Идентификация и характеристика ibpa, малого белка теплового шока микоплазмы (acholeplasma laidlawii)
На правах рукописи
ВИШНЯКОВ Иннокентий Евгеньевич ИДЕНТИФИКАЦИЯ И ХАРАКТЕРИСТИКА IbpA, МАЛОГО БЕЛКА ТЕПЛОВОГО ШОКА МИКОПЛАЗМЫ (Acholeplasma laidlawii) 03.03.04 – клеточная биология, цитология, гистология
АВТОРЕФЕРАТ
диссертации на соискание ученой степени кандидата биологических наук
Санкт-Петербург 2011
Работа выполнена в Учреждении Российской академии наук Институт цитологии РАН, Санкт-Петербург Научные руководители: доктор биологических наук, профессор Борхсениус Сергей Николаевич Институт цитологии РАН доктор биологических наук Снигиревская Екатерина Сергеевна Институт цитологии РАН
Официальные оппоненты: доктор биологических наук, профессор Ермилова Елена Викторовна Санкт-Петербургский государственный университет доктор биологических наук Барлев Николай Анатольевич Институт цитологии РАН
Ведущая организация: Учреждение Российской академии наук Казанский институт биохимии и биофизики КазНЦ РАН, Казань
Защита состоится «8» апреля 2011 года в 13 часов на заседании Диссертационного совета Д.002.230.01 при Институте цитологии РАН по адресу:
194064, Санкт-Петербург, Тихорецкий пр., 4.
Сайт института: http://www.cytspb.rssi.ru Адрес электронной почты института: [email protected] Факс института: (812)297-35-
С диссертацией можно ознакомиться в библиотеке Института цитологии РАН
Автореферат разослан «5» марта 2011 г.
Ученый секретарь Диссертационного совета, кандидат биологических наук Е.В. Каминская Список сокращений БТШ – белки теплового шока -БТШ – малые белки теплового шока -кристаллинового типа АТФ – аденозинтрифосфат ОРС – открытая рамка считывания PPLO – pleuropneumonia-like organisms (устаревшее название микоплазм) LB – питательная среда Лурия–Бертани для культивирования микроорганизмов IPTG – isopropyl -D-1-thiogalactopyranoside (изопропил--D-1-тиогалактопиранозид) PBS – phosphate buffered saline (натрий-фосфатный буфер) ДДС-ПААГ – додецилсульфат натрия – полиакриламидный гель DAB – diamino-benzidine (диаминобензидин) BSA – bovine serum albumin (бычий сывороточный альбумин) OD – optical density (оптическая плотность) КОЕ – колониеобразующая единица DTT – dithiotrietol (дитиотриэтол)
Общая характеристика работы
Актуальность проблемы Давно известно, что при подъеме температуры до сублетальных значений клетки как прокариот, так и эукариот приостанавливают синтез большинства обычных белков и увеличивают скорость синтеза особого набора белков, называемых БТШ. БТШ были обнаружены у многих эукариот и бактерий (Lindquist, 1986). Микоплазмы (класс Mollicutes) не составили исключение. БТШ микоплазм впервые были выявлены в Лаборатории структурной организации генома Института цитологии РАН (Borchsenius et al., 1990). Было показано, что при увеличении температуры культуральной среды с 32 до 44 °С на 2 ч клетки Acholeplasma laidlawii ускоряют синтез девяти полипептидов на фоне подавления синтеза остальных белков, причем в наибольшей степени возрастает количество полипептидов с молекулярной массой 72, 65, 17 и 10 кДа. Наличие БТШ у микоплазм, при том, что геномы этих микроорганизмов значительно редуцированы, указывает на фундаментальное значение БТШ для жизнеобеспечения клетки, в том числе «минимальной». Синтез БТШ у ряда микоплазм независимо показан и другими авторами (Dascher et al., 1990).
Позже синтез БТШ у микоплазм нескольких видов был исследован методом иммуноблотинга с использованием поликлональных антител к БТШ 70 человека и бактериальным белкам GroEL и GroES. При этом полипептид с молекулярной массой 72 кДа, синтезируемый клетками A. laidlawii, был идентифицирован как шаперон DnaK (бактериальный аналог БТШ 70 человека), а полипептиды 65 и 10 кДа – как аналоги известных бактериальных шаперонов GroEL и GroES, соответственно (Вонский и др., 1993).
Ген, кодирующий DnaK A. laidlawii, был секвенирован (Вонский и др., 1998). Малый БТШ (17 кДа), условно обозначенный как р17, не был идентифицирован и охарактеризован, однако были прочитаны 15 аминокислот с его N-конца. Уровень синтеза р17 в условиях теплового шока возрастал многократно, и количество р17 увеличивалось до 7,2 % от общего количества белков в клетке. Другие БТШ накапливались в клетках A. laidlawii в меньшем количестве (Вонский, 2001). Отсюда следует, что роль р17 в ответе на тепловой шок чрезвычайно важна для клеток A. laidlawii. Мы предположили, что, судя по размеру, р может относиться к семейству белков теплового шока -кристаллинового типа (-БТШ).
-БТШ исследованы у многих бактерий, животных, растений и некоторых архей.
Известно, что размер полипептидной цепи -БТШ у разных организмов варьирует от 10 до 43 кДа, причем молекулярная масса большинства из них 14-27 кДа. Члены многочисленного семейства -БТШ обладают общими свойствами: 1) наличием -кристаллинового домена, 2) способностью к формированию олигомеров, 3) шаперонной активностью олигомерной формы (Narberhaus, 2002). В условиях стресса -БТШ связываются с частично денатурированными полипептидными цепями, предотвращая их необратимую денатурацию и агрегацию (Horwitz, 1992). В отличие от шаперонов GroEL и DnaK, -БТШ не нуждаются в АТФ (Jakob et al., 1993). Предполагают, что -БТШ интегрированы в мультишаперонную сеть, строго контролирующую качество белков в клетке (Wong, Houry, 2004). Кроме того, БТШ играют роль в регуляции текучести клеточных мембран: они способны стабилизировать жидкокристаллическое состояние бислоя и поддерживать целостность мембраны во время термических флуктуаций (Horvath et al., 1998;
Tsvetkova et al., 2002).
Некоторые -БТШ эукариот взаимодействуют с белками цитоскелета и защищают их в условиях стресса (Mounier, Arrigo, 2002;
Day et al., 2003).
Интересно, что среди прокариот значительная часть исследованных -БТШ была обнаружена у микроорганизмов, образующих покоящиеся стадии. Например, гомолог БТШ с молекулярным весом 16 кДа считается маркером латентных форм Mycobacterium tuberculosis (Cunningham, Spreadbury, 1998). Понимание роли, которую играют -БТШ у прокариот в покоящихся стадиях, в состоянии повышенной устойчивости к различным стрессам, может привести к разработке новых стратегий лечения болезней, вызываемых персистирующими патогенными микроорганизмами. Клетки фитопатогена A. laidlawii при неблагоприятных условиях способны образовывать так называемые ультрамикроформы, отличающиеся от обычных клеток меньшим размером, повышенной устойчивостью к биотическим и абиотическим стрессовым факторам и фитопатогенностью (Chernov et al., 2007). Мы предполагаем, что основная роль при этом принадлежит системе ответа на стресс, в состав которой должен входить исследуемый нами малый белок теплового шока.
Цели и задачи работы Целью данной работы было идентифицировать и охарактеризовать малый белок теплового шока (р17) A. laidlawii. В рамках поставленной цели были определены следующие задачи:
1) найти в геноме A. laidlawii ОРС, соответствующую гену, кодирующему белок р17, и проверить аминокислотную последовательность предсказанного продукта этого гена на наличие консервативных участков;
2) выполнить поиск последовательностей, гомологичных полноразмерному р17, в геномах всех полностью секвенированных к настоящему времени микоплазм;
3) клонировать ген, кодирующий р17, в экспрессирующем векторе, получить рекомбинантный белок и поликлональные антитела к нему;
4) проверить, образует ли исследуемый белок олигомерные формы;
5) проверить наличие у белка р17 шаперонной активности;
6) исследовать локализацию малого белка теплового шока в клетках A. laidlawii с применением методов иммуно-электронной микроскопии.
Основные положения, выносимые на защиту 1. р17 из A. laidlawii (переименован нами в IbpA) является белком теплового шока кристаллинового типа, поскольку обладает характерными для этого семейства белков свойствами: 1) наличием консервативного -кристаллинового домена;
2) способностью к спонтанной олигомеризации in vitro;
3) шаперонной активностью по отношению к инсулину как модельному субстрату.
2. Рекомбинантный -БТШ из A. laidlawii защищает некоторые белки клеточного экстракта E. coli от денатурации и агрегации при воздействии высокой температуры, и повышает устойчивость трансформированных клеток E. coli к тепловому шоку.
3. В условиях теплового шока значительная часть молекул IbpA в клетке A. laidlawii ассоциирована с элементами клеточных структур.
Научная новизна полученных результатов Свойства и функции малого БТШ из микоплазмы исследованы впервые. Показано, что этот белок принадлежит к семейству шаперонов -кристаллинового типа и обладает основными свойствами белков этого семейства. Впервые исследована локализация БТШ в клетке микоплазмы и показана его ассоциация с элементами клеточных структур.
Теоретическое и практическое значение работы Исследование механизмов жизнеобеспечения наиболее просто устроенной клетки, способной к самостоятельному воспроизведению (каковыми являются клетки микоплазм), в т. ч. системы ответа на стресс, имеет фундаментальное значение для понимания основных принципов функционирования любой клетки. Протективная роль белка IbpA, обнаруженная в модельных экспериментах с клетками E. coli, позволяет утверждать, что он способен выполнять защитную функцию в клетках. Данные по локализации IbpA в клетке микоплазмы являются существенным вкладом в исследование свойств -БТШ прокариот, так как в мировой литературе есть всего несколько подобных работ, выполненных на других микроорганизмах (Lnsdorf et al., 1995;
Cunningham, Spreadbury, 1998). Результаты работы могут быть полезны при дальнейших исследованиях механизмов ответа на стресс у микоплазм. Для получения результатов по локализации -БТШ в клетках A. laidlawii были адаптированы методы иммуно-электронной микроскопии, которые могут быть использованы для исследования микоплазм и других мини-клеток, изучение которых методами световой и фазово-контрастной микроскопии невозможно из-за их маленького размера.
Апробация работы По теме диссертации опубликовано 11 печатных работ, в том числе 3 журнальные статьи. Материалы диссертации были представлены на Международной конференции «Mycoplasmology – a review of developments over the last decade» (Гран-Канария, Испания, 10-12 июня 2009 г.);
17-м (Тяньцзинь, Китай, 6-11 июля 2008 г.) и 18-м (Кьянчано Терме, Италия, 11-16 июля 2010 г.) Международных конгрессах IOM (International Organization for Mycoplasmology);
XXII (Черноголовка, 2-6 июня 2008 г.) и XXIII (31 мая – 4 июня 2010 г.) Российских конференциях по электронной микроскопии (РКЭМ);
II Конференции молодых учёных Института цитологии РАН (Санкт-Петербург, 15-16 февраля 2010 г.);
14-й Международной Пущинской школе-конференции молодых учёных «Биология – наука XXI века» (Пущино, 19-23 апреля 2010 г.);
Политехническом симпозиуме «Молодые учёные – промышленности Северо-Западного региона» (Санкт-Петербург, 20 мая 2010 г.) и на заседании объединённого научного семинара Лаборатории структурной организации генома, Лаборатории цитологии опухолевого роста, Лаборатории регуляции экспрессии генов, Отдела клеточных культур и Группы ультраструктуры клеточных мембран Института цитологии РАН 29 ноября 2010 г.
Объём и структура диссертации Диссертация изложена на 108 страницах машинописного текста и состоит из введения, глав «Обзор литературы», «Материалы и методы», «Результаты», «Обсуждение», заключения, выводов и списка цитируемой литературы, включающего 180 ссылок.
Иллюстративный материал содержит 20 рисунков и 1 таблицу.
Материалы и методы Компьютерный анализ аминокислотных последовательностей. Поиск ОРС, соответствующей гену, кодирующему белок р17 (IbpA), был выполнен в полностью секвенированном геноме Acholeplasma laidlawii (GenBank: CP000896). Проверку аминокислотной последовательности р17 на наличие консервативных доменов проводили с помощью базы данных CDD (Conserved Domain Database) на сервере NCBI (www.ncbi.nlm.nih.gov). Поиск гомологичных последовательностей в базах данных EMBL, GenBank и SWISS-PROT был выполнен с помощью программ BLAST и PROSITE.
Множественное выравнивание аминокислотных последовательностей выполняли с помощью программы BLAST.
Бактериальные штаммы. A. laidlawii PG8 (Коллекция клеточных культур Института цитологии РАН, Санкт-Петербург) культивировали на модифицированной среде для PPLO с добавлением 10 % лошадиной сыворотки (Freundt, 1983). Клетки штамма Escherichia coli BL21(DE3)pLysS (Novagen, США) выращивали в жидкой среде LB с добавлением антибиотиков: хлорамфеникола (25 мкг/мл), ампициллина (100 мкг/мл) – для культивирования штаммов E. coli, трансформированных вектором рЕТ-15b.
Клонирование гена. Были сконструированы (Vector NTI, Invitrogen, США) и синтезированы (ЛИТЕХ, Россия) праймеры, фланкирующие ОРС ACL_0421: 5’ TTCTTATCATggattcTTAAGTTC-3’ и 5’-AGTGTAAAAcatatgTTGAGTTTATTG-3’ (сайты для рестриктаз BamHI и NdeI обозначены строчными буквами). Амплификацию проводили с Taq полимеразой (ЛИТЕХ, Россия). В качестве матрицы использовали тотальную ДНК A. laidlawii и проводили 30 циклов ПЦР: 93 °C – 10 с, 44 °C – 10 с, 72 °C – 10 с.
Амплифицированный фрагмент длиной 411 п.н. был клонирован в экспрессирующем векторе pET-15b (Novagen, США) согласно методике, описанной в рЕТ System Manual с использованием ферментов BamHI, NdeI и ДНК-лигазы фага Т4 (Fermentas, Литва).
Корректность вставки была проверена секвенированием. Плазмиду назвали pibpA.
Получение рекомбинантного белка. Синтез белка в трансформированных клетках E. coli, выращенных в жидкой среде до достижения культурой оптической плотности 0, (OD600) (экспоненциальная фаза роста), индуцировали добавлением 0,1 мM IPTG. Через 2 ч культивирования в присутствии индуктора клетки собирали центрифугированием ( об/мин, 20 мин), надосадок сливали, осадок ресуспендировали в буфере (1/10 от объёма культуры), содержащем Tris-HCl (pH 7,4), 300 мМ NaCl и 20 мМ имидазола. После обработки клеток ультразвуком (22 кГц, 5 раз по 10 с) и осветления суспензии (40000 об/мин, Beckman TL-100 (США), 45 мин) полученный надосадок наносили на колонку с Ni-сефарозой (GE Healthcare, США). Связавшийся белок элюировали тем же буфером с 300 мM имидазола, и очищали от примесей методом гель-фильтрации на колонке Superdex 200 PrepGrade Tricorn 10/30 (хроматографическая система AKTA FPLC, GE Healthcare, США), уравновешенной PBS. На всех этапах работы выполняли электрофоретический контроль.
Получение поликлональных антител. Кроликов иммунизировали в соответствии с методикой, разработанной в Институте цитологии РАН (Ivanov, Fel, 1984). Полученную иммунную сыворотку наносили на колонку с nProtein A Sepharose (GE Healthcare, США), затем колонку промывали буфером, содержащим 20 мМ NaH2PO4 (pH 7,0), после чего связавшиеся с белком А иммуноглобулины элюировали 0,1 М глицином (рН 3,0). Для предотвращения выпадения иммуноглобулинов в осадок в собранную фракцию добавляли необходимое количество 1 М Tris-ОН для сдвига рН раствора до нейтральных значений, затем проводили гель-фильтрацию на колонке Superdex-200 PrepGrade Tricorn 10/30, уравновешенной PBS.
Иммуноблотинг. Белковые фракции разделяли электрофоретически (15 % ДДС ПААГ, Laemmli, 1970) и переносили на нитроцеллюлозу Hybond C (GE Healthcare, США).
Мембрану блокировали 3 %-ным обезжиренным молоком в течение 30 мин. Антитела к IbpA разводили 1:1000. В качестве вторых антител использовали козьи анти-кроличьи антитела, конъюгированные с пероксидазой хрена, в разбавлении 1:10000. Как с первыми, так и со вторыми антителами мембрану инкубировали в PBS в течение 1 ч, перед добавлением вторых антител мембрану тщательно промывали. Блоты окрашивали DAB (Sigma, США) в соответствии со стандартным протоколом.
Тепловой шок. Синтез IbpA в клетках A. laidlawii инициировали повышением температуры во время экспоненциальной фазы роста культуры с 30 до 42 °С на 90 мин, затем температуру понижали до 37 °С и продолжали культивирование ещё в течение 90 мин. Такие условия роста способствовали максимальному накоплению белка.
Молекулярную массу олигомеров оценивали методом гель-фильтрации в PBS на колонке Superdex-200 PrepGrade Tricorn 10/30 со скоростью 1 мл/мин. Для калибровки колонки использовали стандартные белки-маркеры молекулярной массы (Sigma, США).
Для определения шаперонной активности рекомбинантного IbpA в качестве модельного субстрата был использован бычий инсулин, любезно предоставленный проф.
К.К. Туроверовым (ИНЦ РАН), в концентрации 0,45 мг/мл, а в качестве контроля – BSA в концентрации 0,5 мг/мл. Для разрушения дисульфидных мостиков между цепями инсулина добавляли дитиотриетол до конечной концентрации 0,15 мг/мл. Использовали реактивы фирмы Sigma (США). Эксперимент проводили при 25 С и 43 С в течение 30 мин в PBS (рН 7,0) в объёме 100 мкл. Пробы (1 мкл) отбирали каждые 3 мин и измеряли оптическую плотность раствора при длине волны 360 нм на спектрофотометре NanoDrop 2000 (Thermo Scientific, США). Измерения повторяли трижды, статистическую обработку результатов выполняли по программе Excel.
Оценка влияния рекомбинантного белка на агрегацию белков E. coli in vitro при нагреве. Клетки штамма E. coli pibpA, выращенные с добавлением (в экспоненциальной фазе роста) или без добавления IPTG, осаждали центрифугированием (8000 об/мин, 10 мин) и промывали в PBS. Суспензию клеток обрабатывали ультразвуком и центрифугировали (16000 об/мин, 10 мин). Для получения фракций растворимых белков надосадки собирали и дополнительно центрифугировали при 300000 об/мин 30 мин на ультрацентрифуге Beckman TL-100 с ротором TLA100.3 (США). Концентрацию белка измеряли по методу Бредфорд (Bradford, 1976). Из полученных фракций отбирали часть материала, нагревали до 55 C в течение 30 мин и центрифугировали (16000 об/мин, 10 мин) для удаления агрегировавших белков из раствора. Затем определяли концентрацию белка в осадке и надосадке и анализировали фракции (как подвергнутые, так и не подвергнутые воздействию температуры) методом электрофореза в ДДС-ПААГ. Денситометрию и анализ белковых профилей выполняли в программе TotalLab Quant (Nonlinear Dynamics, США).
Оценка теплоустойчивости клеток E. coli, продуцирующих рекомбинантный IbpA. К культуре клеток штамма E. coli pibpA добавляли 0,1 мМ IPTG в середине логарифмической фазы роста (OD600=0,6) и продолжали инкубацию в течение 2 ч при 37 C.
Затем индуцированную и не индуцированную культуры, выращенные в одинаковых 5,0 106 кл/мл, условиях, разбавляли средой до отбирали по 1 мл суспензии и культивировали при 48 C в течение 120 мин. Пробы (100 мкл) отбирали перед изменением температуры культивирования и, на 30, 45, 60, 90 и 120-й минуте после её повышения, делали серийные разведения и высевали на чашки Петри с L-агаром. Чашки инкубировали при 37 C в течение 12 ч, после чего подсчитывали количество КОЕ.
Электронная микроскопия. Клетки A. laidlawii фиксировали добавлением в жидкую среду формальдегида и глутаральдегида (до конечной концентрации 2 % и 0,1-0,2 %, соответственно) при комнатной температуре в течение 1 ч, после чего собирали центрифугированием (10000 об/мин, 10 мин). Осадки дегидратировали в растворах этилового спирта возрастающей концентрации и заливали в смолу LR-White (Polyscience, INC, США). Смолу полимеризовали при 50 °C. Иммуноцитохимические эксперименты проводили на ультратонких срезах клеток в соответствии со стандартным протоколом (Миронов и др., 1994). Антитела против IbpA разводили (1:50) в PBS, содержащем 0,1 % BSA. Козьи анти-кроличьи антитела, конъюгированные с частицами коллоидного золота диаметром 15 нм (EY Laboratories, INC, США), использовали в качестве вторых антител.
Срезы окрашивали спиртовым раствором уранилацетата и раствором цитрата свинца, образцы просматривали в электронном микроскопе JEM-100U. В контроле либо опускали специфические антитела, либо использовали вместо них кроличью неиммунную сыворотку.
Распределение метки в клетках A. laidlawii анализировали в 20 полях зрения (13000 ).
С целью исследования ультраструктуры клетки A. laidlawii собирали центрифугированием (10000 об/мин, 10 мин), осадок фиксировали 1 %-ным раствором OsO4, обезвоживали в растворах этилового спирта возрастающей концентрации и ацетоне, пропитывали и заливали в смесь эпон – аралдит (Миронов и др., 1994). Ультратонкие срезы готовили на ультрамикротоме LKB-III, окрашивали спиртовым раствором уранилацетата и раствором цитрата свинца и просматривали в электронном микроскопе JEM-100U.
При исследовании олигомерных форм рекомбинантного белка на сеточки, покрытые коллодиевой плёнкой и обработанные ультрафиолетом для снятия заряда статического электричества, наносили по 5 мкл раствора белка в PBS (10 мкг/мл, pH 7,4). Спустя 1-2 мин раствор белка удаляли, а связавшийся материал окрашивали водным раствором уранилацетата (2 %, 1 мин) и просматривали в электронном микроскопе Libra 120 (Zeiss, Германия), 50000.
Результаты Идентификация белка р17 и анализ его аминокислотной последовательности.
Поиск ОРС, кодирующей белок р17, был осуществлён после того, как нашими коллегами из НИИ физико-химической медицины (ФМБА, Москва) был полностью секвенирован геном A. laidlawii. Последовательность 15 N-концевых аминокислот, идентичная N-концу белка р17, была найдена в составе предсказанного продукта только одной ОРС – orf311 (после аннотации генома – ACL_0421). Рассчитанная молекулярная масса полноразмерного продукта ОРС ACL_0421 – 15,2 кДа, что примерно соответствует молекулярной массе р (17 кДа), определённой электрофоретически. Предсказанная аминокислотная последовательность р17 была проверена на наличие в её составе консервативных доменов.
При этом в центральной области молекулы белка была выявлена последовательность, гомологичная главному структурному домену всех представителей -БТШ – кристаллиновому домену, а в N-концевой области – предполагаемый WDPF-мотив, участвующий в мультимеризации -БТШ. -Кристаллиновый домен р17 состоит из аминокислот, фланкирован с N-конца участком из 33 аминокислот, а с С-конца – коротким участком из 14 аминокислот. В результате поиска аминокислотных последовательностей, гомологичных р17 из A. laidlawii, во всех полностью секвенированных на сегодняшний день геномах прокариот было выявлено 2066 последовательностей, из которых соответствуют белкам, обозначенным как БТШ, или стрессовые белки. Для ряда из них либо известна, либо предсказана функция молекулярных шаперонов. Для наглядности мы сравнили аминокислотную последовательность р17 из A. laidlawii c последовательностями -БТШ 4 выбранных нами эубактерий и археи Methanococcus jannaschii (рис.1).
Рис. 1. Сравнение аминокислотной последовательности р17 из A. laidlawii c последовательностями БТШ 4 эубактерий и археи M. jannaschii.
Чёрным цветом обозначены аминокислотные остатки -БТШ, совпадающие по местоположению с аминокислотными остатками р17. Рамкой выделена область консервативного -кристаллинового домена.
Поиск генов и белков, гомологичных р17 A. laidlawii, был отдельно выполнен во всех 29 полностью секвенированных к настоящему времени геномах микоплазм, представленных в GeneBank. Было обнаружено три предсказанных белка, обладающих 44 %-ным (IbpA AYWB), 45 %-ным (IbpA OY-M) и 41 %-ным (Hsp20 из Candidatus Phytoplasma australiense) сходством с продуктом рамки считывания ACL_0421 A. laidlawii (рис.2). Все три белка принадлежат фитоплазмам (семейство Acholeplasmataceae), находящимся в близком родстве с микоплазмой A. laidlawii. По мнению авторов, они могут выполнять функции молекулярных шаперонов (Oshima et al., 2004;
Bai et al., 2006;
Tran-Nguyen et al., 2008). Так как р17 обладает высоким уровнем сходства с предсказанными шаперонами IbpA фитоплазм, мы переименовали его в IbpA.
Рис. 2. Сравнение аминокислотных последовательностей предсказанных -БТШ микоплазм: р17 из A.
laidlawii, IbpA из Aster yellows witches'-broom phytoplasma (AYWB), IbpA из Onion yellows phytoplasma (OY-M) и Hsp20 из Candidatus Phytoplasma australiense.
Чёрным цветом обозначены аминокислотные остатки -БТШ, совпадающие по местоположению с аминокислотными остатками р17. Рамкой выделены вероятный WDPF-мотив (показан стрелкой) и область консервативного -кристаллинового домена.
Рекомбинантный белок IbpA и поликлональные антитела против него. На рис. 3, а (дорожка 3) показано появление в клеточном экстракте E. coli, трансформированных плазмидой pibpA, полипептида с молекулярной массой около 20 кДа, соответствующего рекомбинантному IbpA из A. laidlawii, через 2 ч после индукции.
Рис. 3. Рекомбинантный IbpA A. laidlawii (а) и поликлональные антитела против него (б).
а – электрофорез в 12 %-ном ДДС-ПAAГ: 1 – рекомбинантный IbpA;
2 – клеточный экстракт E. coli BL (DE3);
3 – экстракт клеток E. coli, трансформированных плазмидой pibpA и индуцированных IPTG. б – иммуноблотинг: 4 – клеточный экстракт E. coli;
5 – рекомбинантный белок IbpA (19,65 кДа);
6 – клеточный экстракт A. laidlawii (нормальные условия роста);
7 – клеточный экстракт A. laidlawii (тепловой шок). На дорожках 6 и 7 видны полосы, соответствующие нативному белку IbpA (15,2 кДа).
Рекомбинантный белок представляет собой полипептидную цепь, соответствующую полноразмерному нативному IbpA (15,2 кДа), с экспрессируемой частью вектора рЕТ-15b, в состав которой входит последовательность нуклеотидов, кодирующая гистидиновый «хвост». Рассчитанная молекулярная масса рекомбинантного IbpA составляет 19,65 кДа.
Белок был выделен и очищен (рис. 3, дорожка 1). Препарат белка использовали для получения кроличьих поликлональных антител, специфичность которых проверяли методом иммуноблотинга (рис. 3, б). Антитела узнают как рекомбинантный, так и нативный IbpA из A. laidlawii. После теплового шока количество -БТШ, продуцируемого клетками микоплазмы, возрастает (дорожка 7).
Олигомерные формы рекомбинантного белка IbpA. Очищенный рекомбинантный белок IbpA спонтанно формирует олигомеры in vitro (1 мг/мл в PBS, рН 7,0). С помощью электронной микроскопии высокого разрешения были получены изображения олигомеров (проекций глобул) IbpA (рис. 4, а).
Рис. 4. Олигомеры рекомбинантного белка IbpA.
а – электронные изображения олигомеров белка IbpA из A. laidlawii. Негативное окрашивание (1 % ный водный раствор уранилацетата). На верхней части рисунка представлена панорамная фотография олигомерных частиц IbpA. На нижней части – фотографии индивидуальных олигомеров (диаметром около нм), располагающихся под разными углами к поверхности сеточки. Масштабная линейка соответствует 20 нм.
б – оценка мол. массы олигомеров методом гель-фильтрации (PBS, 1 мл/мин);
I – хроматографическая кривая гель-фильтрации сразу после выделения рекомбинантного IbpA из клеточного экстракта E. coli;
II – то же, через 24 ч (хранение при + 4 С). Пик 1 соответствует фракции мономеров;
пик 2 – фракции тетрамеров;
пик 3 – олигомерам, в состав которых входит 12 субъединиц;
пик 4 – олигомерам, состоящим из 24 субъединиц.
Размер белковых частиц варьировал от 3 до 20 нм, большинство из них было 15-20 нм в диаметре. Сразу после выделения белка из клеточного экстракта E. coli оценивали молекулярную массу олигомеров IbpA методом гель-фильтрации. Наблюдали три хроматографических пика (рис. 4, б, I). Пик 1 соответствует фракции мономеров IbpA, пик – фракции тетрамеров. Пик 3 был сформирован из олигомеров, состоящих из 12 субъединиц.
При гель-фильтрационном анализе того же образца спустя 24 ч (хранение при + 4 °С) хроматографическая кривая (рис. 4, б, II) заметно отличалась от кривой, представленной на рис. 4, б, I. Почти полностью исчез пик, соответствующий фракции мономеров;
интенсивность пиков 2 и 3 значительно уменьшилась;
до 80 % от общего количества белка формировало пик 4, который представлен олигомерами IbpA, в состав каждого из которых входят 24 субъединицы рекомбинантного белка.
Шаперонная активность рекомбинантного белка IbpA in vitro. Мы исследовали влияние рекомбинантного IbpA A. laidlawii на агрегацию бычьего инсулина, спровоцированную добавлением в реакционную смесь DTT, при разных температурах. В качестве положительного контроля использовали чистый инсулин, а в качестве других контролей – смесь инсулина с BSA, а также чистые IbpA и BSA. IbpA как при 25 С (рис.5, а), так и при 43 С (рис.5, б) не денатурировал и не агрегировал. BSA не агрегировал при 25 С (рис.5, а), тогда как при 43 С происходила постепенная агрегация BSA, очевидно, связанная с тепловой денатурацией белковых молекул (рис. 5, б). Интересным фактом явилось отсутствие ожидаемой агрегации инсулина при 25 С в составе смеси с BSA (рис.5, в), тогда как при 43 С она происходила (рис. 5, г). Что касается влияния рекомбинантного IbpA из A. laidlawii на агрегацию инсулина при указанных температурах, мы наблюдали следующее: при 25 С IbpA слабо подавлял агрегацию инсулина (рис. 5, в), тогда как при 43 С и молярном соотношении, близком к 1:1, полностью препятствовал его денатурации и агрегации (рис. 5, г). Подобное различие в характере влияния IbpA и BSA на агрегацию модельного субстрата указывает на наличие специфической, зависимой от температуры шаперонной активности у исследуемого белка. Кроме того, влияние IbpA на агрегацию инсулина зависело и от концентрации шаперона (рис. 5, д, е), причём при 43 С эта зависимость проявлялась значительно ярче (рис.5, е).
Влияние рекомбинантного белка IbpA на агрегацию белков E. coli in vitro при нагреве. Нами было исследовано влияние IbpA из A. laidlawii, синтезируемого в клетках E. coli, на агрегацию белков клеточного экстракта E. coli при кратковременном воздействии высокой температуры (55 С, 30 мин). На рис. 6, а представлены электрофореграммы фракции растворимых белков E. coli, как не содержащей (дорожки 1, 3), так и содержащей (дорожки 2, 4) рекомбинантный IbpA. На рис. 6, б видно, что в присутствии IbpA не происходит изменения белкового профиля фракции (исчезновение ряда пиков или появление новых, за исключением пика, соответствующего рекомбинантному белку) по сравнению с контрольным штаммом (графики 1 и 2). Однако уровень синтеза остальных белков при синтезе IbpA клетками E. coli снижался. Это можно объяснить тем, что в синтез рекомбинантного белка вовлечено значительное количество ресурсов клетки, и происходит Рис.5. Влияние рекомбинантного IbpA на агрегацию инсулина.
1 – инсулин;
2 – инсулин + BSA;
3 – инсулин + IbpA (0,1 мг/мл);
4 – инсулин + IbpA (0,45 мг/мл);
5 – BSA;
6 – IbpA (0,45 мг/мл). Реакцию проводили при 25 С (а, в, д) и 43 С (б, г, е).
закономерное изменение уровня синтеза остальных белков. Профиль фракции растворимых белков из клеток штамма, не синтезировавшего рекомбинантный белок IbpA, существенно меняется после прогрева (дорожка 3). Более наглядно это демонстрируют денситометрические графики 1 и 3. Исчезают пики, соответствующие белкам с молекулярной массой 122, 113, 110, 107, 65, 54, 25 и 16 кДа (белки полностью агрегируют и Рис. 6. Влияние рекомбинантного белка IbpA на агрегацию растворимых белков E. coli в клеточном экстракте при нагреве.
а – электрофореграммы фракции растворимых белков клеточных экстрактов E. coli: 1 – pibpA;
2 – pibpA + IPTG;
3 – pibpA (55 С, 30 мин);
4 – pibpA + IPTG (55 С, 30 мин);
М – маркеры молекулярной массы (кДа). На рисунке отмечены термолабильные белки (молекулярная масса, кДа), агрегирующие и полностью выпадающие в осадок при воздействии повышенной температуры. б – сравнительный анализ соответствующих дорожкам денситограмм. Стрелками обозначен рекомбинантный IbpA.
выпадают в осадок), а также уменьшается площадь пиков, соответствующих большинству остальных белков. Что касается аналогичной фракции белков при наличии в её составе рекомбинантного IbpA из A. laidlawii, то её профиль после прогрева изменяется в меньшей степени (кривые 3 и 4). После тепловой обработки исчезают только пики, соответствующие белкам с молекулярной массой 65, 54 и 16 кДа, а площадь пиков, соответствующих другим белкам, уменьшается не так значительно. В присутствии рекомбинантного IbpA 70 % тотального белка фракции оставалось в растворе после тепловой обработки и только 52 % – в отсутствие IbpA. Таким образом, рекомбинантный IbpA препятствует денатурации и агрегации некоторых растворимых белков в клеточном экстракте E. coli при нагреве.
Вероятно, IbpA способен выполнять защитную функцию и в клетках A. laidlawii.
Теплоустойчивость клеток E. coli в присутствии рекомбинантного IbpA. При сильном тепловом шоке через 30 мин теплоустойчивость клеток E. coli (доля жизнеспособных клеток в культуре), продуцирующих рекомбинантный IbpA, была выше в три раза по сравнению с неиндуцированными клетками, однако через 45 мин этот эффект исчезал (рис. 7). Почти все клетки E. coli погибали через 90 мин экспонирования при 48 °C.
Рис. 7. Влияние рекомбинантного IbpA A. laidlawii на теплоустойчивость трансформированных клеток E. coli.
КОЕ, % Сравнение теплоустойчивости клеток IbpA E. coli рibpA, продуцирующих (IbpA+) и не IbpA+ продуцирующих (IbpA-) рекомбинантный белок из A. laidlawii, подвергнутых воздействию сильного теплового шока. 0 мин – момент изменения температуры с 37 до 48 °C.
0 30 45 60 90 Время, мин Таким образом, рекомбинантный IbpA оказывал влияние на теплоустойчивость клеток E.
coli в условиях сильного теплового шока.
Локализация IbpA в клетке A. laidlawii. В обычных условиях роста лишь небольшое количество метки обнаруживали на периферии клеток микоплазмы. На срезах клеток, подвергнутых воздействию теплового шока, частицы коллоидного золота обнаруживали в большем количестве (рис. 8). 40 % метки визуально невозможно было ассоциировать с какими-либо клеточными структурами. Ассоциация остальных 60 % метки со структурами клетки была очевидной, и наблюдавшиеся картины распределения частиц золота условно разделили на 4 варианта. 1) Метка на неидентифицированных упорядоченных структурах (10 %);
при этом заметны «цепочки» из частиц метки (а-г, е, ж), иногда разветвлённые (б) или изогнутые (а, г, е, ж), некоторые из них располагаются вблизи полюсов клетки (е, ж).
Иногда структуры отчётливо видны (a, з, и). Когда плоскость среза проходила поперёк этих структур, на их сечении наблюдали скопления метки (з, и). 2) Метка в электронно-плотных областях клетки – «гранулярных тельцах» (65 %) (к-о). В некоторых случаях частицы золота обнаруживали в виде кластеров (м). 3) В области плазматической мембраны (20 %) (п-с). 4) В зоне перетяжек между делящимися клетками микоплазм (5 %) (т-х). За 100 % принимали общее количество частиц золота, ассоциированных с клеточными структурами. Ни в одном из вариантов метку не обнаруживали в области нуклеоида.
Ультраструктурные исследования A. laidlawii (рис. 9) подтвердили наличие в клетках штамма PG8 упорядоченных структур, напоминающих элементы цитоскелета (а, б), «гранулярных телец» (в, г), рибосом (д-з), и, вероятно, полирибосом, собранных в цепочки (ж) и кластеры (е, з). Кроме того, показано, что во время цитокинеза в области перетяжки между дочерними клетками обнаруживаются электронно-плотные участки, напоминающие по структуре так называемые «гранулярные тельца» (и);
на завершающей стадии деления Рис. 8. Локализация белка IbpA в клетках A. laidlawii, подвергнутых воздействию теплового шока.
a-и – на неидентифицированных упорядоченных структурах (обозначены стрелками);
к-о – в электронно-плотных областях клетки («гранулярных тельцах»), стрелки указывают на «тельца» (к) и кластеры из частиц метки (м);
п-с – в области мембраны;
т-х – на перетяжках между делящимися клетками (стрелки указывают на область перетяжки). Масштабная линейка соответствует 100 нм.
Рис.9. Ультраструктура клеток A. laidlawii.
Стрелками отмечены: а, б – упорядоченные структуры (вероятно, цитоскелет-подобные элементы);
в, г – электронно-плотные области («гранулярные тельца»);
д, е, ж, з – частицы диаметром около 20 нм (вероятно, рибосомы);
и – электронно-плотные области на перетяжках между делящимися клетками и в дочерних клетках на финальной стадии деления (внизу фотографии). Масштабная линейка соответствует 100 нм.
клеток можно наблюдать уже два электронно-плотных участка, симметрично располагающихся в каждой дочерней клетке.
Обсуждение Общим свойством -БТШ прокариот и эукариот является присутствие в аминокислотной последовательности участка из 80-100 аминокислот, называемого кристаллиновым доменом. Этому домену предшествует N-концевой участок, варьирующий и по длине, и по составу. Вслед за последовательностью домена располагается короткий С концевой участок (Caspers et al., 1995). Полипептид, продуцируемый клетками A. laidlawii в условиях теплового шока (“белок р17”), был выделен из геля и идентифицирован как -БТШ в результате прочтения 15 аминокислот с его N-конца, поиска соответствующей ему ОРС в геноме A. laidlawii PG-8A и обнаружения в центральной области аминокислотной последовательности предсказанного продукта ОРС ACL_0421 консервативного кристаллинового домена. N-концевая область молекулы белка р17, переименованного в IbpA, обладает низким уровнем гомологии с представителями -БТШ прокариот (рис. 1, 2), тогда как С-концевая область обнаруживает высокую степень сходства с аналогичной областью предсказанных -БТШ фитоплазм (рис. 2). Известно, что уровень гомологии между -БТШ ниже такового для шаперонов других классов (Caspers et al., 1995). Тем не менее, IbpA из A. laidlawii обладает значительным сходством с -БТШ фитоплазм AYWB, OY-M и Candidatus P. australiense (рис. 2). -БТШ выявлены лишь у четырёх представителей класса Mollicutes и, очевидно, отсутствуют у остальных изученных микоплазм.
Возникает вопрос, почему у одних микоплазм -БТШ имеются, а у других – нет.
Можно было бы предположить, что у большинства микоплазм -БТШ отсутствуют в связи с более значительной степенью редукции их геномов. Однако гены, кодирующие -БТШ, не найдены не только у Mycoplasma genitalium, известной своим самым маленьким геномом (0,58 Мб) среди организмов, способных к самостоятельному воспроизведению (Fraser et al., 1995), но и у Mycoplasma mycoides subsp. mycoides SC str. PG1 (Westberg et al., 2004) и Mycoplasma penetrans HF-2 (Sasaki et al., 2002) с геномами 1,2 Мб и 1,36 Мб, соответственно.
В геноме (1 Мб) внутриклеточного паразита Chlamydia trachomatis (Stephens et al., 1998) БТШ также отсутствуют. В то же время, в маленьких геномах внутриклеточных паразитов Buchnera aphidicola str. APS (0,64 Мб) и Rickettsia prowazekii (1,1 Мб), обитающих большую часть жизненного цикла на пойкилотермных насекомых, гены, кодирующие -БТШ, обнаружены (Shigenobu, 2000;
Andersson, 1998). Представляется вероятным, что для наличия или отсутствия -БТШ решающее значение имеет не размер генома, а температурный режим существования организма. Так, большинство микоплазм, у которых -БТШ отсутствует, являются паразитами животных и человека, занимая изотермические ниши. Представители же семейства Acholeplasmataceae, в отличие от других микоплазм, обитают, главным образом, в тканях растений.
Мы предполагаем, что IbpA в клетках A. laidlawii выполняет функцию шаперона.
Известно, что шаперонная функция присуща только олигомерным формам -БТШ (Narberhaus, 2002). При этом -БТШ способны взаимодействовать с ново-синтезированными или частично денатурировавшими полипептидами в клетке, препятствуя их необратимой денатурации и агрегации. Благодаря -БТШ субстратные белки поддерживаются в фолдинг компетентном состоянии. Защита белков от агрегации шаперонами из семейства -БТШ наглядно продемонстрирована в модельных экспериментах (Yuan et al., 1996;
Sun et al., 2004). В наших опытах рекомбинантный белок IbpA, выделенный из клеточного экстракта, обнаруживал способность к спонтанной олигомеризации in vitro (рис. 4, а). До 80 % от общего количества IbpA находилось в растворе в форме олигомеров, состоящих из субъединиц (рис. 4, б). Похожие по размеру и структуре олигомеры формирует в растворе рекомбинантный -БТШ Hsp26 дрожжей (White et al., 2006). Из 24 субъединиц состоит Hsp16,5 археи M. jannaschii (Kim et al., 1998). Олигомеры ряда бактериальных -БТШ также состоят из 24 субъединиц (Narberhaus, 2002). Вероятно, существует динамическое равновесие между мультимерными формами IbpA из A. laidlawii, что объясняет присутствие олигомеров с разной молекулярной массой в растворе рекомбинантного белка (рис. 4, б). К примеру, гексадекамер (16 субъединиц) мышиного Hsp25 находится в зависимом от концентрации белка равновесии с тетрамерами и димерами (Ehrnsperger et al., 1999). Так как строительным блоком олигомеров всех изученных -БТШ является димер (Nakamoto, Vigh, 2007), любые интермедиаты в процессе олигомеризации должны быть кратными двум.
Результаты многих экспериментов хорошо демонстрируют свойства -БТШ как молекулярных шаперонов, их взаимодействие с белками-мишенями и предотвращение необратимой денатурации и агрегации этих белков. Причём многие -БТШ являются эффективными шаперонами не только в отношении белков, подверженных тепловой денатурации, но и в отношении химически денатурированных субстратов при низких температурах in vitro (Narberhaus, 2002). Примером химического «пускового механизма», приводящего к последующей денатурации белка, служит воздействие DTT на инсулин.
Характерной особенностью инсулина является то, что при разрушении дисульфидных связей между - и -цепью последняя агрегирует в широком диапазоне температур (Sanger, 1949).
При этом повышение температуры слабо влияет на кинетику агрегации инсулина, лишь ускоряя протекание реакции, что делает инсулин весьма удобным модельным субстратом для изучения не только шаперонной активности исследуемого белка, но и зависимости этой функции от температуры (Haslbeck et al., 1999).
Отсутствие ожидаемой агрегации бычьего инсулина при 25 С в составе смеси с бычьим сывороточным альбумином (рис. 5, в) в нашем эксперименте можно объяснить образованием комплексов, устойчивых к денатурации. Недавно было выявлено, что так называемая фракция «свободного инсулина» человека на самом деле транспортируется в крови при участии инсулин-связывающего фактора, транспортного комплекса, в состав которого у здоровых людей входит -фетопротеин, трансферин и около 26 % альбумина (Гарипова и др., 2007;
Елисеева и др., 2009). Альбумин и инсулин, вероятно, образуют непрочные комплексы (Касаткина, 1996). Тепловое воздействие вполне может способствовать их диссоциации. Это приводит к высвобождению инсулина и его дальнейшей агрегации (рис. 5, г). Что касается рекомбинантного IbpA из A. laidlawii, то он обнаруживал специфическую шаперонную активность по отношению к инсулину, зависящую от температуры, и это напоминает шаперонные свойства Hsp26 из S. cerevisiae (Haslbeck et al., 1999). Hsp26 является эффективным шапероном только в условиях повышенной температуры (Haslbeck et al., 1999). По аналогии с Hsp26 из дрожжей, IbpA из A. laidlawii обнаруживал гораздо более высокий уровень активности в подавлении агрегации инсулина при 43 С по сравнению с 25 С (рис. 7, в-е). На основании полученных результатов можно предположить, что эти два шаперона обладают сходным температуро-зависимым механизмом действия.
Рекомбинантный белок IbpA из A. laidlawii защищает ряд растворимых белков E. coli in vitro от агрегации при повышенной температуре (рис. 6). Похожий эффект наблюдали авторы, исследовавшие влияние рекомбинантного -БТШ 16,9 кДа из риса на растворимые белки клеточного экстракта Oryza sativa (Yeh et al., 1995). При этом рекомбинантный IbpA из A. laidlawii влиял на теплоустойчивость трансформированных клеток E. coli при 48 °C (рис.
7). Спустя 30 мин с момента начала теплового шока количество жизнеспособных клеток E. coli pibpA, продуцировавших рекомбинантный белок, в три раза превышало количество клеток, не продуцировавших IbpA. В аналогичном эксперименте с рекомбинантным белком 16,9 кДа из риса (Yeh et al., 1997) количество жизнеспособных клеток E. coli, продуцировавших рекомбинантный -БТШ, через 30 мин экспонирования при 47,5 °C в раз превышало количество живых клеток в контроле. Таким образом, рекомбинантный IbpA защищает клетки E. coli от гибели в условиях теплового шока, но сравнительно слабо. БТШ разных организмов обладают сходной, но не идентичной структурой, что может влиять на уровень их шаперонной активности в одинаковых условиях.
Известно, что -БТШ способны взаимодействовать со многими мишенями в клетке:
ферментами (Ehrnsperger et al., 1997), мембранами (Tsvetkova et al., 2002), элементами цитоскелета (Mounier, Arrigo, 2002;
Day et al., 2003). Для того, чтобы понять, с какого рода мишенями взаимодействует IbpA из A. laidlawii, мы исследовали локализацию белка в клетке микоплазмы методами иммуно-электронной микроскопии. Наблюдавшиеся картины распределения метки в клетках, подвергнутых воздействию теплового шока, мы условно разделили на 4 варианта. В первом варианте молекулы IbpA располагались вдоль неидентифицированных регулярных структур (рис. 8, а-ж): подобный вариант локализации был описан для -БТШ 16 кДа из Mycobacterium bovis BCG (Cunningham, Spreadbury, 1998).
Авторы предположили, что -БТШ M. bovis взаимодействует с пептидогликаном микобактерий. Но у микоплазм отсутствует пептидогликановый слой вследствие утраты этими бактериями клеточной стенки. Ранее в клетках штамма A. laidlawii NCTC 10116 были обнаружены элементы, напоминающие микротрубочки (Meloni et al., 1980). Мы показали наличие похожих элементов в клетках штамма A. laidlawii PG8 (рис. 9, а, б), и в ряде случаев очевидно, что метка ассоциирована с этими элементами (рис. 8, а, з, и). Мы предполагаем, что IbpA способен взаимодействовать с внутриклеточными структурами (вероятно, цитоскелет-подобными элементами) и может защищать эти структуры в условиях стресса.
Локализация IbpA в электронно-плотных областях клетки, так называемых «гранулярных тельцах», продемонстрирована на рис. 8, к-о. В некоторых случаях метка была организована в кластеры (м). Кластеры располагались внутри клетки и были ассоциированы с «гранулярными тельцами». Внутри «гранулярных телец» отсутствуют какие-либо частицы, которые можно было бы идентифицировать как рибосомы. Таким образом, ассоциация IbpA с «гранулярными тельцами», вероятно, не связана с de novo синтезом этого белка в условиях теплового шока. Кластеры, образуемые -БТШ в цитоплазме, были обнаружены также в клетках M. bovis (Cunningham, Spreadbury, 1998) и Stigmatella aurantiaca (Lnsdorf et al., 1995). Природа «гранулярных телец», описанных в клетках ахолеплазм много лет назад, до сих пор остаётся неизученной. Предполагалось (Maniloff, 1970), что эти структуры могут представлять собою вариант септы (так как обнаруживаются и в области перетяжек между делящимися клетками микоплазм;
наши данные – рис. 9, и), либо служат кладовыми для каких-либо продуктов клетки. В любом случае, IbpA может принимать участие в защите содержимого «гранулярных телец» в условиях стресса.
Частицы коллоидного золота наблюдали в области плазматической мембраны (рис. 8, п-с). Это не противоречит предположению о роли -БТШ в поддержании целостности мембран: некоторые -БТШ могут играть роль в регуляции текучести клеточных мембран и способны стабилизировать жидкокристаллическое состояние бислоя во время термических флуктуаций (Horvth et al., 1998;
Tsvetkova et al., 2002). Подобная роль -БТШ в клетках микоплазм, лишённых клеточной стенки, может быть тем более актуальной.
Помимо вышеописанных вариантов локализации IbpA, были обнаружены примеры распределения специфической метки в области перетяжек между делящимися клетками A. laidlawii (рис. 8, т-х). Мы предполагаем, что IbpA во время стресса может участвовать в стабилизации белков, вовлечённых в процесс деления клеток A. laidlawii. Известно, что у микоплазм отсутствуют практически все гены, кодирующие бактериальные белки, участвующие в цитокинезе. Исключением является ген ключевого белка деления прокариот – FtsZ (Вишняков, Борхсениус, 2007). Мы исследовали локализацию белка FtsZ в клетках M. hominis и в основном этот белок обнаруживали в области перетяжки между делящимися клетками микоплазм (Вишняков и др., 2009). Возможно, IbpA взаимодействует с филаментами FtsZ наподобие -БТШ и тубулина эукариот.
Во всех случаях метку не обнаруживали в области нуклеоида, что соответствует данным для других -БТШ (Lnsdorf et al., 1995;
Cunningham, Spreadbury, 1998).
Выводы 1. Белок IbpA (р17) является продуктом ОРС ACL_0421 A. laidlawii.
Последовательность белка состоит из 137 аминокислотных остатков, и центральная её часть содержит консервативный -кристаллиновый домен.
2. Среди микоплазм гены, кодирующие гомологи -БТШ, найдены только в геномах представителей семейства Acholeplasmataceae.
3. Рекомбинантный белок IbpA спонтанно формирует олигомерные комплексы in vitro (PBS 1, pH 7,4). В этом растворе IbpA представляет собой смесь мономеров и олигомеров, находящихся, вероятно, в динамическом равновесии, и состоящих из 2, 4, 12 и 24 мономерных субъединиц.
4. Рекомбинантный белок IbpA in vitro обнаруживает зависимую от температуры шаперонную активность по отношению к инсулину и предотвращает агрегацию ряда растворимых белков из клеточного экстракта E. coli при тепловой обработке (55 С).
5. Продукция рекомбинантного белка IbpA клетками E. coli повышает их теплоустойчивость в условиях сильного теплового шока (48 С).
6. При тепловом шоке значительная часть молекул IbpA в клетке A. laidlawii ассоциирована с элементами клеточных структур.
Список работ, опубликованных по теме диссертации Статьи:
1. Борхсениус С. Н., Вишняков И. Е., Буданцева Е. В., Вонский М. С., Якобс Е., Лазарев В. Н.
Белок теплового шока -кристаллинового типа из микоплазмы (Acholeplasma laidlawii) // Цитология. – 2008. – Т.50. – №7. – С.613-618.
2. Вишняков И.Е., Борхсениус С.Н., Басовский Ю.И., Левицкий С.А., Лазарев В.Н., Снигиревская Е.С., Комиссарчик Я.Ю. Локализация белка деления FtsZ в клетках микоплазмы // Цитология. – 2009. – Т.51. – №3. – С.247-256.
3. Вишняков И.Е., Левицкий С.А., Лазарев В.Н., Айала Х.А., Иванов В.А., Снигиревская Е.С., Комиссарчик Я.Ю., Борхсениус С.Н. Олигомерные формы, функции и локализация в клетке белка -кристаллинового типа из микоплазмы // Цитология. – 2010. – Т.52. – №11. – С.948-955.
Тезисы:
1. Вишняков И.Е., Снигиревская Е.С., Борхсениус С.Н., Комиссарчик Я.Ю. Модификация методов электронной микроскопии для структурного и иммуноцитохимического анализа микоплазм // XXII Российская конференция по электронной микроскопии, г. Черноголовка, 2- июня 2008 г., Тезисы докладов, с.260.
2. Вишняков И.Е., Иванов В.А., Левицкий С.А., Лазарев В.Н., Айала Х.А., Снигиревская Е.С., Комиссарчик Я.Ю., Борхсениус С.Н. Белок теплового шока -кристаллинового типа из микоплазмы // 14-ая Международная Пущинская школа-конференция молодых учёных «Биология – наука XXI века», Пущино, 19-23 апреля 2010 г., Сборник тезисов, с.121.
3. Вишняков И.Е., Борхсениус С.Н. О возможной роли белка -кристаллинового типа в устойчивости клеток микоплазмы Acholeplasma laidlawii к стрессам // Политехнический симпозиум «Молодые учёные – промышленности Северо-Западного региона», 20 мая 2010 г., Материалы конференций, с.231.
4. Вишняков И.Е., Борхсениус С.Н., Иванов В.А., Левицкий С.А., Лазарев В.Н., Айала Х.А., Снигиревская Е.С., Комиссарчик Я.Ю. Структура, функции и локализация малого белка теплового шока -кристаллинового типа в клетках микоплазмы Acholeplasma laidlawii // Цитология. – 2010. – Т.52. – №6. – С.495.
5. Вишняков И.Е., Снигиревская Е.С., Борхсениус С.Н., Комиссарчик Я.Ю. Исследование малого белка теплового шока -кристаллинового типа микоплазмы методами электронной микроскопии // XXIII Российская конференция по электронной микроскопии, г. Черноголовка, мая – 4 июня 2010 г., Тезисы докладов, с.338-339.
6. Borchsenius S.N., Vonskii M.S., Budantseva E.V., Vishnyakov I.E., Jacobs E., Lazarev V.N. The heat shock protein of -crystallin type from mycoplasma (Acholeplasma laidlawii) // 17th International Congress of the International Organization for Mycoplasmology, Tianjin, China, July 6-11th, 2008, Abstracts, p.126.
7. Borchsenius S.N., Vishnyakov I.E., Vonskii M.S., Ivanov V.A., Snigirevskaya E.S., Komissarchik Ya.Yu. The 17 kDa heat-shock protein in mycoplasma // Mycoplasmology – a review of developments over the last decade, Gran Canaria, Canary Islands, Spain, June, 10-12th, 2009, p.66.
8. Vishnyakov I.E., Levitskii S.A., Lazarev V.N., Ayala J.A., Ivanov V.A., Snigirevskaya E.S., Komissarchik Ya.Yu., Borchsenius S.N. A small heat-shock protein of -crystallin type from Acholeplasma: oligomeric forms, functions and localization in the cell // 18th International Congress of the International Organization for Mycoplasmology, Chianciano Terme, Italy, July 11-16th, 2010, Abstracts, p.188.
Список цитируемой литературы Вишняков И.Е., Борхсениус С.Н. 2007. Цитология. 49 (5): 421-429.
Вишняков И.Е., Борхсениус С.Н., Басовский Ю.И., Левицкий С.А., Лазарев В.Н., Снигиревская Е.С., Комиссарчик Я.Ю. 2009. Цитология. 51 (3): 247-256.
Вонский М.С., Аствацатурянц Г.В., Борхсениус С.Н. 1993. ДАН, 331 (1): 112-115.
Вонский М.С., Усоскин Д.Г., Борхсениус С.Н. 1998. ДАН, 359 (2): 270-273.
Вонский М.С. 2001. Кандидатская диссертация. СПб. 121 стр.
Гарипова М.И., Киреева Н.А., Моругова Т.В., Елисеева О.Н., Першина А.С. 2007. Вестник биотехнологии и физико-химической биологии им. Ю.А.Овчинникова, 3 (3): 27-32.
Елисеева О.Н., Киреева Н.А., Першина А.С., Буторина О.Л., Бикбулатова С.М., Гарипова М.И. 2009.
Вестник ОГУ, 6: 476-478.
Касаткина Э.П. 1996. Сахарный диабет у детей и подростков. М.: Медицина. 240 стр.
Миронов А.А., Комиссарчик Я.Ю., Миронов В.А. 1994. СПб.: Наука. 400 стр.
Andersson S.G., Zomorodipour A., Andersson J.O., Sicheritz-Pontn T., Alsmark U.C., Podowski R.M., Nslund A.K., Eriksson A.S., Winkler H.H., Kurland C.G. 1998. Nature. 396 (6707): 133-140.
Bai X., Zhang J., Ewing A., Miller S.A., Radek A.J., Shevchenko D.V., Tsukerman K., Walunas T., Lapidus A., Campbell J.W., Hogenhout S.A. 2006. J. Bacteriol. 188 (10): 3682–3696.
Borchsenius S. N., Budantseva E. V., Vonsky M. S. 1990. Stuttgart, New York: Gustav Fisher Verlag. 962 p.
Bradford M. 1976. Anal. Boichem. 72: 248-254.
Caspers G. J., Leunissen J. A. M., de Jong W. W. 1995. J. Mol. Evol. 40: 238-248.
Chernov V.M., Moukhametshina N.E., Gogolev Yu.V., Nesterova T.N., Trushin M.V., Chernova O.A. 2007.
TheScientificWorldJOURNAL. 7: 1-6.
Cunningham A.F., Spreadbury C.L. 1998. J. Bacteriol. 180: 801–808.
Dascher C.C., Poddar S.K., Maniloff J. 1990. J. Bacteriol. 172: 1823-1827.
Day R.M., Gupta J.S., MacRae T.H. 2003. Cell Stress & Chaperones. 8: 183–193.
Ehrnsperger M., Grber S., Gaestel M., Buchner J. 1997. EMBO J. 16: 221–229.
Ehrnsperger, M., H. Lilie, M. Gaestel, and J. Buchner. 1999. J. Biol. Chem. 274: 14867–14874.
Fraser C.M., Gocayne J.D., White O., Adams M.D., Clayton R.A., Fleischmann R.D., Bult C.J., Kerlavage A.R., Sutton G., Kelley J.M., Fritchman R.D., Weidman J.F., Small K.V., Sandusky M., Fuhrmann J., Nguyen D., Utterback T.R., Saudek D.M., Phillips C.A., Merrick J.M., Tomb J.F., Dougherty B.A., Bott K.F., Hu P.C., Lucier T.S., Peterson S.N., Smith H.O., Hutchison C.A. 3rd, Venter J.C. 1995. Science. 270 (5235):
397-403.
Freundt E. 1983. New York: Acad. Press. 1: 127—136.
Haslbeck M., Walke S., Stromer T., Ehrnsperger M., White H. E., Chen S. X., Saibil H. R., Buchner J. 1999.
EMBO J. 18: 6744–6751.
Horvth I., Glatz A., Varvasovszki V., Trk Z., Pli T., Balogh G., Kovcs E., Ndasdi L., Benk S., Jo F., Vigh L. 1998. Proc. Natl. Acad. Sci. США 95: 3513–3518.
Horwitz J. 1992. Proc. Natl. Acad. Sci. США. 89: 10449–10453.
Ivanov V. A., Fel V. J. 1984. Neoplasma. 27: 745-750.
Jakob U., Gaestel M., Engel K., Buchner J. 1993. J. Biol Chem. 268: 1517–1520.
Kim K. K., Kim R., Kim S. H. 1998. Nature. 394: 595–599.
Laemmli U. K. 1970. Nature (London). 227: 680-685.
Lindquist S. 1986. Ann. Rev. Вiochem. 55:1151-1191.
Lnsdorf H., Schairer H.U., Heidelbach M. 1995. J. Bacteriol. 177:7092–7099.
Meloni G.A., Bertoloni G., Busolo F., Conventi L. 1980. J. General Microbiol. 116: 435-443.
Maniloff J. 1970. J. Bacteriol. 102: 561-572.
Mounier N., Arrigo A.-P. 2002. Cell Stress & Chaperones. 7: 167–176.
Nakamoto H., Vgh L. 2007. Cell. Mol. Life Sci. 64: 294–306.
Narberhaus F. 2002. Microbiol. Mol. Biol. Rev. 2002. 66: 64–93.
Oshima K., Kakizawa S., Nishigawa H., Jung H.Y., Wei W., Suzuki S., Arashida R.., Nakata D., Miyata S., Ugaki M., Namba S. 2004. Nat. Genet. 36: 27–29.
Sasaki Y., Ishikawa J., Yamashita A., Oshima K., Kenri T., Furuya K., Yoshino C., Horino A., Shiba T., Sasaki T., Hattori M. 2002. Nucleic Acids Res. 30 (23): 5293-5300.
Shigenobu S., Watanabe H., Hattori M., Sakaki Y., Ishikawa H. 2000. Nature. 407 (6800): 81-86.
Stephens R.S., Kalman S., Lammel C., Fan J., Marathe R., Aravind L., Mitchell W., Olinger L., Tatusov R.L., Zhao Q., Koonin E.V., Davis R.W. 1998. Science. 282 (5389): 754-759.
Sun Y., Mansour M., Crack J.A., Gass G.L., MacRae T.H. 2004. J. Biol. Chem. 279 (38): 39999-40006.
Tran-Nguyen L.T., Kube M., Schneider B., Reinhardt R., Gibb KS. 2008. J. Bacteriol. 190 (11): 3979-91.
Tsvetkova N. M., Horvth I., Trk Z., Wolkers W. F., Balogi Z., Shigapova N., Crowe L. M., Tablin F., Vierling E., Crowe J. H., Vgh L. 2002. Proc. Natl. Acad. Sci. США. 99: 13504–13509.
Westberg J., Persson A., Holmberg A., Goesmann A., Lundeberg J., Johansson K.E., Pettersson B., Uhln M. 2004. Genome Res. 14 (2): 221-227.
White H. E., Orlova E. V., Chen S., Wang L., Ignatiou A., Gowen B., Stromer T., Franzmann T. M., Haslbeck M., Buchner J., Saibil H. R. 2006. Structure. 14: 1197–1204.
Wong P., Houry W. A. 2004. J. Struct. Biol. 146: 79-89.
Yeh C.-H., Chang P.-F. L., Yeh K.-W., Lin W.-C., Chen Y.-M., Lin C.-Y. 1997. Proc. Natl. Acad. Sci. США.
94: 10967–10972.
Yeh C.-H., Yeh K.-W., Wu S.-H., Chang P.-F., Chen Y.-M., Lin C.-Y. 1995. Plant Cell Physiol. 36: 1341-8.
Yuan Y., Crane D.D., Barry C.E. 1996. J. Bacteriol. 178 (15): 4484-4492.