Система модальности осетинского языка в сопоставительном освещении
На правах рукописи
Выдрин Арсений Павлович СИСТЕМА МОДАЛЬНОСТИ ОСЕТИНСКОГО ЯЗЫКА В СОПОСТАВИТЕЛЬНОМ ОСВЕЩЕНИИ 10.02.20 – сравнительно-историческое, типологическое и сопоставительное языкознание
АВТОРЕФЕРАТ
диссертации на соискание ученой степени кандидата филологических наук
Санкт-Петербург 2011
Работа выполнена в лаборатории типологического изучения языков Института лингвистических исследований РАН Научный руководитель член-корреспондент РАН, профессор Плунгян Владимир Александрович Официальные оппоненты академик РАН, профессор Стеблин-Каменский Иван Михайлович, кандидат филологических наук, доцент Сердобольская Наталья Вадимовна Ведущая организация Институт востоковедения РАН
Защита состоится 31 мая 2011 года в 15 часов 30 мин. на заседании диссертационного совета Д 002.055.01 при Институте лингвистических исследований РАН по адресу: 199053, Санкт-Петербург, Тучков пер., д. 9, конферец-зал.
С диссертацией можно ознакомиться в библиотеке Института лингвистических исследований РАН по адресу: 199053, Санкт-Петербург, Тучков пер., 9.
Автореферат разослан 30 апреля 2011 года.
Ученый секретарь диссертационного совета В. В. Казаковская Диссертационное исследование посвящено изучению системы модальности в современном литературном осетинском языке (восточноиранская группа) в сопос тавительном освещении. Под сопоставительным освещением подразумевается сравнение наиболее интересных в типологическом смысле фактов системы мо дальности осетинского языка с данными языков, близких к осетинскому геогра фически (нахско-дагестанские, адыгские, картвельские, тюркские) и генетически (другие иранские языки).
Целью диссертации является типологически ориентированное и сопостави тельное описание системы модальности осетинского языка.
В качестве объекта исследования выбраны косвенные наклонения, модаль ные конструкции, наиболее употребительные модальные глаголы, отдельные мо дальные частицы, слова и выражения осетинского языка. За рамками работы оста ется изучение основной части модальных частиц, слов и выражений. Не описыва ется сфера употребления индикатива, который в осетинском языке, главным обра зом, передает нулевую (немаркированную) модальность. Взаимодействие модаль ности с другими зонами и категориями (аспект, время, полярность и др.) не рас сматривается в диссертации подробно, поскольку эта тема заслуживает отдельно го исследования.
Предметом исследования являются модальные значения, которые могут вы ражать названные грамматические и лексические средства.
Актуальность работы обусловлена необходимостью расширения представ лений о модальности в языках мира данными языков, которые до сих пор не были предметом типологического рассмотрения. Одним из таких языков является осе тинский.
Научная новизна диссертации заключается в том, что впервые модальность осетинского языка описывается в рамках типологического подхода. Проводится сравнение типологически релевантных особенностей осетинского языка с данны ми ареально близких кавказских и генетически родственных иранских языков.
Основными задачами
диссертации являются:
1) описать в рамках типологического подхода сферу употребления косвенных наклонений осетинского языка;
2) исследовать морфосинтаксические и семантические особенности модаль ных конструкций и наиболее частотных модальных глаголов осетинского языка;
3) выявить в модальности осетинского языка редкие для ирано-кавказского языкового ареала явления;
4) проанализировать пути грамматикализации типологически нетривиальных особенностей модальности осетинского языка.
Исследование опирается на методы, принятые в типологических и полевых работах: анкетирование носителей языка, проверка грамматичности примеров, со ставленных самим исследователем (за время диссертационного исследования бы ло проведено шесть лингвистических экспедиций в различные районы Республики Северной Осетии-Алании), а также лексико-грамматический анализ устных и письменных текстов современного осетинского языка. При сравнении данных осе тинского языка с ареально близкими и генетически родственными языками ис пользовался сопоставительный метод.
Методологической и теоретической базой диссертации являются типологи чески ориентированные исследования модальности — коллективная монография Дж. Байби, Р. Перкинса и В. Пальюки, работы Ф. Палмера, Ф. де Хаана, К. Хенге вельда, Й. Ван дер Ауверы, В. А. Плунгяна, Я. Нёйтса. Принимался во внимание опыт типологически ориентированных описаний модальности в отдельных язы ках, в частности, монографии и статьи А. Хольвута, П. Пьетрандреа, А. Талегани, Ф. Кифера. В диссертации учитываются грамматики и грамматические исследова ния осетинского языка, а также работы, посвященные изучению модальности в осетинском языке, — монография Ф. Д. Техова, докторская диссертация и отдель ные статьи Х. А. Токазова (Таказова), а также исследования Т. З. Козыревой и Ж. Лазара.
Материалом диссертации послужили данные, собранные в ходе полевой ра боты (анкеты, составленные автором диссертации и использованные при опросе 15 носителей осетинского языка), записанные и морфологически проанализиро ванные устные тексты (около 600 предложений на иронском и 1000 предложений на дигорском диалектах осетинского языка 1 ), а также небольшой корпус совре менных письменных текстов осетинского языка (около 4,6 миллиона словоупот реблений). В качестве материала исследования привлекалась художественная ли тература, доступная на сайте www.allingvo.ru. При сравнении особенностей осе тинского языка с другими кавказскими и иранскими языками использовались грамматики и специальные грамматические исследования этих языков.
На защиту выносятся следующие положения.
1. В осетинском языке имеется не засвидетельствованное ранее в типологии модальности грамматическое противопоставление значений внешней и внутрен ней возможности — специализированные конструкции внешней и внутренней возможности. Происхождение конструкции внешней возможности связано с грамматикализацией посессивной конструкции. Конструкция внутренней возмож ности либо существовала у предка осетинского языка (по крайней мере, со времен среднеиранского периода), либо была заимствована им из других восточноиран ских языков среднеиранского периода.
2. В осетинском языке имеется редкий случай грамматикализации модально го значения ‘легко / трудно сделать’ — так называемая фацилитивно-дифицили тивная конструкция, развившаяся из конструкции внешней возможности.
3. В осетинском языке отмечается строгое разграничение семантики модаль ных глаголов между динамической и эпистемической модальностью, которое хотя и не является типологически уникальным, однако кардинально отличает осетин ский от языков «европейского стандарта».
Большинство текстов доступно на сайте www.ossetic-studies.org.
4. Показатели желания любого участника ситуации семантически могут быть связаны не только с модальностью, целью, эмоциями, восприятием и ментальным состоянием (как это было установлено в предыдущих типологических исследова ниях), но и с движением.
5. В осетинском языке обнаружены следующие не отмеченные на семантиче ской карте модальности Й. ван дер Ауверы и В. А. Плунгяна пути грамматикали зации основных модальных значений: развитие значения внутренней возможности из значения будущего времени;
развитие значения эпистемической возможности из лексического значения ‘знать’ в особых контекстах;
развитие значения внешней возможности из посессивного значения;
развитие значения внешней необходимо сти из проспективного значения;
развитие значения деонтической необходимости из эмфатического значения.
6. Установлено, что единственным грамматическим средством выражения повеления в осетинском языке является императив. Конъюнктив выражает близ кое к повелению значение пожелания. В случае причастия на -г императивное значение присуще не самому причастию, а эллиптированному вспомогательному глаголу кнын ‘делать’ (в форме императива), который обязательно восстанавли вается при определенных условиях.
7. Наличие в естественном языке специализированного грамматического по казателя контрфактива не является типологически уникальным явлением (как это предполагалось ранее), в частности, он встречается в некоторых индоевропейских языках — в отдельных иранских и в большинстве современных индоарийских.
8. Типологически универсальных факторов, влияющих на возможность упот ребления показателя с эпистемической или динамической семантикой, практиче ски не существует.
Теоретическая значимость исследования состоит в дополнении семантиче ской карты модальности (Й. ван дер Аувера и В. А. Плунгян) новыми путями грамматикализации основных модальных значений. На примере иранских, индоа рийских и тюркских языков подверглось существенному уточнению утверждение о типологической редкости языков со специализированным показателем контр фактива. В осетинском языке обнаружено не засвидетельствованное ранее в типо логической литературе грамматическое противопоставление значений внутренней и внешней возможности, а также редкий тип грамматикализации модального зна чения ‘легко / трудно сделать’. Уточнен набор основных значений, с которыми могут быть связаны показатели желания любого участника ситуации.
Практическая значимость диссертации заключается в создании дескрип тивного фрагмента грамматики осетинского языка, который может быть исполь зован для составления типологически ориентированной теоретической граммати ки и практических пособий по изучению осетинского языка. Результаты исследо вания модальных глаголов, частиц и выражений могут быть применены при со ставлении словарей осетинского языка. Материал диссертации полезен для лин гвистов, изучающих модальность в типологическом аспекте. Кроме того, опыт со ставления корпуса осетинского языка для целей диссертационного исследования может быть использован при создании будущего более полного корпуса осетин ского языка, что является важной практической задачей современного осетинове дения.
Апробация работы. Результаты исследования обсуждались в докладах, представленных на ежегодных конференциях по типологии и грамматике для мо лодых исследователей (Санкт-Петербург, 2007–2010 гг.), на международной кон ференции «Эргатив и эргативная конструкция в языках мира» (Тбилиси, 21–23 мая 2009 г.), на третьей международной конференции по иранскому языкознанию (Third International Conference on Iranian Linguistics, Париж, 11–13 сентября, 2009 г.) и на международной конференции «Типологически редкие и уникальные явления на языковой карте России» (Санкт-Петербург, 2–4 декабря 2010 г.).
По теме диссертации опубликовано 10 (3,55 п.л.) работ, из них 3 — в издани ях, рекомендованных Высшей аттестационной комиссией РФ.
Структура и объем работы. Диссертация включает 344 страницы машино писного текста и состоит из Введения, 6 глав, Заключения, списка сокращений и списка литературы (279 наименований, из них 111 — на иностранных языках).
Основное содержание работы
Во Введении раскрываются цели и задачи исследования, актуальность и на учная новизна темы, а также описывается методика сбора материала и предлагает ся краткое содержание диссертации.
В первой главе «Семантическая зона модальности» рассматриваются ос новные подходы к описанию модальности в логике, философии и лингвистике.
Наибольшее внимание уделяется типологически релевантным лингвистическим классификациям модальных значений, в частности, обсуждаются классификации, предложенные в коллективной монографии Дж. Байби, Р. Перкинса и В. Пальюки, а также в работах Ф. Палмера и В. А. Плунгяна. Уделяется внимание сложившейся под влиянием трудов Ш. Балли и В. В. Виноградова традиции описания модально сти в ряде отечественных и зарубежных исследований. Рассматриваются пути диа хронического развития основных модальных значений, а также единственная на данный момент семантическая карта модальности, разработанная Й. ван дер Ауве рой и В. А. Плунгяном. Приводятся данные осетинского языка, дополняющие эту карту новыми путями грамматикализации модальных значений.
Модальность в работе понимается как обширная семантическая зона, группи рующаяся вокруг концептов возможности, необходимости и желания и имеющая два центральных типа значений: 1) статус ситуации по отношению к реальному миру и 2) отношение говорящего к ситуации. Значения первого типа в литературе обычно описываются как объективная (ирреальная, агентивная или динамическая) модальность;
значения второго типа — как субъективная (эпистемическая) мо дальность. В зону модальности включается также желание любого участника си туации, которое в некотором роде сочетает оба центральных значения: желать можно только то, что не принадлежит к реальному миру, и то, что оценивается субъектом желания положительно. Таким образом, на основе типологически ори ентированных работ, посвященных изучению семантической зоны модальности, для описания материала осетинского языка предлагается следующая классифика ция основных модальных значений.
1. Динамическая модальность:
(а) внутренняя возможность и необходимость;
(б) внешняя возможность и необходимость;
(б') деонтическая возможность и необходимость.
2. Эпистемическая модальность.
3. Модальность желания.
Динамическая модальность понимается как статус ситуации по отношению к реальному миру (то есть то, как ситуация соотносится с реальностью, например, является ли она возможной или необходимой). Хотя теоретически статус ситуации в реальном мире может оцениваться по любому параметру (например, ‘красиво’, ‘хорошо’, ‘выгодно’, ‘трудно’, ‘возможно’), в естественном языке чаще всего грамматикализуются значения возможности и необходимости, и поэтому именно эти значения являются основными составляющими динамической модальности.
Внутри динамической модальности возможность и необходимость разделяются на внутреннюю и внешнюю. Под внутренней возможностью и необходимостью под разумеваются умения субъекта, его способности, физические возможности, по требности, например: Ксюша может (= ‘способна’) проплыть 50 метров кролем за 30 секунд;
Серафиму нужно ежедневно спать не меньше 8 часов. Под внешней возможностью и необходимостью понимаются внешние обстоятельства, которые позволяют осуществиться ситуации, например: Сейчас пробок нет, и Катя мо жет доехать до аэропорта всего за полчаса;
Юле нужно выйти в 7 часов, чтобы успеть на автобус. У внешней динамической модальности выделяется также ча стный случай — деонтическая модальность (позволение / запрещение, которое обусловлено моральными нормами, общественными установками, например:
Здесь нельзя курить;
Можешь сесть вот сюда).
Под эпистемической модальностью подразумевается оценка говорящим сте пени вероятности осуществления ситуации. В диссертации, в отличие от некото рых типологических работ, эпистемическая модальность понимается как шкала, в которой, в зависимости от описываемого языка, возможно выделение разного ко личества частных значений.
Третья составляющая модальности, желание, подразумевает желание любого участника речевой ситуации. Частным случаем желания можно считать желание (или пожелание) говорящего.
Включение желания в зону модальности объясняется многочисленными се мантическими связями (как синхронными, так и диахроническими) между значе ниями необходимости, возможности и желания 2. Такое решение лучше соответст вует и материалу осетинского языка, в котором основные средства выражения же лания любого участника ситуации (глаголы желания) связаны с модальными гла голами необходимости и возможности семантически (например, глагол хъуын выражает динамическую необходимость и желание) и морфосинтаксически (в ча стности, у глаголов возможности, необходимости и желания смысловой глагол может выступать в форме инфинитива).
Системность модальности осетинского языка проявляется в том, что многие грамматические средства, выражающие модальные значения, не являются специа лизированными, а сочетают в себе разные модальные значения. В качестве яркого примера такой полисемии можно привести косвенные наклонения осетинского языка — некоторые из них сочетают в себе все три перечисленные выше основные Например, толкование частных модальных значений может содержать в себе желание.
Ср. определение внутренней возможности у А. Вежбицкой: ABILITY: I say: if X wants to do it X will do it. Wierzbicka A. The semantics of modality // Folia Linguistica. Acta Societatis Linguisticae Europaeae. — 1987. — Tomus 21 (1). — Pp. 25–43.
значения семантической зоны модальности: динамическую, эпистемическую мо дальность и желание.
Во второй главе «Основные сведения об осетинском глаголе» предлагает ся краткое описание основных сведений об осетинском глаголе в рамках типоло гического подхода. Рассматриваются особенности образования форм всех накло нений и времен, происхождение глагольных окончаний, употребление превербов и частиц глагольного отрицания, особенности сложных глаголов, образование кау зативных глаголов, пассивные и модально-пассивные конструкции, субъектный имперсонал, имперфективно-конативный показатель -цй-, отглагольные дерива ты: причастие прошедшего времени, причастие на -г, конверб на -гй, форма на -н, инфинитив (-ын), причастие будущего времени на -аг, причастие на -г.
В настоящей работе, в отличие от грамматик и предыдущих исследований, в парадигму императива включаются формы 1SG и 1PL, совпадающие с аналогичны ми формами конъюнктива. Основанием для данного решения является то, что дру гие формы конъюнктива самостоятельно не могут выражать повеления, и, таким образом, если не включать формы 1SG и 1PL в парадигму императива, придется констатировать, что побуждение к первому лицу выражается конъюнктивом, а ко всем остальным лицам — императивом. Отнесение к разным парадигмам импера тивных показателей для разных лиц представляется непоследовательным.
Отдельного внимания заслуживает рассмотрение сложных глаголов, которые представляют собой сочетания имени и глагола и характеризуются такими свойст вами как, неотделимость (не допускается перестановка компонентов сложного глагола), неразрывность (между именной и глагольной частью сложного глагола не могут вставляться другие автономные языковые элементы), цельнооформлен ность (преверб и отрицание помещаются в препозиции к сложному глаголу, лич ные окончания присоединяются к глагольной компоненте;
если же речь идет о со четании глагола и дополнения, преверб и отрицание находятся в препозиции к глаголу, личные окончания присоединяются к глаголу) и единое ударение. Выде ленные свойства позволяют различать в осетинском языке сложные глаголы (с арт код-т-а (PREF-огонь делать.PST-TR-PST.3SG) ‘Он развел огонь’) и сочетания простого глагола с его дополнением (арт с-код-т-а (огонь PREF-делать.PST-TR ‘Он развел огонь’) 3.
PST.3SG) Именная компонента сложного глагола не может изменяться по падежам (за исключением экватива), однако в этой функции может выступать имя в косвенном падеже, например: тухн-й марын (PREF-мучение-ABL убивать) ‘заставлять стра дать, мучить’. Такие сложные глаголы с именной компонентой в косвенном паде же представляют собой закрытый класс глагольно-именных словосочетаний, ко торые в современном языке по своим свойствам ничем не отличаются от сложных глаголов с именной компонентой в прямом падеже.
Некоторые факты осетинского языка, приводимые во второй главе, описыва ются впервые, в частности, линейно-синтагматические особенности имперфектив но-конативного глагольного показателя -цй-. -Цй- употребляется только с пре вербными глаголами и ставится после преверба, например, ф-цй-цу-ын ‘от правляться’ (PREF-CON-идти.PRS-INF). При этом -цй- не похож ни на именную часть сложных глаголов (-цй-, в отличие от именной компоненты сложного гла гола, не может употребляться автономно), ни на аффикс, так как -цй- может от деляться от глагола клитиками, в том числе и энклитическими местоимениями:
рба-цй та-иу мм цыд-ис (PREF-цй 1SG.ENCL.ALL идти.PST CONTR-один ‘Он попытался подойти ко мне’. -Цй- отличается также от энклитик, ко PST.3SG) торые, употребляясь с превербными глаголами, не могут стоять между превербом и глаголом.
Третья глава «Косвенные наклонения в осетинском языке» состоит из шести разделов и посвящена исследованию наиболее грамматикализованной фор Примеры из работы Абаев В. И. Грамматический очерк осетинского языка. — Орджони кидзе: Северо-Осетинское книжное издательство, 1959. — С. 90.
мы выражения основных модальных значений — косвенным наклонениям. Ос новной задачей третьей главы является описание сферы употребления косвенных наклонений осетинского языка в рамках типологического подхода.
В первом разделе анализируются работы предшественников и предлагается следующая терминология для обозначения осетинских наклонений: индикатив, императив, конъюнктив, контрфактив 4 и оптатив. Впервые дается краткое описа ние условных, уступительных и целевых конструкций осетинского языка, необхо димое для понимания случаев употребления косвенных наклонений в сложнопод чиненных предложениях.
Второй раздел посвящен описанию сферы употребления императива. Един ственным обнаруженным грамматическим ограничением на образование импера тива является наличие в глагольной форме имперфективно-конативного показате ля -цй-. У осетинского императива есть также лексические запреты: так, невоз можно, например, образование императива от некоторых модальных глаголов, в частности, от хъавын ‘намереваться’, ‘желать’ (однако этот глагол может употреб ляться в форме императива в своем основном значении ‘целиться’) и мблын, который передает значение деонтической возможности и необходимости.
В работе не рассматриваются частные значения повеления, которые, как по казали типологические исследования, в большинстве языков (и осетинский не яв Под контрфактивом имеется в виду наклонение, сфера употребления которого связана главным образом с контрфактическими ситуациями (то есть ситуациями, которые противоречат реальному положению дел), например: Если бы Гена ел каждое утро геркулесовую кашу, у него бы сейчас не было язвы желудка. В грамматиках это наклонение называется прошедшим време нем несовершенного вида сослагательного наклонения, имперфектом конъюнктива, прошедшим временем сослагательного наклонения, старым оптативом, желательно-условным наклонением прошедшего времени, желательным наклонением прошедшего времени.
ляется исключением) не маркируются формально 5. У осетинского императива вы деляется только центральное значение повеления ко второму, первому и третьему лицам. Из семантических подтипов императива в осетинском языке отмечается только императив отдаленного будущего, который выражается энклитикой иу и формой глагола в императиве. Ср.:
(1) Ратт ын-иу давать.IMP.2SG 3SG.ENCL.DAT-IMP.FUT ‘Дай ему (потом)’ (Пример из [Абаев 1959, 106]).
Из супплетивных форм императива рассматривается форма ри, которая оз начает ‘дай мне’ (2). При этом возможно образование регулярной формы импера тива от глагола дттын ‘давать’ — дтт, которая выражает значение ‘дай, пе редай, подари (ему)’ (3).
(2) Голлаг ри тагъд мешок давать.IMP.2SG быстрый ‘Быстро дай мне мешок’ (Мах дуг. — 2004. — № 4).
(3) Цин дтт д дзылл-йн радость давать.IMP.2SG народ-DAT POSS.2SG ‘Дари радость своему народу’ (Т. А. Кокаев. Небесный ключ).
Этимологию супплетивной формы ри предлагается связывать не с глаголом р-ис-ын (PREF-брать.PRS-INF) ‘снять, стащить сверху’ (ср. [Багаев 1965, 314] 6 ), а с древнеиранским *ati- с основами *r-, ria- ‘давать, отдавать’ (возможно из *1аr ‘двигать(ся)’) [Расторгуева, Эдельман 2000, 192–193].
Cр. противоположный подход в работе Токазов Х. А. Значение повелительного наклоне ния в осетинском языке // Проблемы осетинского языкознания. Вып. 1. — Орджоникидзе, 1984. — С. 106–119.
Багаев Н. К. Современный осетинский язык. Часть I (фонетика и морфология). — Орд жоникидзе, 1965.
В осетинском языке не было обнаружено таких транспозиционных употреб лений императива 7, в которых императив являлся бы единственным способом вы ражения данного значения. Из транспозиционных употреблений императива от мечаются следующие: реальное и контрфактическое условие, реальная и контр фактическая уступка, желание говорящего и фактитивный или перформативный оптатив (то есть проклятия и благословения 8 ), возможность и долженствование.
Как известно, выражение значений возможности и долженствования в настоящем и будущем времени с помощью императива встречается в языках мира довольно редко 9. Не исключено, что данное значение развилось у осетинского императива под влиянием русского языка.
Во втором разделе также рассматриваются другие грамматические средства выражения повеления, отмечающиеся в грамматиках осетинского языка — конъ юнктив и причастие на -г. В результате исследования этих средств удалось уста новить, что самостоятельно они не способны выражать повеление. Конъюнктив второго и третьего лица может передавать близкое к повелительному значение пожелания. В случае самостоятельного употребления причастия на -г в повели тельных предложениях значение повеления выражается не самим причастием, а эллиптированным вспомогательным глаголом кнын ‘делать’ в форме императи ва, ср.: Зар-г [кн]-ут! (петь.PRS-PART [делать.IMP]-2PL) ‘Пойте!’. Вспомогатель ный глагол кнын ‘делать’ в этом случае обязательно восстанавливается при пер вом или третьем лице, превербном глаголе (во всех лицах) или при употреблении Транспозиционными являются употребления императива, не связанные со значением по веления. Ср. рус. Будь каждый из нас чуть добрее, мир стал бы значительно лучше ‘Если бы каждый из нас был чуть добрее, мир стал бы значительно лучше’.
Добрушина Н. Р. К типологии оптатива // Плунгян В. А. (ред.). Исследования по теории грамматики. Вып. 1: Глагольные категории. — М.: Русские словари, 2001. — С. 7–27.
Гусев В. Ю. Императив и смежные значения // Семиотика и информатика. — 2002. — Вып. 37. — C. 192.
отрицания. Конструкция из причастия на -г и вспомогательного глагола кнын ‘делать’ используется для выражения эмфазы и далее будет называться эмфатиче ской, например:
(4) М лг й цард-цр-н-бон-т-ы мужчина жизнь-жить.PRS-NMLZ-день-PL-GEN POSS.1SG POSS.3SG нуаз-г код-т-а пить.PRS-PART делать.PST-TR-PST.3SG ‘Пил мой муж всю свою жизнь’ (Мах дуг. — 2004. — № 4).
Третий раздел посвящен рассмотрению семантики конъюнктива, который может употребляться в зависимой части сложных предложений (условных, усту пительных, целевых придаточных, в таксисной конструкции с союзом цалынм ‘пока’, а также в сентенциальных актантах) и в простых предложениях (где конъ юнктив употребляется после частиц и модальных выражений, а также независимо).
Употребление конъюнктива в зависимой части сложных предложений связа но, прежде всего, с отнесенностью ситуации к настоящему или будущему (вклю чая также контексты с придаточными целевыми в ситуации прошлого) и с реаль ностью ситуации.
В простом предложении конъюнктив обязателен только после частицы хъуам ‘нужно’ и только при динамическом значении хъуам. Употребляясь не зависимо, конъюнктив может выражать следующие значения: предположение, пожелание, фактитивный оптатив, делибератив и намерение. Употребление конъ юнктива в простом предложении связано прежде всего с референцией к настоя щему или к будущему.
В четвертом разделе рассматривается сфера употребления контрфактива.
Так же как и конъюнктив, контрфактив может употребляться в сложных предло жениях (условных, уступительных, целевых конструкциях и в сентенциальных ак тантах) и в простых предложениях (после модальных частиц и выражений, а также независимо). В сложных предложениях контрфактив употребляется, главным об разом, при контрфактических ситуациях. В простых предложениях основной функцией контрфактива также остается маркирование контрфактичности, однако отмечаются два употребления, не связанные с этим значением: выражение эпи стемического предположения о ситуации в прошлом и употребление после части цы хъуам ‘нужно’ при референции ситуации к прошлому (сама ситуация может быть как контрфактичной, так и фактичной). В то же время в современном осе тинском языке замечена тенденция к исчезновению у этого наклонения некоторых неконтрфактических значений и к его превращению в специализированное контр фактическое наклонение. В частности, у контрфактива практически утеряно зна чение хабитуального действия в прошлом (отмеченное в предыдущих исследова ниях на материале текстов из Нартского эпоса и художественной литературы пер вой половины 20 в.).
В типологических исследованиях контрфактичности [Lazard 1998;
2006] 10 от мечается, что это значение крайне редко имеет специализированные грамматиче ские средства выражения. Как правило, показатель, использующийся для передачи контрфактичности, имеет также ряд других, неконтрфактических значений. В свя зи с этим заслуживают внимания данные отдельных иранских языков (татский, та лышский, парачи), где обнаруживается специализированное контрфактическое наклонение, а также территориально близких к ним тюркских и индоарийских языков, для которых специализированный контрфактив является характерной языковой особенностью. Представленный в четвертом разделе материал дает ос нования для сомнения в верности выдвинутого ранее тезиса о типологической редкости языков со специализированным контрфактическим показателем или на клонением.
Lazard G. L’expression de l’irrel: essai de typologie // L. Kulikov, H. Vater (eds.). Typology of Verbal Categories: Papers presented to Vladimir Nedjalkov on the occasion of his 70th birthday.
Linguistische Arbeiten, 382. — Tbingen: Niemeyer, 1998. — Pp. 413–424;
Lazard G. More on coun terfactuality, and on categories in general // Linguistic Typology — 2006. — Vol. 10 (1). — Pp. 61–66.
В пятом разделе рассматривается употребление оптатива. Оптатив, так же как и все другие косвенные наклонения осетинского языка, может употребляться как в простых, так и в сложноподчиненных предложениях. Однако, в отличие от других косвенных наклонений, употребление оптатива в сложных предложениях не является обязательным и непосредственно связано только с выражением значе ния желания говорящего. При независимом употреблении оптатив может переда вать следующие значения: желание говорящего, внутренние колебания (или раз мышления) говорящего, носящие характер внутренней речи, вежливая просьба, гипотетическая внутренняя возможность, любопытство говорящего относительно ситуации в настоящем или в будущем. Оптатив обязательно употребляется только в специальной конструкции, выражающей значение адмиратива в прошлом, кото рая состоит из союза куы (основные значения союза — ‘когда’, ‘если’) и глагола в форме оптатива, например:
(5) знон з ба-цыд-тн Гост-м м дзы куы вчера я Гошт-ALL и там когда/если PREF-идти.PST-PST.1SG фе-н-ин дыуу уаздж-ы два гость-GEN PREF-видеть.PRS-OPT.1SG ‘Вчера я зашел к Гошту и вдруг вижу там двух гостей’ 11.
В шестом разделе предлагается сравнительный анализ употреблений косвен ных наклонений в осетинском языке. Распределение конъюнктива и контрфактива в придаточных предложениях связано, соответственно, с реальностью и контрфак тичностью ситуации. Оптатив и императив в зависимых предикациях в некотором роде сочетают в себе функции конъюнктива и контрфактива и могут употреблять ся как в реальных, так и в контрфактических предложениях. Однако, в отличие от конъюнктива и контрфактива, употребление оптатива в придаточных предложе ниях не является обязательным и связано с выражением центрального значения оптатива — желания говорящего. Таким образом, оптатив в осетинском языке Примеры, не имеющие ссылки на источник, получены от носителей осетинского языка.
может быть назван «семантическим наклонением», в отличие от конъюнктива и контрфактива, которые имеют как семантические, так и синтаксические употреб ления. Императив также является преимущественно «семантическим наклонени ем», тем не менее, у этого наклонения отмечаются некоторые синтаксические функции — такие как употребление в бессоюзных условных и уступительных придаточных.
Рассматривая независимые употребления наклонений осетинского языка, следует прежде всего отметить, что конъюнктив употребляется только в ситуаци ях, относящихся к плану будущего или настоящего;
контрфактив же используется только в контрфактических ситуациях или в ситуациях, относящихся к плану прошлого. Таким образом, сферы употребления конъюнктива и контрфактива противопоставляются не только в сложных предложениях, но и в простых. Импе ратив и оптатив, употребляясь независимо, выражают, главным образом, значения повеления (императив) и желания говорящего (оптатив) и имеют референцию только к настоящему или будущему.
Следует отметить, что осетинский язык противопоставляет значения собст венно оптатива (выражается формами оптатива) и так называемого фактитивного или перформативного оптатива (термин Н. Р. Добрушиной;
выражается формами императива или конъюнктива), что, скорее всего, является результатом влияния языков Кавказского региона.
Также обращает на себя внимание то, что осетинский оптатив, употребляясь независимо, выражает, главным образом, контрфактическое желание говорящего.
Реальное желание говорящего обычно выражается в осетинском языке лексически.
Четвертая глава «Динамическая модальность» состоит из трех разделов и посвящена грамматическим и основным лексическим средствам выражения дина мической модальности в осетинском языке (модальные глаголы).
В первом разделе рассматриваются значения внутренней и внешней возмож ности, а также частный случай внешней возможности — деонтическая возмож ность. Отдельные значения динамической возможности могут выражаться в осе тинском языке морфологически, лексически и синтаксически. Среди морфологи ческих способов выделяется потенциальный суффикс -хъом, выражающий внут реннюю возможность, а также некоторые косвенные наклонения (императив, контрфактив и оптатив) и будущее время, которые могут передавать отдельные значения динамической возможности. Из лексических средств выражения дина мической возможности подробно рассматриваются следующие модальные глаго лы: мблын (деонтическая возможность и необходимость), фразын (внутрен няя возможность), архсын (внутренняя возможность), зонын (внутренняя воз можность);
а также модальная конструкция с бон увын (букв. ‘сила есть’), с по мощью которой могут выражаться все выделяемые в диссертации значения воз можности: внутренняя, внешняя, деонтическая и эпистемическая.
Наибольший интерес представляют две специализированные модальные кон струкции, передающие отдельные значения динамической возможности — конст рукция внешней возможности и конструкция внутренней возможности. Конструк ция внешней возможности состоит из отглагольного имени на -н, вспомогатель ного глагола увын ‘быть’ в 3SG (в настоящем времени индикатива используется экзистенциальная связка и(с)), а также (факультативно) Принципала (в терминоло гии А. Е. Кибрика [2005]), который маркируется дативом, например:
(6) Мнн сум-райсом нуаз-н н-й я.DAT утром-утро пить.PRS-NMLZ NEG-EXT ‘Рано утром мне нельзя пить’ (= ‘запрещено’) (пример из работы [Техов 1970, 81]).
Вторая конструкция состоит из инфинитива, стоящего в дативе, и вспомога тельного глагола увын ‘быть’, который согласуется в лице и числе с подлежа щим, например:
(7) (з) рув-ын-н нал дн я полоть.PRS-INF-DAT больше.не быть.PRS.1SG ‘Я больше не могу (= не в состоянии) полоть’ (пример из работы [Техов 1970, 83]).
В диссертационном исследовании описываются свойства этих конструкций и проводится сравнение особенностей конструкций возможности в осетинском язы ке с дативно-инфинитивной конструкцией в русском языке (Президент был уве рен, что ему не выиграть следующие выборы).
Семантически конструкции возможности осетинского языка имеют более специализированное значение, чем дативно-инфинитивная конструкция в рус ском, которая, помимо возможности, может передавать значения желания и поже лания (например, Мне бы только смотреть на тебя!). В то же время, значение возможности у дативно-инфинитивной конструкции в русском языке обычно воз никает при наличии отрицания. В осетинском языке употребление отрицания не обязательно в конструкциях возможности (хотя и отмечается бльшая частотность употребления конструкции со значением внешней возможности в отрицательных контекстах).
Существование конструкций возможности в осетинском языке позволяет об наружить типологически важное грамматическое противопоставление внутренней и внешней возможности. Согласно данным, представленным в типологических работах по модальности, а также в грамматиках изученных в рамках типологиче ского подхода европейских языков, значения внутренней и внешней возможности в конкретном языке могут противопоставляться (а) лексически (ср. оппозицию предикатива можно и глагола уметь в русском языке);
(б) лексическо-морфоло гически — одно из модальных значений выражается лексически, а другое — мор фологически;
такая ситуация наблюдается, например, в венгерском языке, где гла гол tud ‘знать’, ‘мочь, быть в состоянии’ в подавляющем числе случаев выражает только внутреннюю возможность, а суффикс потенциалиса -hat / -het может пере давать только значение внешней возможности, ср. (8)–(9);
(в) не противопостав ляться вовсе — например, если оба значения выражаются полисемичным модаль ным глаголом или одним и тем же морфологическим показателем, как, например, в согдийском (восточноиранский, мертвый), где отдельные значения возможности выражаются только так называемыми потенциальными формами глагола (ср. при меры (10)–(11), в которых эти формы выделены полужирным).
(8) Anna tud zongorzni Ann be.able.to play.the.piano ‘Ann can play the piano’ (пример из работы [Kiefer 1988, 393]) ‘Аня умеет играть на фор тепьяно’.
(9) Ann zongorz-hat Ann play.the.piano-POT ‘Ann may play the piano’ (пример из работы [Kiefer 1988, 393]) ‘Аня может (= разрешено) поиграть на фортепьяно’.
(10) L’ ’nx’t L’ ZY nvst-w -’m встать.PST и сесть.PST-POT быть.PRS-PRS.1SG NEG NEG ‘I can neither get up or sit down’ (пример из работы [Sims-Williams 2007, 378]) ‘Я не могу ни встать, ни сесть’.
(11) ’rty ’yw w’t’r w’n’kw L’ yrt -’y ZKZY n’nyw и один творение такой находить.PST быть.PRS-PRS.3SG который другой NEG m’twh ’WZY ’By’ L’ wm’t-’y мать или отец быть-IRR.2.3SG NEG ‘and such beings are not to be found, who were not mothers or fathers (etc.) to someone else’ (пример из работы [Gershevitch 1961, 123]) ‘невозможно было найти таких существ, кото рые не были бы отцами или матерями кого-то другого’.
Обнаруженные в осетинском языке конструкции возможности представляют собой не засвидетельствованный ранее случай грамматического противопоставле ния значений внутренней и внешней возможности, когда каждое из основных зна чений динамической возможности выражается специализированной конструкцией.
Среди ареально близких к осетинскому кавказских языков и генетически род ственных иранских (как мертвых, так и современных) не обнаруживается проти вопоставления значений внешней и внутренней возможности, выражающегося с помощью специализированных морфологических показателей или конструкций.
Однако в ряде восточноиранских языков среднеиранского периода (хотаносак ский, хорезмийский и согдийский) имеются конструкции, сходные с осетинской конструкцией внутренней возможности. Данное обстоятельство позволяет пред положить, что конструкция внутренней возможности либо существовала у предка осетинского языка (по крайней мере, со времен среднеиранского периода), либо была заимствована им из других восточноиранских языков среднеиранского пе риода.
Конструкция внешней возможности развилась в осетинском языке из посес сивной конструкции, которая состоит из глагола увын ‘быть’ (в презенсе исполь зуется экзистенциальная связка и(с)), посессора в дативе (12) (в случае неотчуж даемого обладания) или аллативе (в случае отчуждаемого обладания) и обладае мого в номинативе.
(12) М мад-ы мад-н бир саби-т уыди мать-GEN мать-DAT много ребенок-PL.NOM быть.PST.3SG POSS.1SG ‘У моей бабушки было много детей’ (пример из работы [Belyaev 2010, 315]).
При дальнейшей грамматикализации конструкции неотчуждаемого облада ния в качестве обладаемого начинает выступать нефинитная форма глагола на -н, посессор превращается в Принципал, а значение самой конструкции меняется на значение внешней возможности.
Обнаруженный в осетинском языке сценарий развития значения внешней возможности из посессивного значения дополняет семантическую карту модаль ности Й. ван дер Ауверы и В. А. Плунгяна новым путем грамматикализации. Ра нее на семантической карте модальности для значения ‘иметь’ отмечалась только грамматикализация значения внешней необходимости, ср., например, англ. have и have to.
В осетинском языке был также обнаружен редкий случай грамматикализации значения ‘легко / трудно совершить действие’ — специальная фацилитивно-дифи цилитивная конструкция (от лат. facilis ‘легкий’ и difficilis ‘трудный’), состоящая из отглагольного имени на -н, прилагательного зын ‘трудный’ или нцон ‘лег кий’ и вспомогательного глагола увын ‘быть’, который в случае переходного глагола согласуется с Пациентивом (термин А. Е. Кибрика [2005]) в лице и числе (при непереходном глаголе вспомогательный глагол всегда находится в форме 3SG);
при эксплицитном выражении Принципал маркируется дативом, например:
(13) Ацы фыс-т нын зын рц-ахс-н сты этот баран-PL.NOM 1PL.ENCL.DAT трудный быть.PRS.3PL PREF-ловить.PRS-NMLZ ‘Нам трудно поймать этих баранов’.
Фацилитивно-дифицилитивная конструкция не упоминается ни в граммати ках, ни в специальных исследованиях модальности осетинского языка. В других иранских языках не обнаружено специализированных средств выражения фацили тивного или дифицилитивного значения. Из географически близких к осетинскому кавказских языков грамматикализация этого значения замечена только в адыгей ском языке, где существуют специальные суффиксы фацилитива (-гъошlу) и ди фицилитива (-гъуай).
Фацилитивно-дифицилитивная конструкция в осетинском языке происходит из конструкции внешней возможности (6). Фацилитивно-дифицилитивная конст рукция и конструкция внешней возможности связаны как формально (только в этих конструкциях употребляется отглагольная форма на -н), так и семантически (в фацилитивно-дифицилитивной конструкции иногда усматривается значение динамической возможности).
Второй раздел посвящен описанию основных средств выражения динамиче ской необходимости в осетинском языке. Динамическая необходимость может выражаться в осетинском морфологически (с помощью форм императива второго лица 12 ), лексически (отдельными модальными глаголами, например, хъуын, Ф. Д. Техов отмечает, что значение необходимости передается также формами конъ юнктива, контрфактива и субъектного имперсонала (в нашей терминологии) [1970, 83–95]. Од нако в результате анализа указанных средств удалось установить, что в современном осетин мблын и частицами, например, хъуам ‘нужно’), а также с помощью специаль ных конструкций. Наибольшее внимание в диссертации уделяется описанию сле дующих конструкций: (а) пассивно-долженствовательная конструкция, состоящая из причастия будущего времени, образованного обычно от морфологически пере ходного глагола, и вспомогательного глагола увын ‘быть’, который согласуется с пациенсом в лице и числе;
агенс при этом маркируется дативом (14);
(б) конст рукция деонтической необходимости, состоящая из причастия на -г (при пере ходном или непереходном глаголе) или деепричастия на -гй (только в случае непереходного глагола) и вспомогательного глагола увын ‘быть’, который при переходном глаголе согласуется с Пациентивом, а при непереходном глаголе вы ступает в форме 3SG;
в обоих случаях Принципал маркируется дативом (15);
(в) конструкция неизбежности, состоящая из отрицательной частицы н ‘без’, причастия на -г и вспомогательного глагола увын ‘быть’ в неизменяемой форме 3SG с глагольным отрицанием (16).
(14) М бон цу-ын н ба-уыдзн, горт-м сымахн сила идти.PRS-INF город-ALL вы.DAT POSS.1SG NEG PREF-быть.FUT.1SG уыдзынн хсс-ин-аг быть.FUT.1SG нести.PRS-INF-SUF ‘Я не смогу идти, вам придется нести меня до города’ (http://www.allingvo.ru/PROSE/ mat teo_falkone.htm).
(15) Сргълууг куы рба-хиз-а кълас-м, директор когда класс-ALL PREF-лезть.PRS-CONJ.3SG уд дун сы-ст-г у то ты.DAT быть.PRS.3SG PREF-вставать.PRS-PART ‘Когда в класс входит директор, ты должен встать’.
ском языке ни конъюнктив, ни контрфактив, ни субъектный имперсонал самостоятельно не мо гут выражать динамическую необходимость.
(16) цыфнды карз м вирхъау хыл-н др любой яростный и страшный драка-DAT FOC н ба-уром-г н уыди без быть.PST.3SG PREF-останавливать.PRS-PART NEG ‘[Если женщина между двух дерущихся мужчин бросает свой платок,] любую, даже самую яростную и неожиданную драку, нельзя было не остановить’ (Мах дуг. — 2002. — № 1).
Пассивно-долженствовательная конструкция передает, прежде всего, значе ние внешней необходимости. Конструкция деонтической необходимости выража ет необходимость, обусловленную моральными или общественными установками.
Конструкция неизбежности употребляется для выражения частного значения внешней необходимости, а именно, значения «сильной необходимости», неотвра тимости совершения действия. В отдельных случаях конструкция неизбежности может выражать деонтическую необходимость, а в будущем и прошедшем време ни может передавать также значение эпистемической высоковероятной оценки со стороны говорящего, например:
(17) На-уд, дам, хст куы ра-къах-ой дуне-змнтг мол война если мир-бунтовщик NEG-быть.IMP.3SG PREF-копать.PRS-CONJ.3PL коммунист-т, уд уын у ракетон баз коммунист-PL.NOM то 2PL.ENCL.DAT ракетный база POSS.2PL н хс-г н уыдзн без стрелять.PRS-PART быть.FUT.3SG NEG ‘А то, говорит, если войну затеют мятежные коммунисты, ваша ракетная база обязательно будет обстреляна’ (букв. ‘нельзя будет не обстрелять вашу ракетную базу’) (Б. М. Гусалов.
И воздастся каждому).
Конструкция неизбежности происходит из сочетания причастия на -г, имеющего частицу отрицания н ‘без’, с отрицательной формой глагола увын ‘быть’, например:
(18) з Хъулагъар-ы н нымай-г н дн я Кулагар-GEN без считать.PRS-PART быть.PRS.1SG NEG ‘Я считаюсь с мнением Кулагара’ букв. «Я не являюсь не считающимся с Кулагаром» (Мах дуг. — 2005. — № 7).
Интересными представляются пути грамматикализации пассивно-долженст вовательной конструкции из проспективной (19) и конструкции деонтической не обходимости из эмфатической конструкции (4). Эти типы развития основных мо дальных значений не учитываются на семантической карте модальности Й. ван дер Ауверы и В. А. Плунгяна.
(19) Уыдон сты дуне с-хи ба-кн-ин-аг они быть.PRS.3PL мир POSS.3PL-RFL PREF-делать.PRS-INF-SUF ‘Они намерены захватить весь мир’ (пример из работы [Техов 1970, 96]).
Примечательно, что во многих рассмотренных в четвертой главе модальных конструкциях осетинского языка (в частности, в пассивно-долженствовательной и в фацилитивно-дифицилитивной конструкции, а также в конструкции деонтиче ской необходимости) согласование вспомогательного глагола происходит с паци ентивным участником, что позволяет предположить их связь с пассивными конст рукциями.
В третьем разделе проводится сравнение модальных конструкций осетин ского языка с пассивными, в результате которого делается вывод, что как мини мум одна из модальных конструкций (а именно, пассивно-долженствовательная) может считаться пассивной в собственном смысле.
Модально-пассивные конструкции в разноструктурных языках с типологиче ской точки зрения практически не исследованы. Тем не менее, на основе материа ла хорошо изученных европейских языков, обладающих модально-пассивными конструкциями, может сложиться мнение, что эти конструкции могут отличаться от модально-нейтральных пассивных только следующими свойствами: невозмож ностью выражения агенса, практически обязательным употреблением отрицания или качественных наречий, а также аспектуально-темпоральными ограничениями.
Примечательно, что модально-пассивные и модально-нейтральные пассивные конструкции осетинского языка различаются другими свойствами: типом падеж ного маркирования агенса, возможностью образования некоторых модально-пас сивных конструкций от непереходных глаголов и невозможностью использования в модально-пассивных конструкциях одного из вспомогательных глаголов (кото рый, однако, может употребляться в модально-нейтральных пассивных конструк циях). Обнаруженные данные осетинского языка делают перспективным дальней шее типологическое изучение модально-пассивных конструкций в разноструктур ных языках.
Пятая глава посвящена рассмотрению эпистемической модальности. Пока затели эпистемической модальности не только нередко развиваются из показате лей динамической модальности (что не раз отмечалось в типологических исследо ваниях модальности), но и довольно часто, особенно в языках «европейского стандарта», вместе с эпистемическим значением сохраняют значение динамиче ской модальности [van der Auwera, Ammann, Kindt 2005] 13. В связи с этим пред ставляется интересным определить те контексты, в которых полисемичные мо дальные показатели выражают только динамическую или только эпистемическую модальность. В ряде предыдущих работ 14 отмечается, что у полисемичного мо дального показателя на выбор динамического и эпистемического значения могут влиять следующие факторы: вопросительность, отрицательная полярность, лицо субъекта, контролируемость ситуации субъектом, одушевленность субъекта, фо van der Auwera J., Ammann A., Kindt S. Modal polyfunctionality and Standard Average European // A. Klinge, H. H. Mller (eds.). Modality: Studies in Form and Function. — London: Equi nox, 2005. — Pp. 247–272.
См., например, монографию Pietrandrea P. Epistemic Modality: Functional Properties and the Italian System. Studies in Language Companion Series. Volume 74. — Amsterdam;
Philadelphia:
John Benjamins Publishing Company, 2005. — 232 p.
кус, косвенное наклонение, акциональная и аспектуальная характеристики пред ложения, употребление модального показателя в протасисе условных предложе ний, а также экстралингвистические факторы. В результате исследования пере численных выше факторов приходится констатировать, что многие из них не но сят универсальный характер. В частности, показатели только динамической мо дальности могут употребляться в частных вопросах, в утвердительных предложе ниях при фокусе на модальном показателе, а также в придаточных цели и време ни;
выражение же только эпистемической модальности возможно в экзистенци альных предложениях. Большинство ранее выделенных параметров свидетельст вуют лишь о частотности выражения эпистемического или динамического значе ния в тех или иных контекстах.
В осетинском языке отсутствуют специализированные грамматические сред ства выражения эпистемической модальности. Однако отдельные значения этого вида модальности могут передаваться будущим временем, конъюнктивом, контр фактивом, а также с помощью конструкции неизбежности (17).
Из лексических средств выражения эпистемической модальности в диссерта ции рассматриваются следующие: частица кд, модальные выражения чи зоны ‘может быть’ (букв. «кто знает») и гнн ис ‘возможно’ (букв. «возможность есть»), частица хъуам ‘нужно’ и модальная конструкция с бон увын ‘мочь’. За служивает внимания грамматикализация чи зоны (букв. «кто знает») в специали зированный лексический показатель эпистемической возможности. На семантиче ской карте модальности среди предмодальных значений, способных грамматика лизовываться в показатели эпистемической возможности, отмечается лишь близ кое к осетинскому случаю значение ‘я не знаю’.
Единственным обнаруженным в осетинском языке лексическим средством, способным выражать и динамическую, и эпистемическую модальность, является бон увын ‘мочь’ (букв. ‘сила есть’). Такая специализированность лексических средств выражения основных видов модальности кардинально отличает модаль ные глаголы осетинского языка от модальных глаголов языков «европейского стандарта», которые, как правило, сочетают в себе динамическую и эпистемиче скую модальность [van der Auwera, Ammann, Kindt 2005].
Шестая глава посвящена анализу модальности желания любого участника ситуации. Частным значением этого вида модальности можно считать желание го ворящего, а также фактитивный оптатив. В осетинском языке желание говорящего может выражаться формами оптатива и контрфактива. Значение фактитивного оп татива передается в осетинском языке императивом второго и третьего лица, а также конъюнктивом во всех лицах.
Единственными обнаруженными в осетинском языке языковыми средствами, способными выражать желание любого участника ситуации, являются лексиче ские единицы — глаголы желания. Наиболее употребительными глаголами жела ния являются следующие: фндын ‘хотеть’, цуын ‘хотеться’ (основное значение ‘идти’), хъуын ‘хотеть’ (основное значение ‘быть нужным, недоставать’), бллын ‘сильно желать, мечтать’ и хъавын ‘хотеть’ (также ‘намереваться’ и ‘целиться’). В диссертации рассматриваются морфосинтаксические и семантические особенно сти названных глаголов желания. Описываются случаи употребления этих модаль ных глаголов в ситуации равносубъектного (субъекты желания и желаемой ситуа ции совпадают) и разносубъектного (субъекты желания и желаемой ситуации не совпадают) желания. Осетинские глаголы желания сравниваются с основными значениями глагола хотеть в русском языке.
В результате исследования в осетинском языке обнаружено лексическое про тивопоставление значений ‘контролируемое желание’ (глагол фндын) vs. ‘некон тролируемое желание’ (глагол цуын), а также ‘желание ситуаций’ (фндын) vs.
‘желание предметов’ (хъуын).
В работах, посвященных типологическому изучению желания 15, отмечается, что показатели, выражающие желание любого участника ситуации, семантически могут быть связаны только со следующими тремя зонами — ‘модальность’, ‘цель’, ‘эмоции / восприятие’ (а также ‘ментальное состояние’). В этом отношении типо логически ценным является обнаружение в осетинском языке глагола желания (цуын), основное значение которого связано не с перечисленными тремя зонами, а с движением, ср. следующие примеры:
(20) Мнм хр-ын ппын-др н цу-ы я.ALL есть.PRS-INF совсем-FOC идти.PRS-PRS.3SG NEG ‘Мне совсем не хочется есть’.
(21) Геор рынчындон-м а-цыд Георгий больница-ALL PREF-идти.PST.3SG ‘Георгий пошел в больницу’.
В Заключении обобщаются описанные в работе факты осетинского языка, а также суммируются типологически релевантные особенности осетинской модаль ной системы.
Основные положения и научные результаты диссертации отражены в следующих публикациях.
I. Работы, опубликованные в ведущих рецензируемых научных изданиях и изданиях, определенных Высшей аттестационной комиссией РФ:
1. Выдрин А. П. Контрафактив в иранских языках // Acta Linguistica Petropoli tana. Труды Института лингвистических исследований РАН / Отв. ред. Н. Н. Ка занский. — Т. 6, Ч. 3. — СПб.: Наука, 2010. — С. 31–38.
В частности, Ханина О. В. Желание: когнитивно-функциональный портрет // Вопросы языкознания. — 2004. — № 4. — С. 122–155.
2. Выдрин А. П. Грамматические способы выражения внутренней и внешней возможности в осетинском языке // Acta Linguistica Petropolitana. Труды Института лингвистических исследований РАН / Отв. ред. Н. Н. Казанский. — Т. 4, Ч. 2. — СПб.: Наука, 2008. — С. 34–42.
3. Выдрин А. П. (рец.). Б.Я. Островский. Вопросы грамматической семантики глагола языка дари. М.: Гуманитарий, 2004. — 380 с. // Вопросы языкознания. — 2006. — № 2. — С. 128–133.
II. Работы, опубликованные в других изданиях:
4. Выдрин А. П. Условные конструкции в осетинском языке // Четвертая кон ференция по типологии и грамматике для молодых исследователей: Материалы.
Санкт-Петербург, 1–3 ноября 2007. — СПб.: Нестор-История, 2007. — С. 51–55.
5. Выдрин А. П. О лексическо-синтаксических способах выражения реальных и ирреальных значений (на материале осетинского языка) // Известия Северо Осетинского института гуманитарных и социальных исследований им. В. И. Абаева ВНЦ РАН и правительства РСО-А. — 2009. — Вып. 3 (42). — С. 171–182.
6. Выдрин А. П. Современный осетинский язык: опыт полевого изучения // Вестник Российского Гуманитарного Научного Фонда. — 2009. — Вып. 1 (54). — С. 176–182.
7. Выдрин А. П. Выражение императивного значения в осетинском языке // Проблемы филологии. Язык и литература. — 2010. — № 4. — С. 73–89.
8. Выдрин А. П. Фацилитивно-дифицилитивные показатели и конструкции (на материале языков кавказского региона) // Типологически редкие и уникальные явления на языковой карте России: Тезисы докладов международной научной конференции. Санкт-Петербург, 2–4 декабря 2010 г. — СПб.: Нестор-История, 2010. — С. 14–16.