Проблема следования правилу как проявление радикального эпистемологического скептицизма в аналитической философии языка
На правах рукописи
Ладов Всеволод Адольфович ПРОБЛЕМА СЛЕДОВАНИЯ ПРАВИЛУ КАК ПРОЯВЛЕНИЕ РАДИКАЛЬНОГО ЭПИСТЕМОЛОГИЧЕСКОГО СКЕПТИЦИЗМА В АНАЛИТИЧЕСКОЙ ФИЛОСОФИИ ЯЗЫКА 09.00.03 – история философии 09.00.01 – онтология и теория познания
АВТОРЕФЕРАТ
диссертации на соискание ученой степени доктора философских наук
Томск – 2008
Работа выполнена на кафедре истории философии и логики философского факультета ГОУ ВПО «Томский государственный университет»
Научный консультант:
– доктор философских наук, профессор Суровцев Валерий Александрович
Официальные оппоненты:
– доктор философских наук, профессор Огурцов Александр Павлович – доктор философских наук, профессор Сыров Василий Николаевич – доктор философских наук, профессор Целищев Виталий Валентинович
Ведущая организация:
ГОУ ВПО «Новосибирский государственный университет»
Защита состоится 15 января 2009 г. в 13.00 на заседании диссертационного совета Д 212.267.01 при ГОУ ВПО «Томский государственный университет» по адресу:
634050, г. Томск, пр. Ленина, 36, корпус № 4, ауд. № 306.
С диссертацией можно ознакомиться в Научной библиотеке Томского государственного университета по адресу: 634050, г. Томск, пр. Ленина, 34а.
Автореферат разослан «» ноября 2008 г.
Ученый секретарь диссертационного совета Д 212.267. кандидат философских наук, доцент О.Г. Мазаева
ОБЩАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА РАБОТЫ
Актуальность исследования Проблема следования правилу, впервые представленная в произведениях позднего Л.
Витгенштейна, является одной из самых обсуждаемых тем в новейшей аналитической философии. При этом можно выделить по крайней мере два аспекта, в которых исследование данной проблемы выглядит наиболее актуально.
Во-первых, следствия, которые выводятся из наличия проблемы, существенным образом изменяют наши привычные представления о значении языкового выражения.
Поздний Витгенштейн впервые привнес концепт правила в семантическое исследование и указал на возникающие здесь существенные трудности. Значение должно содержать в себе правило употребления языкового выражения в той или иной лингвистической ситуации. Однако оказывается, что мы не способны однозначно зафиксировать такое правило. Какое-либо частное употребление выражения языка может быть интерпретировано с точки зрения различных правил, причем мы не способны точно определить, каких именно. С точки зрения здравого смысла, в обыденном опыте все мы уверены, что за словами, которые мы произносим, что-то стоит: смыслы, значения, вещи.
Мы уверены в том, что слова являются своего рода метками, указывающими на что-то внелинвгистическое. Проблема следования правилу приводит к совершенно неожиданному, обескураживающему для нашего привычного представления о языке тезису, а именно, что слова ни к чему не отсылают, что за ними нет ничего, никаких сущностей, никакого мира, что значений, как чего-то такого, что может быть зафиксировано в опыте познания, нет. Все, с чем мы имеем дело в языке, – это лишь видимость, иллюзия значения, порождаемая нашими лингвистическими практиками.
Во-вторых, особую актуальность обсуждению данной частной проблемы придает тот факт, что она может быть распространена на область наиболее глубоких вопросов эпистемологии в целом. Если правомерен тезис, что именно язык является своего рода зеркалом познания, что любой опыт познания по сути является лингвистическим и должен быть представлен в языке, – то есть тезис, который находится в основании традиции аналитической философии как таковой, то очевидно, что утверждения о семантической дестабилизации приводят нас к фундаментальному эпистемологическому затруднению вообще, которое оказывается для нас еще более поразительным: если содержание познания должно быть представлено в языке, а слова языка не имеют значений, то нет и никаких знаний, мы не знаем ничего.
Витгенштейн и его последователи сами предложили выход из этого эпистемического коллапса. Они утверждали, что обнаружение иллюзорности значений может испугать нас только тогда, когда мы придерживаемся классического образа языка, в соответствии с которым лингвистическое должно отсылать к чему-то внелингвистическому. Если же отказаться от этого образа и изменить взгляд на функционирование языка в целом, то зафиксированное выше эпистемическое затруднение исчезнет. Нужно признать, что предназначение языка никогда и не состояло в том, чтобы обозначать вещи. Скорее функция языка состоит в обеспечении интерсубъективной коммуникации при осуществлении совместной деятельности, которая, как оказывается, вполне может обойтись и без строгой референции к вещам, задаваемой посредством значений языковых выражений.
Признавая силу и изощренность провитгенштейновской аргументации, автор диссертации занимает по отношению к ней критическую позицию. Настоящее исследование показывает, каким образом витгенштейновское решение проблемы следования правилу является примером одного из самых радикальных проявлений скептицизма и релятивизма в познании, которые, в свою очередь, обвиняются в ходе работы в логической и эпистемологической несостоятельности своих тезисов.
Все это делает актуальным дальнейшие поиски более приемлемых вариантов решения проблемы следования правилу, которые были бы свободны от ошибок и противоречий.
Проблема исследования Проблема следования правилу, рассмотрению которой посвящено данное диссертационное исследование, заключается в следующем. Значение языкового выражения должно содержать в себе правило его употребления в различных лингвистических ситуациях. Однако каждый конкретный случай употребления может быть подведен по крайней мере под два правила. Возникает неопределенность: неясно, какому именно правилу следует агент речи, употребляя языковое выражение в том или ином конкретном случае. Неопределенность правила приводит к дестабилизации значения языкового выражения. Утверждение о дестабилизации значений ставит под вопрос функционирование языка в целом. Для того, чтобы обосновать возможность успешного функционирования языка, необходимо преодолеть затруднение, возникающее в связи с дестабилизацией значений языковых выражений.
Степень теоретической разработанности проблемы Дискуссии о следовании правилу впервые были представлены в тех текстах Л.
Витгенштейна, которые появились после его ‘возвращения в философию’ в конце 20-х – начале 30-х гг. ХХ века, когда Кембриджский университет стал его местом работы.
‘Голубая и коричневая книги’1, ‘Лекции по основаниям математики’,2 ‘Заметки по математики’3, исследования’ основаниям ‘Философские – вот те основные опубликованные сочинения, где содержится обсуждение концепта ‘правило’ в рамках семантических исследований.
Первые обсуждения темы правил и значения уже после смерти Л. Витгенштейна были проведены известными британскими философами: А. Айером,5 Р. Рисом6 и М.
Даммитом.7 А. Айер и Р. Рис рассматривали тему правил в связи с обсуждением витгенштейновских пассажей о так называемом индивидуальном языке, а М. Даммит сконцентрировался на исследовании воззрений Л. Витгенштейна в области философии математики. Затем на десять-пятнадцать лет проблема следования правилу ушла в тень по сравнению с другими темами философии позднего Л. Витгенштейна, такими, как обсуждение концептов ‘языковой игры’, ‘формы жизни’, ‘семейного сходства’, ‘интенциональности’ и т.д.
В 1976 году Р. Фогелин возродил интерес к теме правил, тесно связав так называемое скептическое решение проблемы следования правилу с аргументом о невозможности индивидуального языка.8 Среди работ этого периода можно также отметить объемную монографию К. Райта ‘Витгенштейн об основаниях математики’,9 изданную в 1980 году и посвященную рассмотрению понятия математической необходимости в свете вопроса о правилах употребления математических символов. Однако наибольший всплеск интереса к проблеме следования правилу возник в 80-е – 90-е годы ХХ века в связи с книгой американского логика – С. Крипке ‘Витгенштейн о правилах и индивидуальном языке’,10 в Wittgenstein L. Blue and Brown Books. – Oxford: Blackwell, 1958.
Wittgenstein’s Lectures on the Foundations of Mathematics, Cambridge 1939, ed. C. Diamond. –Ithaca, New York: Cornel Univwrsity Press, 1976.
Wittgenstein L. Remarks on the Foundation of Mathematics, 3 ed., revised and reset. – Oxford: Blackwell, 1978.
Wittgenstein L. Philosophical Investigations. – Basil Blackwell, Oxford and Macmillan, New York, 1953.
Русский перевод: Витгенштейн Л. Философские исследования // Витгенштейн Л. Философские работы.
Часть I. – М.: Гнозис, 1994. – С. 75–319.
Ayer A.J. Can there be a Private Language? // Proceedings of the Aristotelian Society. – 1954. supp. vol. 28. – P.
63–76.
Rhees, R.. Can there be a Private Language? // Proceedings of the Aristotelian Society. – 1954. - supp. vol. 28. – P.
77–94.
Dummitt M. Wittgenstein’s Philosophy of Mathematics // The Philosophical Review. – 1959. – Vol. LXVIII. – P.
324–348.
Fogelin R.J. Wittgenstein. – London: Routledge, 1976.
Wright C. Wittgenstein on the Foundations of Mathematics. – Cambridge: Harvard University Press, 1980.
Kripke S.A.. Wittgenstein on Rules and Private Language. – Oxford: Blackwell, 1982. Русский перевод: Крипке С.A. Витгенштейн о правилах и индивидуальном языке. – Томск: Изд-во Томского университета, 2005.
которой данная проблема была представлена как центральная для философии позднего Витгенштейна вообще. С. Крипке удалась настолько ясная по изложению, оригинальная по способу формулировки проблем и лаконичная по форме интерпретация ‘Философских исследований’, что в дальнейшем именно она оказалась в фокусе дискуссий о правилах следования. В этот период сообщество философов-аналитиков разделилось на несколько лагерей в зависимости от их отношения к крипкевской интерпретации Л. Витгенштейна.
Среди наиболее значимых сочинений этого периода, которые были посвящены проблеме следования правилу, следующие: ‘Скептицизм, правила и язык’1 и ‘Витгенштейн:
правила, грамматика и необходимость’2 Г. Бейкера и П. Хакера – главных оппонентов Крипке, которые утверждали, что американский логик значительным образом исказил мысль Л. Витгенштейна;
‘Витгенштейн о значении’ К. Макгинна,3 где также в противовес крипкевской интерпретации утверждалось, что скепсис относительно правил следования не приводит к признанию невозможности индивидуального языка;
‘Ничто не сокрыто’4 и ‘Витгенштейн о языке и правилах’5 Н. Малколма, автор которых, напротив, выступил апологетом позиции С. Крипке.
К обсуждению темы правил в семантике подключились и другие именитые философы и лингвисты, которые непосредственно не вступали в дебаты историко философского характера об адекватности крипкевской интерпретации ‘реальному’ Л.
Витгенштейну, тем не менее и они не смогли пройти мимо вопроса о правилах следования в своих лингвистических проектах. Это работы Х. Патнема ‘Философия математики Витгенштейна’,6 где в качестве возможного решения проблемы следования правилу по крайней мере для области точных наук высказывается идея о демаркации языка математики и естественного языка, Д. Дэвидсона ‘Второе лицо’,7 где автор полемизирует с С. Крипке по вопросу о возможности индивидуального языка, и Н. Хомского ‘Познание языка: его природа, источник и использование’,8 в которой американский лингвист пытается парировать скептические аргументы о следовании правилу, усматривая в них угрозу для своей позитивно-натуралистической концепции языка.
Baker G.P., Hacker P.M.S. Scepticism, Rules and Language. – Oxford: Blackwell, 1984.
Baker G.P., Hacker P.M.S. Wittgenstein: Rules, Grammar and Necessity, Vol. 2 of an Analytical Commentary on the Philosophical Investigations. – Oxford: Blackwell, 1985.
McGinn C. Wittgenstein on Meaning. – Oxford: Blackwell, 1984.
Malcolm N. Nothing is Hidden. – Oxford: Blackwell, 1986.
Malcolm N. Wittgenstein on Language and Rules // Philosophy – 1989 – No. 69. – P. 5–28.
Putnam H. On Wittgenstein’s Philosophy of Mathematics // Proceedings of Aristotelian Society. – 1996. – Supp.
Vol. 70. – P. 243-264.
Davidson D. The Second Person // Midwest Studies in Philosophy. – Notre Dame: Notre Dame Press, 1992. – Vol.
XVII. – P. 255–267.
Chomsky N. Knowledge of Language: Its Nature, Origin, and Use. – New York: Praeger Publishers, 1986.
Большое количество других философов-аналитиков посвятили свои исследования обсуждению концепта ‘правило’ в семантике за последние 20-25 лет. В этих многочисленных работах проблема следования правилу была рассмотрена в разнообразных аспектах. Г. Энском,1 Д. Макдауэлл,2 М. Бадд,3 П. Уинч4 обсуждали вопрос о соответствии интерпретации С. Крипке тексту ‘Философских исследований’, П.
Богоушен5 обратил внимание на логическое затруднение в витгенштейновских разработках о следовании правилу, Д. Кэнфилд6, включившись в дискуссию об индивидуальном языке, пытался найти компромисс между сторонниками и противниками идеи индивидуального следования правилу, К. Даймонд7 поместила витгенштейновские идеи в более широкий эпистемологический контекст и представила текст ‘Философских исследований’ как проявление реалистской позиции в эпистемологии, предварительно переосмыслив само понятие реализма, Д. Финкельштейн8 интерпретировал новую концепцию значения позднего Л. Витгенштейна как пример противостояния платонизму в семантике, К. Гинет9 попытался преодолеть скептическое затруднение и представить свой вариант диспозиционного отчета о значении, Я. Хинтикка10 обсуждал абстрактный характер правил и трактовал витгенштейновскую концепцию значения как пример трехчленной семантики, в которой между выражениями языка и вещами мира в качестве референтов присутствует третий, медиальный элемент – правило, П. Хорвич11 и Ф.
Петит12 представили свои варианты прямого решения проблемы следования правилу, Д.
Хамфри13 сравнил витгенштейновский скепсис о следовании правилу употребления языкового выражения со скептической концепцией У.В.О. Куайна о неопределенности Anscombe G.E.M. Review of Soul Kripke’s Wittgenstein on Rules and Private Language // Canadian Journal of Philosophy. – 1985. – Vol. 15. – No. 1, March – P. 342–352.
McDowell D. Wittgenstein on Following a Rule // Synthese. – 1984. – No. 58. – P. 325–63.
Budd M. Wittgenstein on Meaning, Interpretation and Rules // Synthese. – 1984. – No. 58. – P. 303-23.
Winch P. Critical Study: Facts and Superfacts // The Philosophical Quarterly. – 1983. – Vol. 33. – No. 133, Oct. – P. 398-404.
Bogossian P.A. The Rule-Following Considerations // Mind. – 1989. Vol. XCVIII. – No. 392, October. – P. 507– 549.
Canfield J.V. The Community View // The Philosophical Review. – 1996. – Vol. 105. – No. 4, October. – P.
469–488.
Diamond С. Realism and Realistic Spirit. – Cambridge: Cambridge University Press, 1991.
Finkelstein D.H. Wittgenstein on Rules and Platonism // The New Wittgenstein. – London: Routledge, 2000. – P.
53-73.
Ginet C. The Dispositionalist Solutions to Wittgenstein’s Problem about Understanding a Rule: Answering Kripke’s Objection // Midwest Studies in Philosophy. – Notre Dame: Notre Dame Press, 1992. – Vol. XVII.
Hintikka M., Hintikka J. Investigating Wittgenstein. – Oxford: Blackwell, 1986.
Horwich P. Wittgenstein and Kripke on the Nature of Meaning // Mind and Language. – 1990. – 5 (2), Sum. – P.
105–121.
Petit P. The Reality of Rule-Following // Mind. – 1990. – Vol. XCIX. – No. 393, January. – P. 1–21.
Humphrey J. Quine, Kripke's Wittgenstein, Simplicity and Sceptical Solutions // The Southern Journal of Philosophy. – 1999. – Vol. XXXVII. – No. 1, March.
перевода, П. Инварген1 усилил скептическую аргументацию С. Крипке, указав на Д. Кац2 выдвинул ряд радикальную неопределенность знаков в языке математики, критических аргументов по отношению к скептицизму в семантике, результатом чего явилась новая концепция лингвистического платонизма, П. Мэдди3 предложила решение скептической проблемы с позиции натуралистической трактовки языка и сознания, У.
Тэйт4 был активным участником историко-философских дебатов по вопросу о том, формулировал ли Л. Витгенштейн в тексте ‘Философских исследований’ какой-либо реальный скептический парадокс и можно ли его считать скептиком.
Дискуссии продолжаются и сегодня. В частности, одной из последних крупных работ по данной теме является монография кембриджского философа М. Куша ‘Скептический путеводитель по значению и правилам’,5 в которой автор, в противовес многочисленным публикациям последних десятилетий, защищает основные положения крипкевской интерпретации Витгенштейна. Оксфордский философ С. Малхолл совсем недавно опубликовал книгу ‘Индивидуальный язык Витгенштейна’,6 в которой представил еще один взгляд на соотношение проблематики правил и аргумента о невозможности индивидуального языка.
Известные отечественные философы также обращались в своих работах к проблеме следования правилу. Здесь прежде всего следует выделить монографию А.Ф. Грязнова ‘Язык и деятельность. Критический анализ витгенштейнианства’,7 в которой тема правил является одной из центральных, и его же статью ‘Скептический парадокс и пути его преодоления’,8 посвященную непосредственно обсуждению идей С. Крипке.
Исследования М.С. Козловой,9 С.С. Неретиной, А.П. Огурцова10 позволяют оценить философскую деятельность Л. Витгенштейна с различных сторон и в широком контексте.
З.А. Сокулер рассматривает в своих работах как философию Витгенштейна в целом,11 так Invargen P. There is No Such Thing As Addition // Midwest Studies in Philosophy. – Notre Dame: Notre Dame Press, 1992. – Vol. XVII. – P. 138–159.
Katz J.J. The Metaphysics of Meaning. – Cambridge, Mass.: MIT Press, 1990.
Maddy P. How Causal Theorist Follows a Rule // Midwest Studies in Philosophy. – 1984. – No. 9. – P. 457–477.
Tait W.W. Wittgenstein and the ‘Skeptical Paradoxes’ // Journal of Philosophy. – 1986. – No. 9, Sept. – P. 475– 488.
Kusch M. A Sceptical Guide to Mening and Rules. – Cambridge: Acumen, 2006.
Mulhall S. Wittgenstein’s Private Language. – Oxford: Oxford University Press, 2006.
Грязнов А.Ф. Язык и деятельность: Критический анализ витгенштейнианства. – М.: Изд-во Моск. ун-та, 1991.
Грязнов А.Ф. ‘Скептический парадокс’ и пути его преодоления // Вопросы философии. – 1989. – № 12. – С.
140–150.
Козлова М.С. Идея ‘языковых игр’ // Философские идеи Людвига Витгенштейна/ Под ред. М. С. Козловой.
М.: Изд-во Ин-та философии РАН, 1996. – C. 5-24.
Неретина С.С., Огурцов А.П. Пути к универсалиям. – СПб: РХГА, 2006.
Сокулер З.А. Людвиг Витгенштейн и его место в философии ХХ века. – Долгопрудный: Алегро-Пресс, 1994.
и проблему следования правилу в частности.1 Последняя из указанных работ представляет квалифицированное изложение именно крипкевского видения проблемы. Также заслуживают упоминания исследования В.В. Целищева, где проблема следования правилу Л. Витгенштейна сравнивается тезисом Х. Патнема о невозможности фиксации референции посредством истинностных значений предложений, В.А. Суровцева,3 где излагается история становления проблематики следования правилу в текстах позднего Л.
Витгенштейна, М.В. Лебедева,4 где обсуждаемая проблема рассматривается в контексте философии математики, Н.В. Печерской,5 где анализируется концепт правила в применении к проблемам социальной философии.
Однако общий анализ представленных русскоязычных материалов показывает, что исследование темы правил в теории значения позднего Л. Витгенштейна носит в них фрагментарный характер. По сути в отечественной историко-философской традиции помимо нескольких отдельных статьей нет ни одной крупной монографии, в которой тема правил рассматривалась бы не наряду с другими и не в качестве второстепенной, а сама бы выступала главным предметом анализа. Все это указывает на актуальность проведения исследования, нацеленного на подробное систематическое рассмотрение проблемы следования правилу. Настоящее диссертационное исследование ставит перед собой именно эту цель.
Патнема’ Несмотря на то, что работа Л.Б. Макеевой ‘Философия Х.
непосредственно не затрагивает обсуждаемую проблему, тем не менее она явилась одним из наиболее важных источников для диссертации, поскольку позволила опереться на материал, касающийся критики релятивистских и скептических интерпретаций процесса познания.
Данное диссертационное исследование было бы невозможным без той обширной работы, которую проделали отечественные философы по переводу наиболее значимых текстов традиции аналитической философии с английского и немецкого языков на русский. Здесь необходимо отметить переводческую деятельность А.Л. Никифорова, М.С.
Сокулер З. А. Проблема ‘следования правилу’ в философии Людвига Витгенштейна и её значение для современной философии математики // Философские идеи Людвига Витгенштейна/ Под ред. М. С.
Козловой. М.: Изд-во Ин-та философии РАН, 1996. – C. 37-53.
Целищев В.В. Философия математики. – Новосибирск: Наука, 2002. – Ч. 1.
Суровцев В.А., Ладов В.А. О VI разделе «Заметок по основаниям математики» Л. Витгенштейна (предисловие к русскому переводу) // Эпистемология и философия науки. – 2007. – № 2. – т. XII. – C. 216– 219.
Лебедев М. В. Проблема следования правилу в философии математики // Стили в математике:
социокультурная философия математики / Под ред. А. Г. Барабашева. – СПб.: РХГИ, 1999. – С. 190-213.
Печерская Н. В. Проблема ‘следования правилу’ в творчестве Л. Витгенштейна // Проблемы социального и гуманитарного знания. – СПБ., 1999. – С. 438-460.
Макеева Л.Б. Философия Х. Патнема. – М.: ИФРАН, 1996.
Козловой, Е.Е. Ледникова, Н.С. Юлиной, Л.Б. Макеевой, В.В. Целищева, В.А. Суровцева, Т.А. Дмитриева, А.З. Черняка, М.В. Лебедева, О.А. Назаровой и др.
Объект исследования Объектом исследования является основополагающая семантическая категория (значение языкового выражения), рассматриваемая в рамках традиции аналитической философии языка. Основной вопрос эпистемологии, сформулированный И. Кантом: ‘Что я могу знать?’, в традиции аналитической философии языка трансформируется в вопрос о значении: ‘Что может выступать значением языкового выражения?’ Исследование значения в аналитической философии языка нацелено не на обсуждение узкоспециальных вопросов лингвистики, но, напротив, на рассмотрение фундаментальных эпистемологических проблем, которые всегда являлись прерогативой философского анализа.
Предмет исследования Исследуемым предметом выступает проблема следования правилу в новой формулировке.
Благодаря позднему Витгенштейну, проблема значения была трансформирована в проблему следования правилу. Мы знаем значение, когда знаем то, в соответствии с каким правилом использовать языковое выражение в той или иной конкретной лингвистической ситуации, – таков тезис Витгенштейна. Однако следование правилу оказывается проблематичным. В лингвистическом опыте мы обнаруживаем такие ситуации, когда одно частное употребление языкового выражения подпадает как минимум под два правила, и определить, в соответствии с каким именно из них осуществляется использование выражения, оказывается крайне затруднительным.
Несмотря на эту достаточно простую предварительную формулировку, на основании исследования поствитгенштейновской аналитической философии можно констатировать большое разнообразие нюансов в понимании того, в чем именно заключается проблема, что является причиной затруднения в выборе между альтернативными правилами следования. Для того, чтобы ясно сформулировать проблему, необходимо было провести подробный компаративный анализ различных интерпретаций, выделив их достоинства и недостатки и вычленив наиболее существенные аргументы. Таким образом формулировка проблемы следования правилу сама оказалась проблемой. Проделав работу по ее разрешению в первой и второй главах диссертации, автор диссертационного исследования дает наиболее ясную, на его взгляд, формулировку проблемы следования правилу, которая стала предметом исследования в последующих двух главах.
Рассмотренное выше обстоятельство указывает на то, что не только результаты исследования предмета, но и само его вычленение в анализируемом объекте обладает элементами новизны, характеризующими диссертацию.
Цель исследования В виду того, что предлагаемые в литературе решения проблемы оказываются либо полностью неудовлетворительными, либо несвободными от недостатков, автор работы ставит перед собой цель сформулировать новый вариант решения проблемы следования правилу. В диссертации этот вариант именуется умеренным решением, суть которого сводится к утверждению, что несмотря на недостаточность эпистемических ресурсов для полного прямого решения (т.е обоснования несостоятельности скептического аргумента о фиксации правил), не следует, в противовес Л. Витгенштейну и большинству его интерпретаторов, постулировать правомерность скептического решения (т.е. изменения взгляда на принцип функционирования языка таким образом, чтобы скепсис оказался непроблематичным), ибо скептическое решение является логически противоречивым и эпистемологически несостоятельным.
Задачи исследования Достижение поставленной цели предполагает решение следующих задач:
1. Эксплицировать общий контекст исследования, представить экспозицию подходов к проблеме и посредством компаративного анализа выявить их достоинства и недостатки.
2. Сформулировать проблему следования правилу в наиболее ясном и адекватном сути представленных аргументов виде.
3. Зафиксировать предлагаемые в литературе способы решения проблемы.
Показать, что скептическое решение проблемы следования правилу является одной из наиболее радикальных форм эпистемологического скептицизма, распространенного в традиции поздней аналитической философии. Обосновать логическую и эпистемологическую несостоятельность скептического решения проблемы.
4. Эксплицировать имеющиеся в литературе варианты прямого решения проблемы, показать их недостаточность либо полную неудовлетворительность.
5. Сформулировать новый вариант решения проблемы следования правилу.
Методологическая основа исследования В соответствии с перечнем сформулированных задач в работе используются следующие методы:
1. Контекстуальная интерпретация. Этот метод позволят решить комплекс задач по экспликации различных подходов к проблеме и способов ее решения.
2. Компаративный анализ. Этот метод позволяет задать наиболее ясную формулировку проблемы следования правилу на основании сравнения различных подходов, выделения достоинств и недостатков в их аргументации.
3. Логико-семантический анализ. Этот метод позволяет продемонстрировать несостоятельность скептического решения проблемы следования правилу, абсурдность тех следствий, к которым данное решение приводит;
показать неудовлетворительность представленных в литературе вариантов прямого решения;
сформулировать новое умеренное решение проблемы следования правилу.
Новизна исследования и положения, выносимые на защиту Все положения, выносимые на защиту, формулируются в литературе, посвященной проблеме следования правилу, впервые и обладают высоким уровнем новизны как для историко-философских исследований, так и для разработок в области эпистемологии.
1. Выявлено, что введение Л. Витгенштейном термина ‘правило’ в семантическое исследование не выводит его на некую метапозицию по отношению к известным семантическим и онтоэпистемологическим проектам в философии, как это пытались показать многие интерпретаторы. Правило является абстрактной сущностью и должно быть представлено в рамках универсалистской семантики, которой в онтологии и эпистемологии соответствует позиция платонизма или математического реализма. Однако семантика такого вида с точки зрения скептического подхода не может быть построена, так как ресурсы познания агента речи конечны, он не способен схватывать универсальную сущность правила, задающего предрасположенность к употреблению для неограниченного числа случаев.
2. Обосновано, что дискуссия вокруг возможности/невозможности индивидуального языка в противовес наиболее распространенным интерпретациям не является релевантной проблеме следования правилу, поскольку ни положительный, ни отрицательный ответ на вопрос о существовании индивидуального языка не снимает проблему.
3. Показано, что проблема следования правилу у Л. Витгенштейна является подобной проблеме индукции в философии Д. Юма, причем из этих двух позиций нельзя выделить какую-то более радикальную. Отличие Л.
Витгенштейна только в том, что он сформулировал проблему в рамках новой области исследования – философии языка – и средствами современной философской терминологии.
4. Обосновано, что скептическое решение проблемы следования правилу, разделяемое Л. Витгенштейном и большинством его последователей и вписывающееся в тенденции развития поздней аналитической философии в целом, является логически противоречивым и эпистемологически несостоятельным.
5. Выявлено, что представленные в литературе попытки прямого решения являются либо недоработанными, либо полностью неудовлетворительными.
6. Доказано, что несмотря на недостаточность эпистемических ресурсов для формулировки прямого решения, проблема следования правилу имеет, по крайней мере, умеренное решение, суть которого сводится к демонстрации логической противоречивости и эпистемологической несостоятельности скептических и релятивистских способов анализа процесса познания.
Теоретическая и практическая значимость исследования В отношении историко-философских исследований диссертация вносит вклад в изучение традиции аналитической философии, распространенной прежде всего в англо американском философском сообществе. Впервые в отечественной философской литературе был подробно проанализирован такой важный аспект философии позднего Л.
Витгенштейна, как проблема следования правилу, и представлены новейшие интерпретации этой проблемы в традиции аналитической философии последних лет.
В отношении систематических исследований по теории познания диссертация вносит вклад в критический анализ скептических и релятивистских тенденций в современной эпистемологии, подчеркивает их теоретическую несостоятельность и указывает на необходимость обращения к реалистским принципам рассмотрения познавательной деятельности для построения последовательной и непротиворечивой эпистемологической теории. Результаты диссертационного исследования позволяют заявить о проекте создания новой философской концепции формального реализма, которая должна явиться методологическим ориентиром для дальнейших исследований по онтологии и теории познания. Эта концепция является реалистской, поскольку утверждает, что допущение принципиальной познаваемости объективной реальности (в том числе и абстрактных объектов) оказывается необходимым условием рациональной деятельности вообще. В то же время она является формальной, поскольку оставляет открытыми вопросы о конкретных, содержательных эпистемологических разработках, в которых эксплицируются структуры познавательного аппарата субъекта, позволяющие фиксировать факты объективного мира. Разработанное в диссертации умеренное решение проблемы следования правилу представляет собой частный случай концепции формального реализма, утверждая, что даже несмотря на отсутствие достаточных эпистемических ресурсов для формулировки полного прямого решения, можно с уверенностью заявить, что скептическое решение проблемы не верно. Подводя аргументацию скептика под более общие положения антиреализма, а затем применяя к антиреалисту аргумент от автореферентности патнемовского типа, можно продемонстрировать логическую противоречивость и эпистемологическую несостоятельность скептического решения. Таким образом умеренное решение выступает обоснованием необходимости дальнейших эпистемологических исследований, руководствующихся реалистскими принципами познания.
Результаты диссертации могут быть использованы в качестве теоретической и методологической базы исследований специалистов, научных работников, философов, изучающих проблемы познания.
Исследовательские разработки, представленные в диссертации, могут быть задействованы в практике преподавания как историко-философских, так и систематических учебных курсов для студентов и аспирантов философских специальностей. В частности, на философском факультете Томского государственного университета результаты настоящего диссертационного исследования были использованы при подготовке таких курсов, как ‘Проблема значения в аналитической философии’, ‘Соотношение тем и методов аналитической философии и феноменологии’, ‘Семантика и онтология’, ‘Логический анализ языка научной теории’, ‘Философские проблемы искусственного интеллекта’.
Апробация работы Результаты диссертационного исследования опубликованы в 2 монографиях, статьях из Перечня ведущих рецензируемых научных журналов и изданий, в которых должны быть представлены основные научные результаты диссертации на соискание ученой степени доктора наук, и 20 статьях в прочих изданиях.
Основные положения диссертации обсуждались на кафедрах истории философии и логики, философии и методологии науки, гуманитарных проблем информатики философского факультета Томского государственного университета и на философском факультете Оксфордского университета (Великобритания).
По теме работы были сделаны доклады на III Российском философском конгрессе ‘Рационализм и культура на пороге III тысячелетия’ (Ростов-на-Дону, 16-20 сентября г.), на Четвертых Шпетовских чтениях ‘Творческое наследие Густава Густавовича Шпета в контексте философских проблем формирования историко-культурного сознания’ (Томск, 14-17 ноября 2002 г.), на IV Российском философском конгрессе ‘Философия и будущее цивилизации’ (Москва, 24-28 мая 2005 г.);
на Летней философской школе ‘Голубое озеро – 2005. Наука и философия в Сибири: традиции, новации, перспективы’ (Новосибирск, июль 2005 г.);
на Всероссийской научной конференции ‘Филология и философия в современном культурном пространстве: проблемы взаимодействия’ (Томск, 21-23 ноября 2005 г.);
на Летней философской школе ‘Голубое озеро – 2006. Технопарк как модель интеграции технологии, науки и образования’ (Новосибирск, июль 2006 г.);
на Международном семинаре по программам ИНТАС для поддержки исследований молодых ученых из стран бывшего Советского Союза (Томск, 27-29 июня 2007 г.);
на Второй международной молодежной конференции ‘Искусственный интеллект: философия, методология, инновации’ (Санкт-Петербург, 15-17 ноября 2007 г.);
на теоретическом семинаре ‘Томской онтологической школы’ (Томск, 24 мая 2008 г.).
Исследования, представленные в диссертации, в разные годы были поддержаны российскими и международными научными фондами. Были получены исследовательские гранты от РФФИ в 2004 г. (№ 04-06-8035-а ‘Тезис Витгенштейна-Крипке в аналитической философии языка’), от европейского фонда INTAS в 2006 г. (Ref. No. 06-1000016- ‘The rule-following problem in analytic philosophy’), от Совета по грантам Президента РФ на поддержку ведущих научных школ в 2008 г. (НШ-5887.2008.6. ‘Семиотический анализ онтологий’) и от РФФИ в 2008 г. (№ 08-06-00022-а ‘Семантика и онтология’).
Структура диссертации Диссертация состоит из введения, четырех глав (двадцати одного параграфа), заключения и списка литературы, содержащего 248 источников.
ОСНОВНОЕ СОДЕРЖАНИЕ РАБОТЫ
Во введении обоснована актуальность исследования, охарактеризована степень теоретической разработанности темы, выделены объект и предмет исследования, сформулированы цель и задачи диссертации, эксплицированы основные методы исследования, использованные в работе, зафиксированы основные положения выносимые на защиту, указаны теоретическая и практическая значимость работы, представлена апробация исследования, а также дана краткая характеристика структуры диссертации.
В первой главе ‘Общий контекст исследования и экспозиция подходов к проблеме’ осуществлена экспозиция проблемной ситуации. Показано, кто из философов, когда и в каком контексте принимался за обсуждение темы правила как семантической категории;
дана предварительная формулировка проблемы;
объяснено, почему проблема следования правилу называется Л. Витгенштейном и его последователями скептическим парадоксом;
выявлена и подробно рассмотрена интерпретация витгенштейновских исследований американским логиком С. Крипке, которая признана магистральной для настоящей работы.
Рассмотрены первоисточники – сочинения Л. Витгнештейна, в которых впервые появляется тема следования правилам употребления языковых выражений;
осуществлена подробная экспликация многочисленных интерпретаций витгенштейновского наследия.
Интерпретаторы условно разделены на две большие группы – витгенштейноведов и витгенштейнианцев. Разница между ними состоит в том, что первые преследуют прежде всего историко-философские цели, стараясь прояснить истинный замысел витгенштейновских работ, тогда как вторые, признавая сочинения Л. Витгенштейна фундаментом своих концепций, тем не менее развивают собственные исследовательские программы.
Наибольшее внимание уделено работе американского логика – С. Крипке ‘Витгенштейн о правилах и индивидуальном языке’, благодаря которой тема правил стала одной из ведущих в аналитической философии последних десятилетий. В зависимости от оценки крипкевской интерпретации все мыслители, обсуждавшие ее, условно разделены на четыре группы – противников, нейтралов, сочувствующих и сторонников. Позиция автора настоящей диссертации обозначена как относящаяся к третьей из вышеперечисленных групп.
Указаны фундаментальные эпистемологические затруднения, к которым приводит проблема следования правилу и ее так называемое скептическое решение, имеющее наибольшее распространение, а также поставлен вопрос об оригинальности сочинений позднего Л. Витгенштейна. Проблема следования правилу сопоставлена с проблемой индукции, сформулированной в работах классика британской философии – Д. Юма.
Рассмотрен вопрос о причинах введения термина ‘правило’ в семантическое исследование. Показано, что хотя данный термин широко употребляется как в логике, так и в лингвистике, введение его Л. Витгенштейном именно в семантическое исследование, в теорию значения языкового выражения, является оригинальным. Значение слова трактуется как такое смысловое образование, которое должно содержать в себе правило его употребления для всего многообразия частных лингвистических ситуаций. Поставлен вопрос о том, является ли такая трактовка значения некой метапозицией по отношению к известным семантическим программам в аналитической философии – референциалистской, менталистской, конвенционалистской и универсалистской семантикам. На этот вопрос дан отрицательный ответ. Показано, что представление значения как правила употребления по своим принципиальным моментам соответствует трактовке значения в универсалистской семантике, а именно пониманию значения как некоторой стабильной абстрактной сущности, схватываемой опыте познания.
Эксплицировано витгенштейновское понимание сути проблемы следования правилу, сконцентрированное в §201 ‘Философских исследований’. При этом отмечено, что собственно витгенштейновская формулировка, выраженная в обсуждаемом параграфе, является недостаточно ясной. Произведена корректировка формулировки скептического тезиса, который в итоге принимает следующий вид. Л. Витгенштейн утверждает, что мы не способны однозначно фиксировать значение языкового выражения, понятое в качестве правила его употребления. Оказывается, что любое конкретное употребление слова можно подвести как минимум под два правила, что и порождает проблему.
Осуществлена дифференциация трактовок витгенштейновской проблемы. Слабая трактовка состоит в том, что языковое выражение может иметь сразу несколько правил употребления из-за локальности и плюрализма различных языковых игр, лингвистических сообществ и форм культуры в целом. С точки зрения сильной трактовки, ситуация дестабилизации значения может возникать и в одной языковой игре конкретного лингвистического сообщества, и даже в индивидуальном опыте отдельного агента речи.
Указано, что наиболее акцентировано этот вопрос обсуждал М. Даммит в своих интерпретациях философии позднего Л. Витгенштейна. На основе воззрений Даммита произведено различие в видах конвенционализма. Ортодоксальный конвенционализм утверждает плюрализм значений какого-либо выражения языка, основываясь на представлении о различных лингвистических сообществах, культурах. Однако позиция такого вида конвенционализма оказывается противоречивой. Дело в том, что при образовании устойчивой конвенции в рамках того или иного лингвистического сообщества значение стабилизируется настолько, что само оказывается подобным стационарной универсальной идее в смысле платонизма, от которого конвенционализм всегда хотел дистанцироваться. Специфический конвенционализм пытается преодолеть данное затруднение. Эта позиция утверждает, что конвенция должна генерироваться всякий раз заново в каждом конкретном коммуникативном действии.
Поддержано мнение М. Даммита о том, что поздний Л. Витгенштейн никогда не был ортодоксальным конвенционалистом. Вместе с тем признано, что и эта даммитовская интерпретация Л. Витгенштейна не является достаточно радикальной. В противовес ей утверждается, что, исходя из витгенштейновской скептической проблемы, мы вообще должны перестать говорить о конвенциональном значении. Скорее наш лингвистический опыт порождает лишь впечатление о наличии значения, иллюзию значения.
Эксплицировано основное содержание крипкевской постановки проблемы следования правилу, поскольку именно она полагается в основание диссертационного исследования. С. Крипке сформулировал обсуждаемую проблему в рамках языка математики, показав двусмысленность арифметического знака ‘+’, значением которого могут выступать сразу два правила – стандартное правило сложения и специфическое дефект-правило квожения, вводимое американским логиком в процессе мысленного эксперимента.
Произведено уточнение формулировки проблемы следования правилу у Л.
Витгенштейна и С. Крипке. Дело в том, что оба мыслителя именуют скептический тезис о следовании правилу парадоксом, но при этом нигде не объясняют, почему именно применяется этот термин. Впервые его употребляет Л. Витгенштейн в §201 ‘Философских исследований’, а С. Крипке просто идет у него на поводу, используя известную терминологию, но никак не проясняя ее смысла. В диссертации осуществлена попытка восполнить этот пробел и объяснить, почему использование термина ‘парадокс’ в самом деле является релевантным обсуждаемой проблеме.
Проведено подробное изложение аргументов С. Крипке против диспозиционной теории значения. По мысли С. Крипке, данная теория является одной из ведущих в современной философии языка, и потому, чтобы показать универсальный характер скептической проблемы относительно следования правилу, необходимо представить аргументы, опровергающие претензии диспозиционной теории задать адекватный отчет о значении языкового выражения.
Изложены критические соображения С. Крипке по отношению к теории, представляющей значение как конкретное психическое образование – качество (quality).
Данная теория также является одной из ведущих в современных семантических исследованиях.
Вторая глава ‘Формулировка проблемы’ посвящена развитию и уточнению крипкевской аргументации, освобождению ее от неясностей и ошибок. Кроме того, тема следования правилу подробно рассмотрена в контексте бурных дискуссий вокруг понятия индивидуального языка, характерных для аналитической философии конца ХХ века. На основании результатов первой и второй глав дана наиболее точная, по мысли автора диссертации, формулировка проблемы следования правилу.
Ссылка С. Крипке лишь на то, что диспозиционная теория значения занимает ведущее место в современной философии и потому подлежит рассмотрению, признана недостаточной. Автор диссертационного исследования берется показать, что диспозиционная теория должна стать главным предметом критики со стороны скептического тезиса о значении потому, что только диспозиционный анализ мог бы задать адекватный отчет о значении при условии, что значение понимается как правило употребления языкового выражения. Утверждается, что кволитивная теория значения оказывается частным случаем диспозиционного анализа.
Проведено подробное обсуждение вопроса, почему ни один вид семантической теории не способен задать диспозицию к употреблению. Несостоятельными признаны референциалистская, менталистская, конвенционалистская и универсалистская семантики.
Осуществлено дополнительное прояснение содержания терминов ‘понятие’, ‘понятие-директива’, ‘правило’, исходя из чего получает подтверждение тезис, что правило по сути должно представлять собой универсальное абстрактное образование – содержание понятия.
Выявлена неоднозначность в крипкевской формулировке проблемы. Из текста С.
Крипке так и не становится ясным, из-за чего возникает неопределенность значения: из-за существования специфических правил-фантомов или лишь потому, что агент речи оказывается неспособным зафиксировать содержание даже стандарт-правила. На основании привлечения исследовательских разработок К. Райта утверждается, что основным препятствием к обладанию значением является одномоментная неопределенность в познавательном опыте субъекта содержания стандарт-правила.
Подробно рассмотрен вопрос о возможности индивидуального языка. Многие интерпретаторы Л. Витгенштейна именно в этом вопросе видели квинтэссенцию проблемы следования правилу. Так называемая ‘позиция сообщества’ (community view), представителями которой являются К. Пикок, К. Райт, С. Крипке, Н. Малколм и др., утверждает, что правилам нельзя следовать в одиночку, и потому индивидуальный язык невозможен. Только сообщество посредством многочисленных перекрестных ссылок и подтверждением корректности лингвистических действий способно стабилизировать правила употребления языковых выражений. Г. Бейкер и П. Хакер, напротив, выражают ‘индивидуалистическую позицию’, в соответствии с которой агент речи способен следовать правилам, основываясь лишь на субъективном опыте.
Проанализированы такие концепты, как ‘Робинзон по несчастью’, ‘Робинзон по рождению’, ‘эмпирически случайный Робинзон’, ‘логически необходимый Робинзон’, ‘совместный язык’ и ‘совместимый язык’, которые позволяют с максимальной тщательностью рассмотреть существо вопроса. В итоге более убедительной признана позиция оксфордских витгенштейноведов – Г. Бейкера и П. Хакера, критикующих коммуникативистские представления о языке. Вместе с тем показано, что признание возможности языка Робинзона все равно не разрешает проблему следования правилу. В противовес большинству новейших интерпретаций утверждается, что дискуссия об индивидуальном языке вообще не является релевантной обсуждаемой в диссертации проблеме. Дело в том, что и коммуникативистская стратегия мысли, и индивидуалистическая позиция не способны описать событие схватывания правила употребления языкового выражения. Скорее каждая из них описывает только генерирование иллюзии обладания правилом. Либо сообщество, либо индивидуальный лингвистический опыт субъекта способны сформировать лишь впечатление о наличии значения. Проблема фиксации правила употребления не исчезает ни в случае, если мы утверждаем, что индивидуальный язык может существовать, ни в случае, если мы отрицаем возможность этого.
Подведен итог проведенного исследования, нацеленного на формулировку проблемы следования правилу. Представлено резюме основного содержания проделанной работы.
При этом выделены следующие основные шаги исследования: 1) указаны истоки и изложена история развития проблематики следования правилу в традиции аналитической философии;
2) прояснены основания введения Л. Витгенштейном в семантические исследования термина ‘правило’;
3) критически проанализировано содержание § ‘Философских исследований’, в котором представлена формулировка проблемы следования правилу;
4) прояснено, почему Л. Витгенштейн называет свой скептический тезис относительно следования правилу парадоксом;
5) взято за основу собственной формулировки проблемы исследование С. Крипке и подробно рассмотрена представленная американским логиком аргументация;
6) дополнен крипкевский анализ рассмотрением вопроса о том, почему именно диспозиционный отчет о значении следует рассматривать как единственно приемлемый с точки зрения семантических воззрений Л.
Витгенштейна;
7) показано, что надлежащий диспозиционный отчет о значении не может предоставить ни одна из известных семантических теорий;
8) зафиксирована неоднозначность постановки проблемы у С. Крипке и сделана попытка придать его аргументам более четкую субординацию;
9) сформулирована главная скептическая претензия по отношению к диспозиционному анализу;
10) представлены и подробно рассмотрены различные позиции в дискуссии об индивидуальном языке;
11) проанализирован вопрос о соотношении аргумента индивидуального языка и проблемы следования правилу.
В итоге были сделаны следующие важнейшие выводы: 1) значение языкового выражения должно содержать в себе правило его употребления;
2) адекватный отчет о значении выражения может задать только диспозиционный анализ, ибо знать значение – значит знать правило, а знать правило – значит быть предрасположенным употребить языковое выражение так, а не иначе;
3) на роль правила может претендовать только идеальная сущность, абстракция, ибо только в этом случае можно говорить о возможности действия правила для неограниченных ситуаций употребления выражения;
поэтому единственным видом семантического анализа, в котором мог бы быть представлен надлежащий диспозиционный отчет о значении, является универсалистская семантика;
4) универсалистская семантика не состоятельна;
в опыте познания мы не способны схватывать идеальные сущности;
слово не имеет в качестве своего значения платоновскую абстрактную идею;
5) поскольку мы не схватываем абстрактных сущностей, постольку мы не способны фиксировать правила употребления языковых выражений для неограниченных конечным опытом возможных речевых ситуаций;
6) поскольку мы не способны фиксировать правила, постольку мы не способны фиксировать значения языковых выражений, ибо значения должны содержать в себе правила;
7) слова языка не имеют значений.
Проблема состоит в том, что мы не способны зафиксировать то правило, которому должны следовать при употреблении языкового выражения. Если мы не способны зафиксировать правило, то мы не в состоянии отдать себе отчет о значениях используемых нами слов. Почему эту ситуацию нужно позиционировать как проблему?
Потому что мы не можем остановится на голой констатации данного тезиса. Каким-то образом нужно показать несостоятельность этого утверждения, иначе мы будем вынуждены признать справедливой шокирующую позицию радикального скептицизма:
наши слова ничего не значат и наше познание во всех сферах опыта ничего не стоит. Если знание фиксируется в языке, а слова языка ни к чему не отсылают, то знаний нет, мы не знаем ничего.
В третьей главе ‘Существующие варианты решения проблемы’ произведена экспликация возможных способов решения проблемы. Выделены два способа решения:
прямое и скептическое. Прямое решение предполагает демонстрацию ошибочности рассуждения скептика. В ходе данного решения необходимо показать, что скептическая аргументация, которая приводит к выводу о дестабилизации значения, не состоятельна и что в своем лингвистическом опыте агент речи способен фиксировать стабильные значения. В свою очередь так называемое скептическое решение отталкивается от признания неоспоримости аргументов скептика. Скептический тезис признается правомерным. Однако при этом утверждается, что он применим только по отношению к классическому представлению о функционировании языка, в соответствии с которым язык является своего рода ‘зеркалом’ реальности. Если же допустить, что функция языка состоит только в обеспечении коммуникации между субъектами при осуществлении совместной деятельности, то окажется, что скептический вывод о дестабилизации значений не создает для агентов речи какой-то неразрешимой эпистемической проблемы, ибо обеспечение коммуникации вполне успешно осуществляется и без предпосылки стабильных объективных значений.
Подробно рассмотрено скептическое решение в крипкевской формулировке.
Показано, что данное решение может быть представлено на атомарном и молекулярном уровнях. Атомарный уровень касается значений отдельных терминов и имен.
Продемонстрировано, как может быть сформулирован скепсис по отношению к решению вопроса о значении термина ‘+’. Скептическое решение проблемы при этом состоит в том, что несмотря на принципиальную неясность значения термина, сообщество посредством перекрестных ссылок и подтверждений успешности лингвистических актов, будет генерировать иллюзию стабильности значения, которой оказывается вполне достаточно для обеспечения процессов коммуникации. Молекулярный уровень касается значений предложений. Продемонстрировано, как может быть сформулирован скепсис по отношению к решению вопроса о значении предложения “Джонс подразумевает под ‘+’ плюс”. Скептик утверждает, что не существует такого факта, который мог бы выступить условием истинности данного предложения. Из чего следует вывод, что мы не способны определить, истинно данное предложение или ложно. Однако молекулярное скептическое решение будет настаивать на том, что оценка предложения с точки зрения условий его истинности характерна только для классического представления о функционировании языка и что критерием корректности предложения с точки зрения нового взгляда на функционирование языка должно выступать не условие истинности, а условие его утверждаемости в том или ином лингвистическом сообществе. Отсутствие объективного факта, что Джонс подразумевает под ‘+’ плюс не является препятствием к тому, чтобы расценивать предложение “Джонс подразумевает под ‘+’ плюс” как корректное.
Далее в данной главе показано, что многочисленные критические замечания, которые были высказаны в адрес крипкевской интерпретации идей Л. Витгенштейна, оказываются несостоятельными. Критики настаивали, что С. Крипке существенным образом исказил смысл витгенштейновских работ, что Л. Витгенштейн якобы не предлагал никакого скептического решения на сформулированную им проблему следования правилу. Однако на деле оказывается, что при попытке дать собственный отчет о содержании витгенштейновских текстов философы, критикующие С. Крипке, по сути высказывают схожие с ним взгляды. Дискуссия зачастую превращается в ‘спор о словах’, когда противоборствующие стороны просто не могут договориться относительно используемой терминологии, а не по поводу содержания высказываемой позиции.
В частности, оксфордские витеншетйноведы – Г. Бейкер и П. Хакер резко критикуют манеру С. Крипке называть витгенштейновский ход мысли скептическим, хотя на деле их собственная интерпретация не противоречит представленному С. Крипке скептическому решению проблемы следования правилу. Разница между сторонниками и противниками представления Л. Витгенштейна в качестве скептика состоит лишь в том, что первые интерпретируют его разработки темы правил следования как скепсис по отношению к классическому образу языка, тогда как вторые считают, что Л. Витгенштйн уже с самого начала своих размышлений (это непосредственно касается текста ‘Философских исследований’) отказывается от классических представлений о языке и использует термин ‘правило’ для выражения специфики своих новых взглядов на функционирование языка.
По сути, и те и другие высказывают подобные суждения относительно того, в чем собственно состоит новая витгенштейновская концепция значения. Разница возникает лишь в интерпретации подходов к ее формулировке.
Такие результаты исследования доказывают, что С. Крипке излагает взгляды Л.
Витгенштейна корректно, и его позиция правомерно может лечь в основу рассмотрения проблемы следования правилу как наиболее внятная и аргументированная.
В заключении данной главы диссертации утверждается, что аргументация, развиваемая на основании исследований Л. Витгенштейна и С. Крипке, не является совершенно уникальной для своей эпохи. Напротив, при ближайшем рассмотрении оказывается, что скептические тенденции в обсуждении вопросов фиксации значения языковых выражений и возможностей познания в целом имеют очень широкое распространение в традиции аналитической философии. Чтобы показать то место, которое занимает философия языка позднего Л. Витгенштейна в традиции, и тем самым яснее представить специфику и радикализм ее тезисов, автор диссертации посчитал уместным в компаративном ключе обсудить некоторые наиболее репрезентативные скептические концепции, разработанные в аналитической философии в ХХ веке. Данное обсуждение позволило более критично отнестись и к работе С. Крипке. Сколь бы экстравагантными и новаторскими не выглядели скептические аргументы в его интерпретации, снискавшие ему большую популярность, нельзя не заметить, что современная англо-американская философия языка, обсуждающая проблемы значения, пестрит подобного рода аргументами, мысленными экспериментами, гипотезами, и С. Крипке здесь тоже нельзя назвать первопроходцем.
Проанализированы скептические аргументы относительно фиксации значения языкового выражения в теориях Х. Патнема, Д. Деннета, Т. Бурге, Н. Гудмена, У. Куайна, П. Стросона, Д. Дэвидсона. При обсуждении мысленного эксперимента ‘Китайская комната’ Д. Серла вопросы значения рассмотрены в корреляции с проблемами искусственного интеллекта. В частности, было проведено сравнение использования языка человеком и технической системой.
В четвертой главе ‘Критика представленных позиций и новый вариант решения проблемы’ обоснована актуальность и необходимость формулировки критических тезисов в адрес скептического решения проблемы следования правилу. При этом автор диссертации исходил из двух обстоятельств: во-первых, это чрезвычайно широкое распространение скептических тенденций относительно фиксации значения языкового выражения в поздней аналитической философии и скептицизма относительно возможностей познания в эпистемологии в целом;
и во-вторых, это тот факт, что позиция скептицизма относительно значения в философии языка и относительно возможностей познания вообще является внутренне противоречивой, логически и эпистемологически несостоятельной.
Скептицизм приводит релятивизму. Обоснование этого утверждения было проведено как на примере обсуждения скептической позиции вообще, так и на конкретном примере витгенштейновского скепсиса. Скептик высказывает сомнение. В отношении вопросов познавательной деятельности в целом он может сомневаться в адекватности ее результатов. В отношении вопросов семантики он может сомневаться в возможности схватывания стабильного значения языкового выражения. Итогом сомнения является либо его разрешение, либо, если признается, что рассеять сомнение невозможно, принятие релятивисткой позиции, т.е. утверждения о многообразии вариантов ответа на вопрос, касающийся исследуемого предмета. В отношении вопросов познания релятивист может заявить, что один и тот же предмет может быть воспринят по-разному в зависимости от субъективных условий опыта, что по поводу тех или иных фактов мира могут быть высказаны различные, даже контрадикторные суждения, но их истинностная оценка опять же оказывается зависимой от различных субъективных факторов, и потому однозначного суждения об истинности или ложности высказываний получить невозможно. В отношении более близкой для диссертации темы значения релятивист может заявить, что стабильного схватывания семантической составляющей того или иного выражения языка не существует, что понимание значения может варьироваться в зависимости от языковой игры той или иной лингвистической группы и что даже один единственный агент речи, обращаясь к своему опыту употребления языка в конкретной ситуации, может продуцировать различные интерпретации значений используемых им выражений. Именно такой ход мысли характерен для новой теории значения, представленной в философии языка позднего Л. Витгенштейна. Значение языкового выражения не есть факт, не есть некое устойчивое, стабильное образование, которое агент речи мог бы удержать в своем сознании. Все, с чем мы имеем дело, это лишь иллюзии стабильности значений, которые генерируются либо посредством коммуникативного согласия, либо посредством регулярностей актуального лингвистического опыта отдельного субъекта. Истинностная оценка предложений языка не определяется их соответствием какому-либо объективному положению дел, а основывается на критериях его утрвеждаемости в лингвистической группе либо на критериях его утверждаемости отдельным субъектом, вырабатывающим привычку к такой истинностной оценке в процессе своей жизнедеятельности.
Далее релятивистские способы рассуждения подведены под более общую позицию, которая в диссертации обозначается более привычным термином для традиции поздней аналитической философии – ‘антиреализм’. Дано следующее определение позиции антиреализма: нет никакого объективного факта, существование которого позволило бы нам расценивать наше высказывание как истинное, нет никакого соответствия высказывания миру, поскольку либо самого объективного мира не существует (в наиболее радикальной онтологической трактовке), либо он существует, но никак не может быть дан в своей объективности познающему субъекту (так выглядит антиреализм в чисто эпистемологическом измерении). Критика антиреализма также проведена как на общем уровне, который касается самого способа рассуждения в целом, так и на частном примере скептического решения проблемы следования правилу.
В качестве главного инструмента критики использован аргумент Х. Патнема ‘мозги в бочке’1, который демонстрирует логическую несостоятельность антиреализма. Если антиреалист утверждает, что выражения языка не имеют и не могут иметь референтов в качестве фактов объективного мира, то его предложение ‘Выражения языка не имеют референтов’ не отсылает к тому факту, что выражения языка не имеют референтов, по сути оно представляет собой своего рода ‘ловушку языка’, оно создает впечатление, что говорит о чем-то, но на самом деле, не отсылает ни к чему фактическому. Таким образом, демонстрируется, что антиреалистская позиция является внутренне противоречивой и даже не может быть внятно сформулирована в рациональном дискурсе.
Скептическое решение проблемы следования правилу как проявление антиреализма несостоятельно ввиду того, что при последовательном рассуждении оно просто перестает быть мыслимым. Любое эпистемологическое исследование должно заканчиваться онтологическим тезисом, то есть показом того, как обстоят дела в той или иной предметной области, утверждением о том, что есть, что существует. Если скептическое решение, утверждающее десубстанциальность значения и релятивность истины, придерживается этих основ рациональной деятельности, то при позиционировании своего тезиса как истинного оно вступает в противоречие с его содержанием, оно опровергает самое себя. Если же оно, будучи до конца последовательным, соглашается и со своей собственной релятивностью, то оно просто останавливает мышление, не допускает осуществления какой-либо рациональной теоретической деятельности вообще.
В качестве дополнительного аргумента против антиреализма была привлечена критика идеи концептуальной схемы, выраженная Д. Дэвидсоном. Американский философ защищает свои реалистские воззрения от обвинения, что они является ничем не обоснованной предпосылкой исследования, указанием на то, что именно эти же воззрения лежат и в основании позиции концептуального релятивиста, со стороны которого высказываются обвинения подобного рода. Когда концептуальный релятивист говорит о различных схемах, каркасах, языковых играх, парадигмах, то мы вправе ему задать вопрос: пусть разговор ведется о различных концептуальных схемах, но различных относительно чего? Ответ, с точки зрения Дэвидсона, очевиден: относительно самой реальности. Представления о реальности и об адекватном воззрении на реальность лежат в основании релятивистской дифференциации. Если бы мы не допускали, что способны видеть вещи такими, какие они есть, мы никогда не смогли бы иметь представления о различных языках, ибо в основе этого представления находится убеждение, что одни и те же референты обозначаются разными языковыми выражениями. Если устранить Патнем Х. Разум, истина и история. – М.: Праксис, 2002. – С. 14-37.
предпосылку о единообразии референции, то исчезнет понимание различия между языками ввиду того, что исчезнет основа для этого различия.
Пропоненты антиреализма различными путями пытаются обойти указанные выше существенные логические затруднения, возникающие при формулировке их позиции.
Поэтому далее в данной главе рассмотрены основные контраргументы антиреалистов по отношению к критике их теоретических построений, и, соответственно, обоснована несостоятельность этих попыток защитить антиреализм.
Одним из таких контраргументов выступает указание на особый афористичный стиль, в котором написаны ‘Философские исследования’. Говорится о том, что автор избрал данную форму изложения неслучайно. Она призвана подчеркнуть, что в данном тексте Л. Витгенштейн не стремится к созданию какой-либо новой теории, к формулировке каких-то общих положений относительно рассматриваемого предмета – значения языкового выражения. В подтверждение приводится §43 ‘Философских исследований’.1 Однако в противовес этому воззрению можно привести в пример иные пассажи в сочинениях Л. Витгенштейна, которые указывают на универсалистские претензии его тезисов. Знаменитый §201 ‘Философских исследований’2 содержит утверждение о правилах следования всеобщего характера, применимое ко всем возможным случаям употребления языковых выражений. То же можно сказать и о § ‘Zettel’3, заметок где формулируется утверждение о полной неправомерности классического августинианского представления о значении относительно всех возможных выражений языка. Отсюда автор диссертации делает вывод, что, во-первых, тезисы, претендующие на всеобщность, в сочинениях позднего Л. Витгенштейна все же имеются, и, во-вторых, именно они и составляют ядро витгенштейновской концепции, которая выступает предметом исследования в многочисленных интерпретациях. Проще говоря, сочинения Л. Витгенштейна никогда не стали бы столь широко обсуждаемыми, если бы в них не содержались новые воззрения всеобщего характера относительно того, как именно функционирует язык.
Еще одной достаточно распространенной попыткой обойти логические затруднения, связанные с формулировкой позиции антиреализма, является простое их игнорирование.
В качестве примера в параграфе демонстрируется рассуждение У. Джеймса, прагматизм которого представляет собой одну из версий антиреализма. Джеймс не пытается найти логически внятный ответ на предъявленные критические замечания, а говорит скорее о Витгенштейн Л. Философские исследования // Витгенштейн Л. Философские работы. – М.: Гнозис, 1994.
– Ч.1. – С. 99.
Там же. – С. 163.
Wittgenstein L. Zettel. – Oxford: Blackwell, 1967. – P. 3.
несостоятельности самого рационалистического дискурса. Он утверждает, что несмотря на формулируемое затруднение, логическое рассуждение о противоречивости скептицизма никогда не могло умертвить ‘живых склонностей духа’. Это характерный для антиреализма способ ухода от проблемы: как только нужен четкий логический ответ, тут же антиреалист прибегает к метафоре. Как только реалист пытается призвать оппонента к строгости мысли, тот сразу же маскирует свою позицию каким-то подобием поэтического письма.
Наиболее внятными в логическом отношении способами оправдания антиреализма могут выглядеть концепция различения языка и метаязыка А. Тарского и определенное эпистемологическое следствие теории типов Б. Рассела.
С точки зрения концепции различения языка и метаязыка2, неправомерной окажется не позиция антиреализма, в которой утверждается, что истинность каких бы то ни было суждений релятивизируется относительно субъективных/интерсубъективных факторов познания (культурных, лингвистических, политических, психических, биологических и т.д.), а как раз обвинение этой позиции в противоречивости (по типу патнемовского).
Считать высказывание ‘Все высказывания относительны’ самопротиворечивым можно только исходя из ошибочного смешения различных уровней языка. На деле само это высказывание относится уже не к языку, который в данном случае предстает объектом, о котором что-то говорится, а к метаязыку, и поэтому никакой противоречивости в утверждении антиреалиста нет. Его высказывание ‘все высказывания относительны’ вполне может быть абсолютным, и это не приводит нас к некоему мыслительному коллапсу, если только мы не забываем всякий раз проводить различия в уровнях языка.
С помощью теории типов3 также может быть высказана критика в адрес тех, кто пытается уличить эпистемологические воззрения антиреализма в противоречивости.
Подобно тем выводам, которые были сделаны из концепции метаязыка А. Тарского, можно сказать, что формулировка логического затруднения данных антиреалистских воззрений основывается на смешении высказываний разных типов. Высказывание ‘Все высказывания относительны’ попадает в тип более высокого порядка, нежели те высказывания, о которых в нем идет речь. Видимость противоречия возникает из-за неоправданного смешения данных типов.
Джеймс У. Прагматистский взгляд на истину и его неверные толкования // Джеймс. У. Воля к вере. – М.:
Республика, 1997. – С. 350.
Тарский А. Семантическая концепция истины и основания семантики // Аналитическая философия:
становление и развитие (антология). – М., 1998. – С. 90-129.
Рассел Б. Философия логического атомизма. – Томск: Водолей, 1999.
По отношению к указанным выше позициям в диссертации сформулированы два контраргумента.
1) По сути теория типов Б. Рассела устанавливает запрет на универсалистский дискурс вообще. Нельзя говорить обо всем сразу, всегда следует помнить, что какое бы то ни было суждение может касаться только ограниченной предметной области.
Следовательно, и истинностная оценка этого суждения также не может быть универсальной, она всегда должна релятивизироваться относительно того определенного круга предметов, который охватывается в суждении. Но как быть с самой формулировкой теории типов (этот же вопрос касается и концепции метаязыка)? Относится ли она сама только к определенному типу высказываний, охватывающих определенную, ограниченную предметную область, или все же представляет собой пример высказывания того самого универсального характера, запрет на которые она как раз и пытается установить? Если верно первое, то формулировка теории типов распространяется не на все возможные общности классов, а только на некоторые, допуская возможность существования иных общностей, находящихся в метапозиции по отношению к ней и руководствующихся иным, отличным от теории типов, принципом отношения между классами. Если верно второе, то сама формулировка теории типов представляет собой использование понятия класса всех классов, с которым она борется.
2) Теория типов создается для того, чтобы избавиться от парадоксов. Но в каких случаях возникают парадоксы? Когда Б. Рассел, используя свой способ аргументации, описывает парадоксальность подстановки функции на место аргумента, он приводит пример с классом всех стандартных классов. Но нигде не говорится о парадоксальности класса всех нестандартных классов. Парадокс ‘Брадобрей’, сформулированный Б.
Расселом, так же, как и парадокс ‘Лжец’, и тот парадокс, о котором пишет Б. Рассел в письме к Фреге – о предикате ‘быть предикатом, не приложимым к самому себе’1, возникают как аналоги парадокса класса всех стандартных классов. Но дело в том, что имеются случаи, когда подстановка функции на место аргумента и образование класса классов не приводят к парадоксу типа ‘Брадобрей’, то есть к тому моменту в рассуждении, когда мы приходим к утверждению противоречащих суждений относительно обсуждаемого предмета. Так например, в случае образования класса всех нестандартных классов мы не приходим к парадоксу, у нас не возникает ситуации, когда бы из предположения, что этот класс стандартен следовало бы, что он не стандартен и наоборот.
Можно предположить, что сам класс всех нестандартных классов стандартен и что он не должен включать себя в качестве своего элемента, и отсюда не будет следовать, что он Frege G. Philosophical and Mathematical Correspondence. – Oxford: Basil Blackwell, 1980. – P.130-131.
нестандартен. Можно предположить, что он является нестандартным, но отсюда не будет следовать того, что он стандартен, - он просто будет включать себя в качестве собственного элемента, подтверждая свою нестандартность. Класс всех классов: и стандартных, и нестандартных - должен быть нестандартным по определению, ибо включает в себя все возможные классы в том числе и себя самого. Но из его нестандартности не следует того, что он стандартен. Он включает себя в качестве своего элемента, и это включение непротиворечиво, ибо в нем должны содержаться как стандартные, так и нестандартные классы. Если бы Брадобрей руководствовался директивой ‘брить только тех мужчин, которые могут бриться сами’, то здесь не возникало бы никакого противоречия - этот человек мог бы с успехом побрить и себя самого. Если бы критянин Эпименид высказал суждение ‘Все критяне говорят правду’, то здесь не возникло бы противоречия, ибо само его суждение подтверждало бы то содержание, которое представлено в суждении, а не противоречило ему. Если реалист произносит ‘Все суждения должны высказываться с претензией на адекватное описание того, что есть’, то в этот момент он не противоречит себе, в отличие от антиреалиста, ибо само продуцирование этого суждения только подтверждает то содержание, которое в нем представлено, то есть в момент произнесения этого суждения он сам претендует на адекватное описание того положения дел, о котором он говорит. На основании этих соображений Расселу можно было бы задать вопрос: почему он из частных случаев возникновения парадоксальности подстановки функции на место ее аргумента сделал общий вывод о недопустимости такой подстановки? Как быть с теми случаями, когда данная подстановка, по крайней мере в расселовской системе аргументации, не приводит к парадоксам? Случай с позицией последовательного реализма именно таков.
Далее в данной главе работы утверждается, что помимо логических вопросов скептическое решение проблемы следования правилу как проявление антиреализма сталкивается с существенными эпистемологическими затруднениями, невозможность преодолеть которые ставит под сомнение само осуществление скептического решения.
Дело в том, что факты, относящиеся к условиям утверждаемости (на которые представители коммуникативистской стратегии скептического решения проблемы следования правилу указывали как на единственный критерий корректности суждений), сами по себе играют роль референтов в классической условие-истинностной интерпретации. Просто под истинностными условиями здесь понимаются не факты природы или психические переживания субъекта, а факты корреляции субъектных диспозиций. И эти факты в определенном смысле сами являются фактами мира, а потому могут выступать условиями истинности суждения в привычной трактовке корреспондентной теории истины.
То же можно было бы сказать и о другом виде скептического решения, который ориентируется не на ‘позицию сообщества’, а на индивидуалистическую речевую практику. Так Г. Бейкер и П. Хакер утверждают, что для следования правилу не нужно согласия, а достаточно лишь субъективной регулярности. Но в качестве чего осуществляется фиксация регулярности? Тоже в качестве некоего объективного факта.
Субъект фиксирует некое объективное устойчивое положение дел – регулярность употребления.
В соответствии с изменением принципа функционирования языка мы должны были запретить говорить о каких-либо объективных фактах как условиях формирования значения. Однако зафиксированная успешность употребления или распознанная регулярность как раз подобны таким объективным фактам. Если же представители скептического решения сохранят последовательность и откажутся понимать условия утверждаемости в качестве некоторых устойчивых объективных фактов, то процесс обоснования корректности суждений уйдет в бесконечность. Регулярность употребления сама будет распознаваться в особых интерпретативных актах, в основе которых также будет лежать регулярность для подтверждения регулярности первого типа и т.д.
Данное рассуждение приводит к выводу, что скептическое решение проблемы следования правилу не только логически противоречиво в своих следствиях, но и попросту эпистемически невозможно. Непонятно, как на основании условий утверждаемости (неважно, в коммуникативной или же в индивидуалистической трактовке этого термина) можно сформировать не то что значение, а даже видимость, иллюзию значения, о которой говорят приверженцы скептического решения.
Далее рассмотрен иной путь решения проблемы следования правилу, который был бы свободен от зафиксированных выше противоречий скептического рассуждения.
Классификация С. Крипке указывает на то, что таковым могло бы стать только прямое решение, в соответствии с которым удалось бы найти адекватный ответ на скептическое сомнение, показать неправомерность утверждения скептика о радикальной дестабилизации значения и оправдать классический принцип функционирования языка, который подвергся критике в философии позднего Л. Витгенштейна.
Несмотря на то, что в современной литературе по данной проблематике имеет место подавляющий приоритет различных вариаций скептического решения по сравнению с иными формами рассуждения, попытки дать прямое решение все же осуществлялись.
Другое дело, что и они тоже оказывались небезупречными. Большинство из них можно охарактеризовать не как полностью неудовлетворительные, а скорее как недостаточно обоснованные. В диссертации изложены основные тезисы данных позиций и приведены критические аргументы по отношению к ним. В частности, рассмотрены генеративная грамматика Н. Хомского, попытки представить прямое решение проблемы следования правилу Ф. Петита, П. Хорвича, С. Блэкберна, Д. Макдауэлла, идея дифференциации естественного языка и языка математики Х. Патнема, попытка элиминировать скептическую проблему К. Райта, применение принципа простоты У. Куайна для решения проблемы следования правилу, алгоритмические решения проблемы К. Пикока и Н.
Теннанта, каузальная теория референции как попытка обратить С. Крипке против С.
Крипке, семантический реализм Д. Каца.