Современный танец в культуре хх века: смена моделей телесности
На правах рукописи
Курюмова Наталия Валерьевна СОВРЕМЕННЫЙ ТАНЕЦ В КУЛЬТУРЕ ХХ ВЕКА:
СМЕНА МОДЕЛЕЙ ТЕЛЕСНОСТИ Специальность 24.00.01 – Теория и история культуры
АВТОРЕФЕРАТ
диссертации на соискание ученой степени кандидата культурологии Екатеринбург 2011
Работа выполнена на кафедре социально-гуманитарных дисциплин НОУ ВПО Гуманитарный университет Научный руководитель доктор философских наук
Брандт Галина Андреевна Официальные оппоненты доктор философских наук, профессор Костерина Алла Борисовна кандидат философских наук, доцент Немченко Лилия Михайловна Ведущая организация Институт философии и права УрО РАН
Защита состоится « 20 » сентября 2011 г. в часов на заседании диссертационного совета Д 212.285.20 при ФГАОУ ВПО «Уральский федеральный университет имени первого Президента России Б.Н. Ельцина» по адресу: 620000, г. Екатеринбург, пр. Ленина, 51, комн.
С диссертацией можно ознакомиться в научной библиотеке ФГАОУ ВПО «Уральский федеральный университет имени первого Президента России Б.Н. Ельцина»
Автореферат разослан «»2011 года
Ученый секретарь диссертационного совета доктор социологических наук, профессор Л. С. Лихачева
ОБЩАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА РАБОТЫ
Актуальность темы исследования: современный танец – одна из «горячих точек» современной художественной культуры, в том числе – отечественной. С одной стороны, феномен современного танца вызывает активный общественный интерес, наблюдается своеобразная мода на это искусство, а с другой – именно он провоцирует самые противоречивые реакции как со стороны зрителя, так и критики.
Между тем, теория современного танца и система методов его исследования находятся в начале процесса становления (во всяком случае, в специализированной литературе на русском языке). Традиционные методы, разработанные в балетоведении и истории классического танца, рассматривающие, в первую очередь, вопросы художественной формы, ее законов и свойств, строения и структуры, особенностей языка и образно символических значений, не дают адекватного понимания природы современного танца. Возникший в недрах неклассической культуры, нацеленный на сближение с эмпирической реальностью, преодоление установленных ранее художественных границ, современный танец, который чутко реагирует на изменения антропологических параметров человека в постоянно меняющейся культуре, требует более широкого, культурологического подхода.
В качестве методологической основы в данном исследовании используется инструментарий, сложившийся в философском дискурсе телесности XX в. Данный подход был продиктован спецификой явлений современного танца, который, возникнув на рубеже XIX–XX в., становится способом невербального, пластического «осмысления» происходящего в культуре «поворота» к телу и к телесному, тактильному восприятию мира. Сам же этот поворот становится следствием парадигмального сдвига от европейской культуры Нового времени – к культуре современной, модернистской;
от классического типа рациональности – к неклассическому. В искусстве танца этот сдвиг выразился в переходе от сложных хореографических форм классического балета, которые являются пластическим воплощением классического дуализма тела и души, тела и духа, к специфическим структурам современного танца, исследующим телесность современного человека;
от тела, понимаемого функционально, в качестве инструмента создания идеального художественного образа, – к телу как субстанции, как самодостаточному источнику значений и смыслов.
Сопоставление двух изоморфных неклассической культуре дискурсов:
философского дискурса телесности и, своего рода, невербального дискурса тела в современном танце – открывает новые исследовательские возможности для аналитики явлений современного танца как специфического и адекватного способа трансляции-конструирования значений соматизированной неклассической культуры.
Степень научной разработанности В отечественной литературе получил всестороннее осмысление прежде всего феномен классического танца. Исследованиям его исторического становления, тематической, образной специфики посвящены монографии и статьи крупных историков и теоретиков хореографического искусства: Л. Д.
Блок, А. Л. Волынского, В. М. Гаевского, Г. Н. Добровольской, П. М. Карпа, В.
М. Красовской, М. Е. Константиновой, О. В. Петрова, Е. Я. Суриц;
Ф. Блейер, А. Киссельгофф и др. Работы отечественных исследователей посвящены и философским аспектам танца: И. А. Герасимова рассматривает танец с точки зрения соотнесенности эстетически выраженной телесной динамики с мышлением и осознанием;
П. Г. Лебедева – архитектонику и семантику классического балета с точки зрения теории архетипа психоаналитической философии К. Юнга.
Работ, посвященных современному танцу и различным подходам к нему, на русском языке гораздо меньше. Мы можем назвать в первую очередь монографию Е. Я. Суриц «Балет и танец в Америке», имеющую важное информационное и исторически-систематизирующее значение. Далее – монографию группы авторов В. В. Козлова, А. Е. Гиршона и Н. И. Веремеенко «Интегративная танцевально-двигательная терапия». Для нашего исследования особо ценными в этой работе являются обширные сведения о теории современного танца XX в. Книга «Диалоги о российском современном танце» Е. Васениной, написанная в жанре интервью, представляет попытку осмысления отечественного современного танца ведущими его представителями.
Большую часть текстов на русском языке, посвященных современному танцу, составляют критические статьи и рецензии отечественных критиков и журналистов, публикуемые в специализированных и неспециализированных периодических изданиях (печатных и электронных), например, публикации отечественных критиков О. Гердт, А. Гордеевой, М. Крыловой, Т. Кузнецовой, Л. Барыкиной, Н. Колесовой и др.
В зарубежном искусствознании тема современного танца разработана более основательно. В данном исследовании мы обращались в первую очередь к англоязычным изданиям и публикациям, проясняющим и уточняющим вопросы истории и теории американского и европейского модернистского танца, танца постмодерн, contemporary dance. Например, к работе Джека Андерсона (Jack Anderson) «Искусство без границ» («Art without boundearies»), где представлена практически вся история интересующих нас направлений танца, его историческая периодизация, терминология и т. д. Уточнению периодизации и соотнесению модернистского и постмодернистского танца способствовали статьи Ника Кайе (Nick Kaye) «Танец модерн и модернистские работы» («Modern Dance and the Modernist Work»), «Коллапс иерархий и постмодерн танец» («The Collapse of Hierarchies and Postmodern Dance»), включенные в сборник «Постмодернизм и перформанс» («Postmodernism and performance»). Рассмотрению специфики американского танца модерн (на примере творчества Марты Грэхем, одной из крупнейших его фигур) посвящена книга «Формы танца модерн» («Modern dance forms») Луиса Хорста (Louis Horst).
В подобном исследовании вряд ли можно было обойти вниманием работы одного из влиятельных исследователей американского танцевального андеграунда 1960-х гг. Салли Бейнз (Sally Banes), а именно – сборник ее статей «Демократическое тело. Джадсоновский танцевальный театр, 1962–1964» («Democracy’s body. Judson Dance Theater, 1962–1964») и монографию «Терпсихора в кроссовках: постмодерн-танец» («Terpsichore in Sneakers: Post Modern dance»). Методологически близкими для данного исследования оказались также сборник статей «Представление тела. Представление текста» («Performing the body. Performing the text») и монография Эн Олбрайт (Ann Olbright) «Тело и его идентичность в современном танце» («The body and Identy in Contemporary Dance»). Сборник представляет ряд научных эссе, посвященных целому спектру современных визуальных практик (от боди-арта до минимализма), в т. ч. современному танцу;
в монографии Энн Олбрайт, написанной в русле феминистских исследований, рассматривается возможность самидентификации через танец, «понимания танцующего тела в его очень специфической социальной ситуации»1.
Важным источником информации для нашего исследования стали периодические и непериодические издания (буклеты, проспекты;
печатные и электронные), посвященные вопросам современного искусства и танца;
интернет-порталы, рассказывающие о фестивалях, коллективах, школах и персоналиях современного танца.
Общие вопросы культуры и культурологической проблематики XX в., в том числе вопросы соотнесения понятий классической, модернистской и постмодернисткой культур, представлены в исследованиях таких зарубежных авторов, как Т. Адорно и М. Хоркхаймер, Р. Гвардини, Э Гроус, Ж. Ф. Лиотар, Ю. Хабермас, К. Яперс;
отечественных исследователей: Л. А. Закса, И. П.
Ильина, М. С. Кагана, С. Л. Кропотова, Т. А. Кругловой, Н. Б. Маньковской, А.
Я. Флиера и др.
Философско-культурологический дискурс телесности в контексте неклассической рациональности открывают некоторые положения Л. Фейрбаха, Ф. Ницше, других представителей «философии жизни», а также З. Фрейда.
«Классическими» являются работы М. Мерло-Понти, разработавшем проблематику тела с точки зрения экзистенциальной феноменологии;
М. Фуко, указавшего на связь социокультурных и телесных практик;
Ж. Бодрийяра, вписавшего тело в контекст товарно-знаковых отношений постмодернистского общества;
Ж. Л. Нанси, который сумел подвести некоторые итоги изучения дискурса телесности в XX в.
Olbright A. C. Choreographing difference: the body and Identy in Contemporary Dance. USA, Middletown: Wesleyan University Press, 1997. P. XIX.
Значительный вклад в разработку данной проблематики внесли современные отечественные авторы: С. А. Азаренко рассматривает коммуникативные аспекты телесности;
в работах И. М. Быховской особое внимание уделяется аксиологическим аспектам и социокультурному бытованию тела;
с осмыслением телесности как понятия, интегрирующего структуру человека, связаны работы В. П. Зинченко;
В. Л. Круткина. И. С. Кон исследовал социокультурные значения тела в различных социокультурных контекстах;
в работах Л. А. Мясниковой, В. А. Подороги, Я. В. Чеснова тело рассматривается в феноменолого-экзистенциальном ключе;
в работах С. С.
Хоружего телесность предстает с точки зрения философской герменевтики;
исследованием гендерных аспектов телесности заняты такие авторы, как Г. А.
Брандт, А. Р. Усманова и др.
Прием рассмотрения художественных и культурных явлений сквозь призму телесности представлен в работах отечественных исследователей культурологов: О. Булгаковой, О. Гавришиной, А. Г. Гениса, В. А. Подороги, М. Н. Эпштейна, М. Б. Ямпольского, а также – крупных зарубежных теоретиков, в частности, в работах Ж. Делеза, Ж. Деррида, Р. Барта и др.
Однако, на наш взгляд, проблема телесности в танце и, в связи с этим, место современного танца в неклассической «телоцентрированной» культуре изучены недостаточно. Взаимосвязанность философских концепций тела, телесных практик в культуре и художественных практик современного танца требует междисциплинарного, интегративного подхода. В русле этого подхода в данном исследовании вводится понятие «телесной модели» – художественного алгоритма, объединяющего определенный характер движения, набор пластических средств – с определенными значениями и смыслами. Представляя собой, с одной стороны, «миметическое удвоение» характерных телесных проявлений эпохи (движений, жестов, особенностей телесной пластики и кинетики, взаимодействия тела с пространством и другими телами);
с другой – образно-символическое воплощение определенных культурных значений тела, способ репрезентации психофизических состояний и опыта современного человека, «модели телесности» становятся операциональным инструментом аналитики современного танца в его связях с философией и культурой.
Объект диссертационного исследования: современный танец как феномен культуры.
Предмет исследования: выявление культурно-исторических моделей телесности в современном танце.
Цель работы: исследование эволюции современного танца как смены культурно-исторических моделей телесности.
Для достижения поставленной цели необходимо решить следующие задачи:
представить телесность как смысловую доминанту культуры XX в.;
выявить подходы к пониманию тела и модели телесности, сложившиеся в неклассическом философском дискурсе XX в.;
представить трансформацию танца XX в. (от классического – к модернистскому и постмодернистскому) как невербальный дискурс тела;
выявить культурно-исторические модели телесности в художественных практиках всех основных этапов становления современного танца (от модернистского – до постмодернистского танца (contemporary dance)).
Методологические и теоретические основы исследования определяются спецификой научной проблемы, целью и задачами исследования. Они предполагают применение разнообразных исследовательских приемов и рассмотрения с позиций разных научных методов.
Процесс осмысления культурных значений телесных моделей, выявляемых и конструируемых современным танцем, предполагает использование культурологического подхода.
Для соотнесения конкретных этапов становления современного танца (его разрыв с классическим танцем, ранний модернистский, модернистский, авангардный, переход от модернистского к постмодернистскому, contemporary dance), для рассмотрения его конкретных явлений потребовался, в первую очередь, подход, существующий в русле современных культуральных исследований (cultural studies), которые отказываются от элитистской культурной идеологии и интерпретируют культуру как многообразие культур, определяемых историческими, экономическими, социальными и прочими условиями жизни;
понимают культуру как способ жизни, совокупность человеческих практик, в которых осваиваются и творятся культурные значения и смыслы;
вводят то или иное явление в поле-контекст конкретной культуры;
используют междисциплинарный подход при рассмотрении тех или иных явлений;
нацелены на исследования актуальных явлений современности;
разрабатывают логику и историю повседневности.
Так, наблюдаемый в современном танце интерес к незнаковым, случайным или естественным проявлениям тела;
его постоянная нацеленность на нарушение ранее установленных границ художественного, поиск все новых способов сближения с рутиной и хаосом реальности, формирование, в связи с этим, определенных моделей телесности поставили нас перед необходимостью прояснения взаимоотношений современного танца и повседневности;
того, как танцующее тело «работает» на границе художественного-внехудожественного.
Для этого было необходимо взглянуть на современный танец с точки зрения социальной феноменологии и «практического поворота», понимая танец как особый вид социокультурно ориентированных телесных практик. Тема повседневности стала исследовательской рамкой в теоретических работах П.
Бурдье, П. Бергера, Т. Лукмана, М. Мосса, А. Шюца;
С. Бойм, В. В. Волкова, О.
В. Хархордина и т. д.
Рассмотрение специфики contemporary dance в его оппозиции консьюмеристской культуре общества потребления сделало необходимым обращение к исследованиям, разрабатывающим методологию и критический анализ последней, в первую очередь – к ставшими уже классическими трудам Ж. Бодрийяра и отечественных исследователей культуры: А. Гениса, Л. Г.
Ионина, Б. В. Маркова, Г. Л. Тульчинского и др.
Для превращения понятия «телесность» в инструмент аналитики, прилагаемый к современному танцу, и выявления культурно-исторических «моделей телесности» использовались сложившиеся в неклассическом философском дискурсе XX в. методологии: «философия жизни», психоанализ, феноменология, постструктурализм, философская антропология, теория практик, современные социокультурные исследования тела и телесности.
Для рассмотрения явлений танца как специфически художественных использовался философско-эстетический и историко-искусствоведческий подход (история и теория танца, театра, изобразительного искусства), представленный, в том числе, в работах Е. Ю. Андреевой, В. Беньямина, В. В.
Бычкова, Е. Ю. Деготь, Л. А. Закса, С. Зонтаг, М. С. Кагана, О. А. Кривцуна, В.
И. Максимова, В. И. Мартынова, Б. Оливы, Х. Ортеги-и-Гассета, В. З.
Паперного, В. П. Руднева, М. К. Рыклина, С. О. Хан-Магометова, Т. В.
Чередниченко и др.
Методологически полезным оказалось обращение к некоторым театральным концепциям (В. Э. Мейрхольда, Б. Брехта, А. Арто, Е Гротовского, Ж. Лекока), а также – авангардным художественным практикам XX в. (экспрессионизм, конструктивизм, абстракционизм, поп-арт, минимализм, хепенинг и перформанс), акцентирующим пластическую, пространственно-кинетическую и смысловую роль тела. Разработанные в этих практиках сложные синтетические перформативные формы, новые способы взаимодействия со зрителем оказали большое влияние на современный танец (в том числе, в формате танц-театра и физического театра), его способы работы с телом и его репрезентации.
Научная новизна исследования:
феномен современного танца рассматривается с культурологических позиций и в связи с проблематикой телесности;
введено понятие «модель телесности»;
выделены основные культурно-исторические модели телесности в культуре XX в.;
впервые трансформация танца в культуре XX в. (от классического – к модернистскому и постмодернистскому) представлена как смена моделей телесности;
впервые танец рассмотрен как специфический дискурс тела, изоморфный актуальным культурным процессам и значениям.
Основные положения исследования, определяющие его научную новизну и выносимые на защиту:
1. В отличие от нововременной классической культуры и связанным с ней утверждением духовности, идеала в качестве главных культурных ориентиров, в неклассической и постнеклассической культуре (посткультуре) XX в. тело и производное от него понятие телесности становятся доминирующими культурными понятиями.
2. Современный танец может быть рассмотрен как специфический невербальный дискурс тела, в котором, по мере развития танца, оформляются все новые способы работы с телом, выявляются актуальные культурно-исторические модели телесности.
3. Философский дискурс телесности и дискурс тела в танце являются релевантными способами осмысления и моделирования меняющихся представлений о человеческом теле в современной культуре.
4. Культурологический анализ классического танца, рассматриваемого в качестве оппозиционного современному танцу, позволяет выявить следующую модель телесности «идеальное тело».
5. Культурологический анализ раннего модернистского (свободного) танца позволяет выявить модель телесности «тело-порог».
6. Культурологический анализ модернистского танца позволяет выявить следующие модели телесности: «тело-машина», «тело-симптом».
7. Культурологический анализ танца постмодерн позволяет выявить следующие модели телесности: тело», «повседневное «феноменологическое тело», «тело-без-органов».
8. Культурологический анализ так называемого «contemporary dance» позволяет выявить следующие модели телесности: «реальное тело» и «экстремальное тело» тело.
Научно-практическая ценность исследования Апробированный в данном исследовании метод выявления культурно исторических моделей телесности в определенных явлениях современного танца:
более полно раскрывает природу этих явлений, предлагая рассматривать и оценивать их художественные качества и значимость исходя из устанавливаемых ими самими критериев терминальности, субстанциональности тела;
может быть применен для анализа гораздо более обширного диапазона явлений и направлений танца и хореографических систем, смежных художественно-телесных практик.
Результаты исследования могут быть использованы в аналитическом и критическом рассмотрении тех или иных явлений танца;
в курсах «Культурология», «Мировая художественная культура», «Теория и история хореографического искусства».
Апробация результатов исследования Основные идеи диссертации, методология и результаты обсуждались на аспирантских семинарах кафедры социально-гуманитарных наук Гуманитарного университета с 2008 по 2011 гг. Материалы диссертации стали основой доклада на научно-практической конференции УрГУ «Культурный диалог Германия – Россия» (2004 г.), докладов на научно-практических конференциях Гуманитарного университета «Власть и властные отношения в современном мире» (2006 г.), «Человеческая жизнь: ценности повседневности в социокультурных программах и практиках» (2007 г.), «Современная Россия:
путь к миру – путь к себе» (2008 г.).
На основе материалов диссертации разработан курс «История и теория хореографического искусства» для студентов факультета современного танца Гуманитарного университета, цикл лекций «Видеоданс», проводимый автором на базе Свердловского Дома Актера с 2002 г. и по настоящее время.
По теме диссертации опубликовано 9 работ.
Структура и объем работы Диссертация состоит из введения, двух глав, заключения и библиографического списка, включающего 158 наименований. Основной текст исследования с постраничными примечаниями – 161 с.
ОСНОВНОЕ СОДЕРЖАНИЕ РАБОТЫ
Во введении обосновывается актуальность темы, освещается степень её разработанности, определяются цель, задачи, методологическая основа, формулируется новизна исследования, теоретическая и практическая значимость работы и её апробация.
В первой главе «Тело и танец в культуре XX в.», исходя из позиции, что проблематика человеческого тела становится одной из центральных в современной (неклассической) культуре, тематизируясь в неклассическом философском дискурсе телесности и практиках современного танца, представляющих свой дискурс тела, выдвигается мысль о возможном установлении связей культура – философия – танец, благодаря введению понятия «модель телесности».
В первом параграфе первой главы «Телесность как смысловая доминанта культуры XX в.» рассматриваются признаки и причины особого интереса к телу, телесным проявлениям человека в культуре XX в., в их числе постоянное усиление прагматических, материалистических, индивидуалистических и гедонистических тенденций в технократическом европейском обществе, вступившем в начале XX в. в фазу «индустриального», а в конце 1950-х гг. – постиндустриального развития;
стремительный прогресс технических наук и самой техники, и на этом фоне – развитие и влиятельность наук, «постигающих фундаментальную роль для людей материальных аспектов их природы»2 – биологии, медицины, психологии, экономики, демографии, социологии;
формирование феномена массовой культуры, одним из последствий которого становится «культ тела»;
секуляризация культуры, ослабление влияния церкви и прочих институтов (образование, философия, строгая общественная мораль, патриархальный семейный уклад), дискредитация духовных ценностей и концепции человека как существа духовного, нравственного, добропорядочного. В связи с этим – усиление иррационализма, либерализация тела, высвобождение инстинктов;
усиливающееся с начала XX в. взаимодействие культур Запада и Востока, влияние духовных учений и психофизических практик последнего, где утверждается холистический подход к телу, признание неразрывной связи духовного и телесного начал.
Следствием того, что с началом XX в. «тело… стало главным предметом заботы человека»3, становится множество фактов и явлений культуры, прежде всего обыденной, повседневной. В ответ на возрастающие потребности современного человека активно развиваются новые сферы индустрии, обслуживающие быт обычных горожан, например, художественно-прикладное искусство (дизайн, архитектура, мода). Приобретают массовый характер разнообразные телесные практики: спорт, гимнастика, йога, студии пластики и выразительного движения. Росту их популярности в начале XX в. способствует развитие Олимпийского движения, возникновение форм свободного танца, общая атмосфера подъема и ожидания перемен. В 1930-е гг. культ здорового, тонусного тела («мистический атлетизм»4) достигает кульминации в тоталитарных режимах СССР и Германии.
В культуре XX в. коренным образом пересматриваются прежние ценности, ориентации и нормы сексуальных отношений, нивелирутся запреты на секс вне брака, развод, аборты;
развиваются движения феминизма, сексуальных меньшинств. Кульминацией и окончательной легализацией темы сексуальности, свободных отношений, «эротизированного тела» становится сексуальная революция 1960-х гг.
Гендерная революция в последней трети XX в. переворачивает представления о биологической, телесной предопределенности пола человека.
Консьюмеристская культура постиндустриального общества устанавливает свои нормы телесности, предъявляемые телу как товару и телу как означаемому тела: «В… существующее по законам «политической экономии знака» Закс Л. А. Судьбы мировоззрения в XX в.: пиррова победа материализма / Философское мировоззрение и картина мира. Материалы Всероссийской научной конференции. Екатеринбург., Изд-во Урал.ун-та, 2009. – Т. С. 74.
Лексикон нонклассики. Художественно-эстетическая культура XX века / под ред. В.В. Бычкова. М.:РОССПЭН, 2003. С. См.: Генис А. Г. Вавилонская башня: искусство настоящего времени. М.: Независимая газета. 1997. С. пространство тело может войти лишь только как знак тела, как кажимость, как фигура соблазна и обмена» 5.
Отмечаются также негативные и модернизационные факторы, которые воздействуют на тело в XX в., испытывая «антропологический предел» человеческой телесности:
травматичный опыт, переживаемый людьми в социальных и политических катаклизмах XX в., который накладывает особый, трагический отпечаток на «историю тела» в посткультуре;
постоянное усиление воздействия на человеческое тело техники, техногенной цивилизации, урбанистической культуры. Возникает понимание диспропорции тела отдельно взятого человека – и сил технической цивилизации, возрастающих в индустриальном и постиндустриальном обществе. По выражению А. Адорно: «…все его, человека, «чувствилище» не может воспользоваться возможностью справится со всем, что на него обрушилось»7. В 1960-е гг., новый виток НТР, а также начало освоения космоса порождают модель биологического существа, содержащего механические и электронные элементы, синтезирующего человека и машину – киборга. Киборг, чья телесность наполовину естественна, наполовину искусственна воплощает мечту о сверх-человеке, становится новой метафорой исследования путей избавления от природных / культурных противостояний;
прогрессирующее усложнение социальных структур современного мира, следствием которого становится «возрастание зависимости «человека телесного» от социума, все большее его социальное «порабощение», усиление социального контроля»8, «расширение ориентаций на самореализацию, самоконтроль личности»9;
нарастающее развитие все новых техник ухода за телом (гигиена, диета, терапия), строительства тела (бодибилдинг и калланетик, другие телесные практики), медикализации, генного программирования и пластико-хирургических изменений тела, а также экстремальных практик – телесных (пирсинг, боди-арт, актуальное искусство), психофизических (прием наркотических средств, виртуальная зависимость) ведут к радикальным и, возможно, необратимым антропологическим изменениям.
В параграфе обосновывается особая роль неклассической философии и современного танца в осмыслении и представлении тела, его культурных значений. Показывается, что философия как форма сознания культуры осмысляет сущностные ее проявления, поэтому в неклассической философии Бодрийяр, Ж. Тело, или Кладбище знаков // Символический обмен и смерть. М. : Добросвет, 2000. С. 216.
См.: Хоружий С.С. Герменевтика телесности в духовных традициях и современных практиках себя // Психология телесности между душой и телом. М. : АСТ, 2007.С.166-193.
Адорно В. Т. Философия новой музыки. М. : Логос, 2001. С. 252.
Быховская И.М. Homo somatikos: аксиология человеческого тела. М.: Эдиториал УРСС, 2000. С. Там же.
одно из важных мест занимает телесный дискурс. Танец как вид искусства, непосредственно связанный с телом и укорененный в нем, дает возможность художественно-пластического осмысления телесных метаморфоз, происходящих с человеком в современной культуре, формирует своего рода невербальный дискурс тела.
И если в первом случае понятие «дискурс» используется в его более «узком» значении – как специфический способ организации речевой деятельности, то во втором случае он понимается расширительно, как «система правил, по которым можно понимать ту или иную культуру установленных ею самой, но изнутри не всегда отрефлексированных»10.
Пересечение философского аппарата, связанного с разработкой понятия «телесность» и художественных практик современного танца дает возможность лучшего понимания, осмысления происходящих изменений тела и понятия телесности в культуре. В качестве инструмента объединения и аналитики телесных метаморфоз предлагается использовать культурно-исторические модели телесности, которые объективно возникают в культуре как обобщение доминантных черт практического и ментального повседневного опыта людей, осмысляются и концептуально закрепляются в философских штудиях, оформляются в современном танце, становясь поводом для его изменений и развития.
Во втором параграфе первой главы «Неклассический философский дискурс телесности в XX в.» осуществляется отбор и обзор значимых концепций неклассического телесного дискурса (философия жизни, психоанализ, феноменология, постструктурализм постмодернизм, / современные культуральные исследования, теория практик), рассматривается проблема соотнесения понятий тела и телесности в их историческом становлении. В данном исследовании (в связи с рассмотрением разрыва между классическим – неклассическим танцем) имеет инструментальное значение дихотомический (материалистический или идеалистический) подход к телу.
При рассмотрении подходов к телу и телесности установлено, что содержание этих понятий и их соотнесенность исторически подвижна и не имеет однозначной терминологической фиксации. Понятие «телесности» начинает активно использоваться и разрабатываться в постструктурализме и постмодернизме как интегральная характеристика человека, не совпадающая с какой-то отдельной его стороной (биологической, физической, психической, духовной и т. д.), но объединяющая все эти стороны в целостное, нерасторжимое единство.
До этого в неклассическом философском дискурсе речь идет именно о теле, но понимаемом разумеется, более широко, нежели объект, ограниченный сугубо пространственными, анатомическими границами.
Круглова Т. А. Советская художественность, или Нескромное обаяние соцреализма. Екатеринбург: Изд-во Гуманитарного ун-та, 2005. С. Ницше и другие представители «философии жизни» закладывают основы понимания человеческого тела как одной из форм бесконечного органичного развития и становления, центра восприятия, реакций, рефлексий, включенного в динамическую картину мира.
В психоаналитической концепции тело становятся отчасти источником и воплощением того конфликта, который разыгрывается между разными структурными уровнями человека: бессознательным, с его либидозной энергией (Оно), сознанием (Я) и инкорпорированным в «сверхсознательное» социумом (Сверх-Я).
В феноменологии, развивающей понимание тела, как способа «каким природа становится человеком»11 исследуется возможность включенности или невключенности состояний тела в горизонты субъектного сознания. Тело, переживаемое субъектом изнутри как «мое тело», и его соотнесенность с телом Другого становится главным открытием мыслителей экзистенциально феноменологической ориентации.
В социально-конструктивистском дискурсе, опирающемся на исследовательские приемы культурной антропологии и этнографии, телесность становится следствием включения человеческого тела в социокультурное пространство, где оно преобразуется (из природного организма в явление социокультурное) благодаря разнообразным коллективным и индивидуальным практикам.
В нашем исследовании телесность понимается как принцип интегрирования сложной структуры человека в единое целое, особое измерение тела как продукта социальных практик и воздействия разнообразных дискурсов. И если в понятии тела акцентируется устойчивость, определенность пространственных границ, то понятие телесности фиксирует выход тела за его зримые и осязаемые, фиксируемые в пространстве контуры. Телесность динамична, процессуальна;
тело статично.
В конце параграфа выделяются несколько моделей телесности, которые по нашей гипотезе, должны стать операциональными в исследовании связей между современной культурой и современным транцем, в том числе:
– «идеальное тело», «тело-машина», «тело-объект», связанные с дихотомической классической парадигмой;
– «тело-порог» – возникающее в философии жизни;
– «тело-симптом» – в психоанализе;
– «феноменологическое тело», «повседневное тело», «тело без органов» – в феноменологии, социальной феноменологии, постструктурализме;
– «реальное тело», «экстремальное тело» – в постмодернизме.
Круткин, В. Л. Телесность человека в онтологическом измерении // Общественные науки и современность. – 1997. № 4. С. 143–151.
В третьем параграфе первой главы «Дискурс тела в танце XX в.: от классического – к модернистскому и постмодернистскому танцу» рассматривается то, как сдвиги культурных парадигм в начале и второй половине XX в. влияют на смену дискурса тела в танце: от классического – к модернистскому и постмодернистскому.
Уточняется содержание понятия «современный танец», определяются границы и конкретное содержание понятий «классический танец», «модернистский танец», «постмодернистский танец» (contemporary dance), исследуются базовые параметры работы с телом в каждом из данных направлений. Доказывается, что в современном танце определяющей становится тенденция «возвращения к телу», тело предстает как терминал, источник значений («материал», по выражению Пави12). Танцующее тело здесь становится пунктом сближения с реальностью;
реализуя в танце индивидуальный опыт конкретной, неповторимой человеческой телесности, оно становится аутентичным и актуальным.
Поскольку специфика дискурса современного танца, опирающаяся на холистическую концепцию телесности наиболее отчетливо определяется в сопоставлении с дискурсом тела в классическом танце, рассмотрение начинается с последнего. В данном параграфе вводятся две модели телесности, которые «обрамляют» радикальный разрыв классический танец – современный танец (в момент разрыва – это ранне-модренистский, или свбодный танец):
модели «идеального тела» и «тела-порога» 13.
Устанавливается, что дискурс тела классического танца во многом определяется пониманием тела как послушного инструмента в символическом воплощении классических ценностей: красоты, сферы идеального, гармонии. В связи с этим работа с телом классического танцовщика (классический урок), которая начинается с детства, нацелена на «искоренение» из него всего природного, материального. Сами принципы движения в классическом танце нацелены на создание иллюзии отсутствия сил тяготения: тело как бы невесомо, оно «парит» над сценой. Телесная модель классического танца, к концу XIX в. достигшего кульминации, – «идеальное тело».
Дискурс ранне-модернистского танца предполагает обращение к «памяти» тела, его эмоциям, переживаниям, прямому телесному выражению внутреннего эмоционального порыва: тело становится органом души (по выражению В. П. Зинченко). Так, танец Айседоры Дункан, предлагая синтез тела, души и духа – телесность, не знающую границ, репрезентировал настроение радостного ожидания нового века, веру в прогресс и преображение действительности благодаря гармонизации существования человека. Телесная модель, возникающая в свободном танце, по аналогии с метафорой Ницше о жизненном потоке, протекающем через человеческое тело (т. е. тело становится См. Пави П. Тело / Словарь театра. М. : Прогресс, 1991.
Метафора тела-порога на основе текстов Ф. Ницше о теле сформулирована В. А. Подорогой. См.: Подорога В. А. Феноменология тела. Введение в философскую антропологию. М., Ad Marginem, 1995.
неким пространственно-временным препятствием этому потоку) – «тело порог».
В дискурсе модернистского танца, в противоположность танцу классическому, акцентирована материальность тела, его зависимость от законов физики, сил гравитации. В основу системы положена такая категория, как вес тела (динамика). Вместе с категориями скорости (времени) и направления (пространства), понимаемыми в связи изменениями в осмыслении этих категорий в теории А. Эйнштейна, как относительные (в данном случае – в соотнесении с движущимся телом) категория веса задает новую пространственно-временно-динамическую систему, определяющую возможности пространственных перемещений танцующего тела. Данная система упорядочивает хаотичные поиски «самовыражения» в свободном танце. Она увеличивает одновременно возможности координирования тела, его взаимодействия с пространством, разнообразие траекторий его перемещений и движения частей тела. В основе разнообразных практик модернистского танца, давая основу для его базовой модели «тела-симптома», которая подробнее будет рассмотрена в 1 параграфе второй главы, лежит работа с весом, силами тяготения и инерции;
новое понимание пространства, которое перемещается вместе с телом танцора и является его партнером;
времени как длительности.
В конце параграфа рассматривается метод случайности, созданный американским хореографом Мерсом Каннингхемом. Он задает основные параметры дискурса тела постмодернистского танца: все большая свобода и разнообразие возможностей тела, существующего в относительном пространстве / времени;
непредсказуемость перемещений тела и множества тел относительно друг друга;
их нарастающая автономность.
Соотнесение смен дискурсов сценического танца (от классического к постмодернистскому) позволяет выявить сущность изменений отношения к телу в культуре на разных ее этапах, тенденцию усиления значимости тела, его автономности. Танцующее тело в современном танце становится метафорой полной свободы и самопредоставленности современного человека, утратившего веру в наличие высших смыслов, Абсолюта;
утраты им некоего организующего центра, точки опоры, во все более хаотичной, бесструктурной, относительной картине мира;
его все большей зависимости от внешних и неподчиненных его воле и пониманию.
Вторая глава телесности в модернистском и «Модели постмодернистском танце» посвящена рассмотрению конкретных телесных моделей реализуемых в практиках модернистского и постмодернистского танца на протяжении XX в.
В первом параграфе второй главы «Модели телесности в модернистском танце: «тело-симптом», «тело-машина» представлены телесные модели связанные, первая – с телесной концепцией психоанализа З.
Фрейда, вторая – с идеологией тотального подчинения человеческого тела социальным императивам и требованиям техногенной цивилизации. На их примере рассматривается связь модернистского танца со знаковыми культурными феноменами первой трети XX в. – «невротизации» общества и его «технократизации».
В модели «тело-симптом» конвульсивная, сбивчивая ритмически, заостряющая момент усилия, напряжения пластика тела становится симптомом болезненного, травматичного психического опыта, скрытого в подсознательном. Она характерна, в первую очередь, для модернистского танца (немецкий экспрессионистский танец или ausdrunktanz;
американский танец модерн), но позже возникает и во многих явлениях постомодернистского танца (contemporary dance), в том числе, японского буто, немецкого танц-театра.
Модель «тело-машина» характерна для танцевального авангарда (а именно – конструктивистского танца), ставшего в 1920-х гг. выражением преклонения перед техникой и процессами урбанизации. В основе данной телесной модели лежит идеология тейлоризма (актуальной в 1920-е гг. системы организации труда рабочих на производстве), принципы биомеханики (науки о двигательной системе человека). «Работа» тела в конструктивистском танце предполагает максимальную эффективность, точность, машиноподобность движений;
кроме того, важным композиционным приемом становится синхронность движения множества хорошо организованных тел.
Работа данных «моделей» рассматривается на материале конкретных произведений знаковых представителей этих направлений (М. Вигман;
М.
Грэхем, К. Икеда, Н. Фореггер, О. Шлеммер).
Во втором параграфе второй главы «От модернистского к постмодернистскому танцу: модели тела», «повседневного «феноменологического тела» и «тела без органов» рассматриваются телесные модели, возникающие в практиках американского танцевального андеграунда 1960-х – начала 1970-х гг., где инновации в танце осуществляются хореографами и танцовщиками, объединившимися вокруг церкви Джадсона в Нью-Йорке.
Активизация неспециализированного интереса к творчеству, стремление к эстетизации жизненного мира, отказ искусства от прежних эстетических канонов и границ, поиск художниками все новых форм объединения эмпирической реальности / реальности художественной ведет к отказу от искусственности и репрезентативности в танце. Он сформулирован Ивон Райнер в 1965 г. в манифесте американского танцевального андеграунда.
Провозглашенный здесь отказ от субъективности, репрезентации, иллюзионизма и нарративности ведет к деконструкции – прежних композиционных приемов, – литературоцентристских, психологизированных композиционных структур и танцевального языка предшествующего танца модерн, ставших в новой культурной ситуации «общим местом».
Основными принципами работы становятся импровизация, метод случайности и минимализм, где строительным материалом танца становится элементарная движенческая единица. Методом выработки нового танцевального языка, не связанного с устаревшим «содержанием» и «идеологическими» коннотациями, становится телесная феноменология, понимаемая как исследование простейших физических действий и связанных с ними кинестезических ощущений. Главной темой танца становится «здесь-и сейчас» тела, укорененного в эмпирической реальности повседневной жизни.
В работах И. Райнер ключевой становится модель «повседневного» тела, связанная с обращением к рутинным повседневным жестам и действиям.
Используемые в качестве материала обыденные, нетанцевальные движения:
ходьба;
опускание на пол и продолжительное лежание ничком, повороты тела, сидение «по-турецки» в кувырке, «невыразительные», нарочито «стертые» эмоционально движения тела;
случайные «встречи» и поддержки тел компонуются вне логики психологической выразительности или стремления к эстетической завершенности.
Отсутствие психологических и художественных «событий» компенсируется осознанием самого движения как телесно-кинетического события. Традиционные художественные способы коммуникации со зрителем, такие как эвокативность, эмоциональная и психологическая заразительность, в данном случае не работают. Вместо них развивается более элементарный, непосредственный, резонансно-телесный способ восприятия, который американские исследователи танца называет метакинезисом 14.
Работы Тришы Браун, которая определяет танец как «ощущения, испытываемые телом»15 и постоянно экспериментирует с ним, ставя его в сложные пространственные и средовые условия, представляет модель «феноменологического тела». В ее работах тело на уровне собственных телесно-кинетических ощущений коррелирует свои взаимоотношения с пространством. Основу для понимания этой модели дает концепция телесной феноменологии М. Мерло-Понти, в основе которой лежит тема самоориентации тела в окружающем пространстве на основе видения / движения.
Исследования феноменов тела и его возможностей коммуникации с другими телами приводят к возникновению «контактной импровизации». Ее автор Стив Пакстон предлагает рассматривать тело как «сложное переплетение социальной, физиологической, пространственной, гормональной, интимной и биографической информации»16, вернувшееся к «диффузному целому… неструктурированному, лишенному двигательных штампов и зажимов»17.
Телесную модель контактной импровизации близка модели «тела без органов».
В постструктуралистском телесном дискурсе эта модель, пришедшая из театральной концепции А. Арто и разработанная Ж. Делезом, является, по сути, метафорой освобождения тела – от власти «организма», устанавливающего Olbright A. C. The body and Identy in Contemporary Dance. Connecticut, Middletown: Wesleyan University Press, 1997. P. XIX.
Цит. по: Век танца / DANCE OF THE CENTURY / Un sicle de danse (Соня Шоньянс (Sonia Schoonejans), Люк Риалон ( Luc Riolon)) [1992 г., док. фильм ] Пакстон С. Заметки по внутренней технике // Притяжение : альманах / под ред. А. Гиршона ;
перевод с англ. яз. А. Андреянов. – СПб. – 1999. – Вып.1. С. 17 – 21.
Там же.
порядок расположения и функионирования органов тела. Таким образом, модель «тела без органов» находится в общем русле контркультурной идеологии соматизации 1960-х гг., раскрепощения чувственности, освобождения тела. Необходимо отметить, что модель «тела без органов» у Пакстона не столь аффектирована, как у Арто и Делеза. Телам, участвующим в демократичной дуэтной форме, которая впитала кинетические элементы и принципы движения самых разных техник (боевых искусств, социальных танцев, спорта и детских игр), основанной на постоянной отдаче-принятии веса партнерами в их бесконечном взаимодействии, соотвествует не столько идея борьбы с порабощающим организмом (социумом), сколько метафора непротиворечивого партнерства, равноправной коммуникации как основы социальности.
Принцип контактной импровизации близок структуре интерсубъективного взаимодействия, которое является основой конструирования повседневности, представляющей собой структурированный типизированный мир социального действия и коммуникации. «Социальный мир – это не просто чей-то частный мир, он является интерсубъективным миром культуры. Мир интерсубъективен, так как мы живем среди других людей: нас связывает общность забот, труда, взаимопонимание»18. Как во взаимодействии «лицом-к-лицу», когда «другой предстает передо мной в живом настоящем, которое мы оба переживаем»19, в контактной импровизации происходит постоянный взаимообмен индивидуальными перспективами (в данном случае пространственными, гравитационными, тактильными).
В связи с интересом к повседневности и выработке данных моделей, представителям американского андеграунда удается в момент кризиса прежних способов художественной репрезентации и культурных ценностей на стыке модернистской – постмодернистской культуры осуществить «интеллектуально пластический переход… Культуры через ноль»20, то есть найти новые способы репрезентации и ценности, благодаря исследованию простейших феноменов человеческого тела. В ситуации отказа от накопленного модернизмом художественного опыта, возможность опереться на новые телесные модели, лишенные театральной аффективности, эмоционального прикрытия, литературной референции и манипулирования временем переводят танец «в некое иное измерение, где все иное. Иные критерии, иные принципы, иные ценностные ориентиры, иные механизмы восприятия себя и мира, иные законы бытия в мире etc»21, которые открывают дальнейшие горизонты работы с телом.
В третьем параграфе второй главы «Модели телесности в постмодернистском танце (contemporary dance): «реальное тело» и «экстремальное тело» рассматриваются модели, возникающие в современном Шюц, А. Структура повседневного мышления // Социологические исследования. 1988.№ 2. С. 129–137.
Бергер, П., Лукман, Т. Социальное конструирование реальности. Трактат по социологии знания. М. :
Медиум, 1995. 323 с.C. 52.
Лексикон нонклассики… С. 578.
Там же.
танце и находящиеся в оппозиции к выдвигаемой структурами производства потребления социокультурной модели «нормативного тела». Таким образом, в contemporary-dance как искусстве, нацеленном на осмысление острых проблем современного человека и его существования в мире, оформляется протест гедонистическому культу тела, который достигает в постмодернистском обществе потребления кульминации.
По мнению одного из главных аналитиков и критиков постмодернистского общества Жака Бодрийяра, это тело, вложения в которое и служение которому становятся обязательной задачей каждого индивида современного общества, существует не для целей самого субъекта. В контексте логики товара, которая управляет не только процессами труда и производства, но и всей культурой, сексуальностью, человеческими отношениями, тело становится «самым прекрасным объектом потребления». Поддержанный современными медиа, модой, рекламой, массовой культурой культ тела и гигиенический, диетический, терапевтический культ, которым его окружают, служат «целям интеграции индивидов в общество потребления»22. Гламурное «нормативное тело», то есть тело молодое, красивое, высокотонусное, сексуализированное, лишенное рефлексий, отягчающего опыта и страданий, становится орудием в конкурентной борьбе индивидов. Причем, его качества являются лишь ценностью-знаком, функциональной «меновой стоимостью».
Сontemporary-dance чутко реагирует на обостряющееся в эпоху постмодерна противоречие между личным и социальным человека;
между его потенциями, возможностями и возрастающими требованиями, предъявляемыми к нему современной техногенной и информационной цивилизацией;
между его природным началом и культурными табу. Нарастающий конфликт между внутренним миром человека и социальными вызовами;
кризис идентичности человека в современном мире становятся главной темой contemporary dance.
Здесь человеческое тело, которое противостоит нарастающему множеству «социальных артефактов, засоряющих пространство бытия человека»23, в силу своей естественности, натуральности становится последним подлинным прибежищем человеческого в человеке.
«Нормативному телу» потребительской культуры contemporary dance противопоставляет большое разнообразие негламурных, неидеальных моделей, отстаивая приоритеты множественности, мультикультурности современного мира и сложности, уникальности телесной структуры каждого отдельного индивида. Поэтому можно говорить о том, что contemporary dance, в создание которого постоянно включаются авторы и исполнители разных социальных и возрастных групп, национальной, этнической, культурной принадлежности, и даже люди с ограниченными телесными возможностями, представляет разнообразные модели тела: множество тел, различающихся по своей анатомии, телесным проявлениям, психофизическим, расовым, гендерным, Лексикон нонклассики… С. 261.
Быховская И. М. Homo somatikos… С. 175.
этническим характеристикам. В данной работе мы группируем их в две основные телесные модели и связанные с ними основные тенденции contemporary-dance:
1. Модель обычного, негламурного человеческого тела новой, постмодернистской повседневности: «реальное тело». Данная модель реализуется в формате танц-театра (оформившегося в 1970-е гг. и связанного, в первую очередь, с традицией немецкого экспрессионистского танца).
2. Модель тела, поставленного в ситуацию «антропологического предела» (С. С. Хоружий), то есть в ситуацию особого психофизического напряжения.
Модель «экстремальное тело», которая реализуется в формате физического театра, возникшего в 1980-е гг. как синтез ряда актуальных европейских театрально-сценических практик XX в.: французской школы пантомимы и театральной клоунады, contemporary-dance, авангардного театра XX в.
Два близких вида визуального, то есть не связанного со словом (хотя слова, речь, тексты могут здесь использоваться) театра, являются, в первую очередь, театрами тела, исследующими состояния современного человека через формы его телесной самопрезентации. Оба вида театра допускают участие самых разных, в анатомическом, психофизическом, расово-национальном и социокультурном отношении, «тел» (профессиональные и непрофессиональные танцовщики, дети, пожилые люди, люди с ограниченными возможностями, люди разных цветов кожи и т. д.).
Основные черты танц-театра как вида постмодернистского искусства, включают:
Невербальность – отсутствие литературной основы, единого сюжета.
Нелинейность, коллажность, клиповость. «Изложение» материала не подчиняется обычной логике, избегает «прямого высказывания», подобия жизни;
коллажируемые фрагменты развивают темы конфликтов и столкновений, в которые вовлечен обычный, повседневный человек и которые носят как социальный, так и личностный характер.
Тактильность, хаотичность воздействия. Разрабатываются методы непосредственного психофизического воздействия, открытые в авангардных театральных теориях-практиках XX в. и в практиках перформанса.
Качество подлинности, аутентичности происходящего. Оно связано с особым методом работы с исполнителями, которые сами участвуют в создании произведения, их личный телесный опыт используется для создания образов, помогая «прочертить комплекс согласований между физическим опытом и культурной репрезентацией [в финальном продукте] между телом и его идентификацией»24.
Так, танц-театр Пины Бауш, в творчестве которой сложились основные параметры данной формы, представляет целую коллекция «реальных» тел.
Множество персонажей ее спектаклей – заурядные люди немецкой Olbright A. C. The body and Identy in Contemporary Dance… P. XXI.
повседневности, с их проблемами, комплексами, предрассудками и социальными стереотипами, которые транслируются в пластике и способах движения их тел. В спектаклях хореографа, начиная с 1978 г. танец появляется лишь в смыслово-определенные моменты коллажированного действия. Особый «телесный реализм» танцевальных эпизодов у Бауш связан с тем, что они возникают из случайных телесных «оговорок» или обычных, заурядных жестов, производимых «реальными телами» ее персонажей. Их неоднократное повторение, ритмизация и превращают их в танец. «Темой» массового танцевального эпизода может стать спадывающая с ноги туфелька, которую дама пытается незаметно обуть обратно или такие «интимные», непубличные жесты, как поправление волос, позевывание, почесывание, ковыряние в носу и т. д. («Контактхофф»);
темой дуэта мужчины и женщины – их попытка сблизиться в любовном объятии, завершающееся агрессивной схваткой и отталкиванием («Кафе Мюллер»);
темой соло – взрыв эмоций, доведенного до предела человека, воплощенный в серии исступленных классических туров по сцене («Гвоздики»). В поздние версии своих ранних спектаклей автор активно вводит непрофессиональных исполнителей: пожилых людей от 65 лет, подростков («Контактхофф») – умело обыгрывая в пластике персонажей их возрастные особенности и отсутствие профессионального хореографического тренинга.
Физический театр не занимается интерпретациями какого-либо драматического или хореографического произведения: здесь личный опыт перформера воплощается в разнообразных, некодифицированных телесных формах, воздействуя на зрителя. Взаимодействие, которое возникает между перформером или зрителем, интенсивно, эмоционально, «физично», Специалисты говорят о «висцеральном» – то есть «внутреннем», «инстинктивном», «мышечном» воздействии: «Физический театр, скорее, интуитивный (visceral) и зрители воспринимают его более интуитивно, чем интеллектуально. Основа театра – живой, человеческий опыт»25.
На оформление специфического, не символически-образного, но «висцерального» языка физического театра и его «экстремального тела» большое влияние оказали идеи театра жестокости А. Арто. Театральное действие должно стать более подлинным, чем сама жизнь, так как здесь происходит отказ от изображения каких-то историй, происшедших раньше, «проявляется подлинная человеческая реальность, скрытая в обыденности»26.
Главным средством своего театра, выходящего за привычные рамки искусства, Арто считает язык жестов и поз человеческого тела, которые становятся своего рода иероглифами, телесными знаками, воздействующими своей жизненной энергией на все органы чувств зрителя. Этот язык устраняет разницу между означаемым и означающим;
тело, вещь, крик, действие в театре Арто происходят в режиме on-line, они изначальны, «реальны» и не являются Интервью с директором школы Dell'Arte International School of Physical Theatre Даниэлем Штайном. URL:
http://www.communityarts.net Максимов В.И. Век Антонена Арто. СGб.: Лики России, 2005. С. 317.
образными или метафоричными. «Экстремальному телу» физического театра близка также идея Е. Гротовского о «теле-сущности» перформера, который не играет кого-то другого, но является человеком действия: «это танцор, жрец, воин: это человек, стоящий выше категорий искусства»27, который создает не спектакль, а ритуал, как момент «спровоцированного напряжения, когда жизнь становится ритмичной… а жизнь свидетелей ритуала становится более напряженной»28.
Физический театр, таким образом, работает с «экстремальными телами», то есть телами-сущностями, приходя к наиболее высокой степени актуальности и аутентичности телесного действия, к которому стремится contemporary dance.
В данном параграфе рассматриваются примеры работы с телесными моделями «экстремального» тела в произведениях нескольких актуальных современных авторов, работающих в формате танц-театр и физический театр. В том числе, спектакль «The cost of living» («Цена жизни», 2004 г., с участием танцовщика-инвалида) британской труппы DV8 (Ллойд Нельсон);
«Hit and run» («Бить и бежать», 2002 г.), ирландского театра танца «CoisCim» (Дэвид Болджер);
спектакль «Blush» («Краснеть от смущения», 2002 г.), бельгийской труппы «Ultima Vez» (Вим Вандекейбус);
спектакль датского хореографа Мартина Фросберга «Работа» (2009 г.), осуществленный с четырьмя российскими танцовщиками и четырьмя непрофессиональными исполнительницами пожилого возраста.
Проведенный анализ этих работ свидетельствует о постоянном «скольжении» телесной модели в данных видах пластического, визуального театра от «реального тела» к «экстремальному телу». Как правило, ситуация связана с тем, что обычное, «реальное» тело оказывается поставленным в сложную для него эсктремальную ситуацию и «работает» в определенные моменты, на пределе психофизических возможностей. В связи с чем танец становится не столько воплощением неких образов и отношений, сколько исследованием сущностных основ телесности самого перформера, подводя «художественное» к границе с непосредственным, телесным.
В конце параграфа, становясь завершением всей работы, рассмотрены модели телесности, представленные в двух танц-спектаклях немецкого хореографа Саши Вальц: «Krper» («Тело», 2000 г.) и «noBody» («неТело»), 2002 г. Эти работы, принадлежащие одной из наиболее ярких фигур современного танц- и физического театра, стали своего рода, итогом дискурса тела не только в современном танце, но и культуре XX в. Так, – в «Krper», где представлена телесная модель «тела-объекта» как свидетельство превращения тела человека в истории XX в. в «вещь», «сырье для прогресса» (Т. Адорно), в «самый прекрасный объект потребления» (Ж.
Бодрийяр) происходит окончательное развенчание гедонистического культа тела;
Гротовский Е. Перформер [Электронный ресурс] : Сайт Александра Гиршона / Ежи Гротовский. – Режим доступа : http://www.girshon.ru/txt/laban.htm (Дата обращения 24.02. 2011) Там же.
– в «noBody», который представляет собой пластическую притчу о бытии и небытии;
о любви к близким, смерти и о том, что ждет человека после нее, происходит, не много, не мало, освобождение от тела. Благодаря высокой технике и пластике тел, хореографической изобретательности, особой технике поддержек и построения сложных, дифференцированных многолюдных композиций, хореограф создает свою версию модели бестелесного «идеального тела», создающего иллюзию «рассеивания» тела во множество тел-атомов, парения и исчезновения.
В Заключении подводятся основные выводы и намечаются перспективы исследования.
Основные положения диссертационного исследования отражены в следующих публикациях:
Статья, опубликованная в ведущем рецензируемом научном журнале, определенном ВАК:
Курюмова, Н.В. Неклассический танец как культурная модель 1.
невротической телесности [Текст] // Омский научный вестник. Серия «Общество. История. Современность». – Омск : Изд-во ОГТУ, 2010. – Вып, 5 (91). – С. 234–238 (0, 4 п.л.).
Тезисы и статьи, опубликованные в других научных изданиях Курюмова, Н. В. «Провинциальные танцы» постигают музыку 2.
Стравинского // Балет. – 1999. – № 4. С. 11 – 13 (0,2 п.л.).
Курюмова, Н. В. История одного поцелуя, или Кто разбудит Аврору // 3.
Балет. – 2000. – № 3. – С. 30–32 (0,2 п.л.).
Курюмова, Н. В. После оргии, или Избранница против ритуала // 4.
Балет. – 2003. – № 2. – С. 26–27 (0,1 п.л.).
Курюмова, Н.В. Путь к Севану // Театр. – 2003. – № 3. – С. 24 – 5.
(0,1 п.л.).
Курюмова Н.В. Танцующее тело: попытка освобождения от власти 6.
дисциплинарных практик и власти языка [Тез. к докл.] // Власть и властные отношения в современном мире: Материалы IX междунар.
научн.-практ. конф. Гуманит. ун-та (г. Екатеринбург, 30–31 марта 2006 г.): в 2 т. – Екатеринбург : Гуманитарный ун-т. – 2006. – Т. 1. – С. 116 – 121 (0,3 п.л.).
Курюмова, Н.В. Современный танец и повседневность. [Тез. к докл.] / 7.
Н. В. Курюмова // Человеческая жизнь: ценности повседневности в социокультурных программах и практиках: Матер. Х научн.-практ.
конф. Гуманит. ун-та (г. Екатеринбург, 5-6 апреля 2007 г.) : в 2 т. – Екатеринбург : Гуманитарный ун-т. – 2007. – Т. 1. – С. 124 – 130 (0, п.л.) Курюмова Н. В. Отечественный современный танец – поиски 8.
идентичности. [Тез. к докл.] // Современная Россия: путь к миру – путь к себе: Матер. XI Всероссийской научн.-практ. конф. Гуманит.
ун-та (г.Екатеринбург, 10–11 апреля 2008 г.) : в 2 т. – Екатеринбург :
Гуманитарный ун-тет. – 2008. – Т. 1. С. 137 – 142 (0, 25 п.л.) Курюмова Н. В. Российский современный танец: человек танцующий 9.
на грани. / Н. В. Курюмова // Петербургский театральный журнал. – 2009. № 1 (59). С. 57-61 (0, 2 п.л.)