы в 1611-1617 гг. // Отечественная история. 2008.

№ 6. С. 53-62.

7. "Взяти вина доброго...": Новгородское вино как зеркало Смутного времени // Родина. Российский исторический журнал. 2009. № 9. С. 56 58.

Статьи в периодических изданиях и сборниках:

1. Сельское расселение в Среднем Пооредежье в XVI-XVIII вв.:

Историко-археологические этюды // Новгород и Новгородская земля.

История и археология: ТД НПК. Новгород, 1993. Вып. 7. С. 189-203.

2. Новые моменты в исследовании Ивангородской дороги XVI-XVII вв.// Материальна цивiлизацiя Схiдноi Європи: ТДК. Киiв, 1994. С.53 54.

3. Которской погост Шелонской пятины: сюжет средневековой сельской истории // Археология и история Пскова и Псковской земли 1993 г.

ТДК. Псков, 1994. С. 54-57.

4. К исторической географии Водской пятины: Грезенский и Орлинский погосты 1500 г. и русско-шведская граница 1617-1618 гг. // Ладога и Северная Русь. Чтения, посв. памяти Анны Мачинской. Старая Ладога, 21-22 декабря 1995 г. Материалы к чтениям. СПб., 1995. С. 53 - 56.

5. Ивангородская дорога: западный участок // Крепость Ивангород.

Новые открытия. СПб., 1997. С. 215-223.

6. Новый документ о поселении рубежа XVI-XVII вв. в устье Невы // Archaeologia Petropolitana. № 2. 1997 (1998). С. 18-21.

7. Дорога из Ладоги в Орешек // Староладожский сборник. СПб.;

Старая Ладога, 1998. С. 28-41.

8. Из истории Ладожского уезда в Смутное время // Ладога и эпоха викингов. Четвертые чтения памяти Анны Мачинской. Старая Ладога, 21-23 декабря 1998 г. Материалы к чтениям. СПб., 1998. С. 126-129.

9. К исторической топографии Невского устья на рубеже XVI-XVII вв. // Древние культуры Центральной Азии и Санкт-Петербург. Материалы Всероссийск. науч. конф., посв. 70-летию со дня рожд. А.Д.Грача.

СПб., 1998. С. 269-272.

10. К исторической географии Водской пятины // Новгород и Новгородская земля. История и археология. Вып. 12. Новгород, 1998.

С. 304-315.

11. Об одной сельской свадьбе при царе Василии Шуйском // Мифология и повседневность. Вып. 2. Мат. науч. конф., 24-26 февраля 1999 г.

СПб., 1999. С. 186-197.

12. Одна свадьба в Новгородской земле при царе Василии Шуйском // Прошлое Новгорода и Новгородской земли. Материалы науч. конф. 11 13 ноября 1999 г. Ч. 1. Великий Новгород, 1999. С. 75-80.

13. Источники по истории сельского расселения XVI в.: Тесовская волость // Опыты по источниковедению. Древнерусская книжность:

Редактор и текст. Вып. 3. СПб., 2000. С. 207-232.

14. Два документа из истории Ладоги 1611-1617 гг. // Староладожский сборник. Вып. 3. СПб.;

Старая Ладога, 2000. С. 25-29.

15. Пятницкий монастырь на Луге // Новгородские древности. Вып. (Архив архитектуры. Вып. 11). М., 2000. С. 296-300.

16. Города и уезды Новгородской земли в начале XVIII в. Некоторые перспективы исследований русских материалов Riksarkivet // Миграции и оседлость от Дуная до Ладоги в первом тысячелетии христианской эры. Пятые чтения памяти Анны Мачинской. Материалы к чтениям.

СПб., 2001. С. 145-150.

17. Новые материалы о гомосексуализме в Новгороде начала XVII в. // Мифология и повседневность. Гендерный подход в антропологических дисциплинах. Материалы науч. конф. 19-21 февраля 2001 г. СПб., 2001.

С. 40-45.

18. К вопросу об общении шведов и новгородцев в 1611-1617 гг. // XIV конференция по изучению Скандинавских стран и Финляндии. Тез.

докл. М.;

Архангельск, 2001. С. 115-118.

19. Ладожские торговые люди Немковы и Гиблые // Торговля, купечество и таможенное дело в России в XVI-XVIII вв. Сб. материалов науч.

конф. СПб., 2001. С. 40-45.

20. Магистральные дороги Северо-Запада Новгородской земли в XVI XVII вв. // Очерки исторической географии. Северо-Запад России.

Славяне и финны. СПб., 2001. С. 86-99.

21. Средневековые источники по истории Ладоги // Культура, образование, история Ленинградской области. Науч. практ. конф. Тез.

докл. СПб., 2002. С. 66-70.

22. Новые материалы по истории Ижорского плато // Междунар. конф.

"Культура - сотрудничество: "Прекрасное ведет нас через все мосты" Тез. конф. Извара, 2002. С. 5-9.

23. Городок на Лаве: Первые итоги новых исследований // Ладога и Северная Евразия от Байкала до Ла-Манша. Связующие пути и организующие центры. 6 чтения памяти Анны Мачинской. Сб. статей.

СПб., 2002. С. 199-206.

24. О некоторых сходных тенденциях в русской и британской историографии массовых письменных источников // Массовые источники истории и культуры России XVI-XX вв. Мат-лы XII Всероссийск. конф. "Писцовые книги и другие массовые источники истории и культуры России XVI-XX вв.: проблемы изучения и издания". Архангельск, 2002. С. 257-260.

25. Тесово (исторические исследования и археологические перспективы) // Ладога и ее соседи в эпоху средневековья. СПб., 2002. С. 284-299.

26. Новгородцы и шведы в начале XVII века. Разыскания в Государственном архиве (Стокгольм) // Всемирное слово / Lettre Internationale. № 15. 2002. С. 125-128.

27. Городок на Лаве. Итоги исследований 2001 года // Староладожский сборник. Вып. 5. СПб.;

Старая Ладога, 2002. С. 60-67.

28. Об «изменах» в Новгороде 1611-1616 гг. // Древняя Русь. Вопросы медиевистики. 2003. № 1(11). С. 5-13.

29. К происхождению приказной бюрократии Великого Новгорода в 1611-1617 годы // Генеалогия на Русском Севере: история и современность. Архангельск, 2003. С. 99-114.

30. Осколки тушинского двора на Северо-Западе или кто и сколько пил в Новгороде в 7119 году // Древняя Русь. Вопросы медиевистики. 2003.

№ 4(14). С. 65-67.

31. Новые источники по истории Ладоги в эпоху позднего средневековья // Ладога и истоки российской государственности и культуры. СПб., 2003. С. 226-240.

32. Григорий Никитич Муравьев: Кто создавал условия непрерывной жизни // Ладога – первая столица Руси. 1250 лет непрерывной жизни.

Седьмые чтения памяти Анны Мачинской. Сб. статей. СПб., 2003. С.

125-135.

33. Новые источники по истории Гдова и Гдовского уезда кон. XVI - нач.

XVII вв. // Археология и история Пскова и Псковской земли 2001-2002.

Псков, 2003. С. 143-150.

34. Посвящения сельских церквей XVI-XVIII вв. Северо-Восточной и Северо-Западной Руси. Опыт исследования и сравнительный анализ // Уваровские чтения-V- Материалы научной конференции, посвященной 1140-летию г. Мурома. Муром, 2003. С. 153-160.

35. Новые материалы по истории Ижорского плато // Прекрасное ведет нас через все мосты. Извара, 2004. С. 39-43.

36. Проект создания HTML-базы данных "Новгородцы конца XVI начала XVII вв." // Староладожский сборник. Вып. 6. СПб.;

Старая Ладога, 2003. С. 45-53.

37. Водская пятина. Предисловие // Писцовые книги Новгородской земли (Каталог писцовых книг Русского государства. Вып. 2). М., 2004. С.

147-156.

38. Дозорные описания Старой Руссы и Старорусского уезда в 1611- гг. // Тезисы докладов XIV Всеросс. конф. «Писцовые книги и другие историко-географические источники XVI-XX вв.». СПб., 2004. С. 57 61.

39. Описи и распродажи выморочного, опального и изменничьего имущества в Новгороде начала XVII века // Древняя Русь. Вопросы медиевистики. 2005. № 3 (21). С. 90-91.

40. Балтийские писцовые книги – часть Каммар-архива в Государственном архиве Швеции. Baltic register books – a part of Kammar-archive in the State Archive of Sweden // Санкт-Петербург и Ингерманландия в архивах Швеции. Швеция в архивах Санкт Петербурга. Saint-Petersburg and Ingermanland in Swedish Archives.

Sweden in Saint-Petersburg Archives. St.Petersburg, 2005. С. 224-234.

41. Новгородцы и шведы в начале XVII века. Разыскания в Государственном архиве (Стокгольм) // Северный модерн. Диалог культур. СПб., 2005. С. 124-133.

42. К истории Невского устья в Смутное время // Приневье до Петербурга. СПб, 2006. С. 94-98.

43. К происхождению приказной бюрократии Великого Новгорода XVI XVII вв. // Государственная власть и местное самоуправление в России.

Северо-Западный регион. Материалы науч.-практ. семинара 25- марта 2004 г. Великий Новгород, 2006. С. 41-65.

44. Генеалогическая и историко-географическая заметка о своеземцах // Исследования по истории средневековой Руси. К 80-летию Ю.Г.Алексеева. М.;

СПб., 2006. С. 319-332.

45. Балтийские писцовые книги – часть Каммар-архива в Государственном архиве Швеции // Скандинавские чтения 2004 года.

Этнографические и культурно-исторические аспекты. СПб., 2006. С.

437-449.

46. Псковские и новгородские документы Смутного времени, найденные в коллекциях Militaria и Extranea в Государственном архиве Швеции // Археология и история Пскова и Псковской земли. Семинар имени ак.

В.В.Седова. Материалы LII семинара. Псков, 2007. С. 185-198.

47. Новгородские дьяки 1611-1617 гг. // Вестник молодых ученых. Сер.

«Исторические науки». 2006. № 1. С. 169-179.

48. Новые материалы об идеологической борьбе в годы Ливонской войны // Труды Государственного музея истории Санкт-Петербурга. Вып. 12.

СПб., 2006. С. 34-37.

49. Конфессиональный парадокс Ингерманландии в 1-й половине XVII в.

// Материалы по исследованию религиозной ситуации на Северо Западе России и в странах Балтии. Вып. 4. СПб., 2007. С. 198-205.

50. О росписи новгородских церквей 1615 г. архимандрита Киприана // Материалы по исследованию религиозной ситуации на Северо-Западе России и в странах Балтии. Вып. 4. СПб., 2007. С. 206-212.

51. Об идее строительства города в Невском устье в начале XVI века // Санкт-Петербург и страны Северной Европы. Материалы Девятой ежегод. междунар. науч. конф. СПб., 2008. С. 68-71.

52. Сельское храмовое строительство XVI в. в Тесовской и Залеской десятине Новгородской епархии // Новгородский архивный вестник.

Вып. 7. Вел. Новгород, 2008. С. 297-301.

53. В. А. Фигаровский. Штрихи к портрету ученого // Чтения, посвященные 70-летию Новгородской секции Санкт-Петербургского института истории РАН. Великий Новгород, 2009. С. 49-60.

54. Предисловие // Писцовые и переписные книги Старой Руссы конца XV – XVII вв. М., 2009. С. III-XIX (в соавторстве с И. Ю.

Анкудиновым) 55. Комплекс документов о визите датского принца Юхана в Новгород в августе 1602 г. // Древняя Русь. Вопросы медиевистики. 2009. № 3. С.

101-102.

56. Итоги исследования Тесовского погоста в Водской пятине Новгородской земли // Сельская Русь в IX – XVI веках. М., 2008. С.

333-350.

57. Семья новгородских купцов Иголкиных до Смуты, в Смуту и после нее // Торговля, купечество и таможенное дело в России XVI-XIX вв.

Сб. материалов Второй междунар. науч. конф. Курск, 2009. С. 49-53.

58. О росписи новгородских церквей 1615 г. архимандрита Киприана // Евгений (Болховитинов). Исторические разговоры о древностях Великого Новгорода. В. Новгород, 2009. С. 152-168.

59. За три года до Лжедмитрия: новгородцы на встрече принца Ганса Датского в 1602 году // Новгородика 2008. Материалы научно практической конф. 21-23 сентября 2008 г. В. Новгород, 2009. С. 213 223.

Статьи в иностранных изданиях:

60. 17. sajandi usuline situatsioon Vene-Rootsi piirialal // Metaguset 26.

Tartu, 2005. S. 39-52.

61. Glossary // Accounts of the occupied city. Catalogue of the Novgorod Occupation Archives 1611-1617. Stockholm, 2005. P. 83-89.

62. Политическая жизнь и государев винный погреб в Великом Новгороде в 7119 году // Palaeoslavica. Vol. 13. 2005. Nr. 1. P. 149-157.

63. Staraja Ladoga: A Fate of Medieval Town in the early 21th Century // Security of Archaeological Heritage. Cambridge, 2007. P. 55-61.

Автореферат предоставлен автором и размещен на сайте Северо-Западной археологической экспедиции Лаборатории археологии, исторической социологии и культурного наследия им. профессора Г.С. Лебедева НИИКСИ Факультета социологии СПбГУ.

http://nwae.pu.ru