Метафизика личности: персоналистические традиции в русской философии конца xix – нач. хх вв.

На правах рукописи

Гребешев Игорь Владимирович Метафизика личности: персоналистические традиции в русской философии конца XIX – нач. ХХ вв.

Специальность – 09.00.03 – история философии

АВТОРЕФЕРАТ

диссертации на соискание ученой степени доктора философских наук

Москва – 2010

Работа выполнена на кафедре истории философии факультета гумани тарных и социальных наук Российского университета дружбы народов Научный консультант – доктор философских наук, профессор Н.С. Кирабаев

Официальные оппоненты:

Доктор философских наук, профессор С.Б. Роцинский Доктор философских наук, доцент Ю.В. Синеокая Доктор философских наук, доцент К.М. Антонов

Ведущая организация: Российский государственный гуманитарный университет

Защита состоится «16» июня 2010 г. в 15 час. на заседании диссертаци онного совета Д 212.203.02 в Российском университете дружбы народов по адресу: 117198, Москва, ул. Миклухо-Маклая, д. 10А, ауд. 415.

С диссертацией можно ознакомиться в Научной библиотеке Российского университета Дружбы народов

Автореферат разослан «» апреля 2010 г.

Ученый секретарь диссертационного совета, кандидат философских наук, доцент О.Н. Стрельник

ОБЩАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА РАБОТЫ

Актуальность темы исследования. Проблема личности – одна из традиционных и наиболее фундаментальных проблем в истории евро пейской и русской философии. В условиях современной глобальной ци вилизации она не только не утрачивает своего значения, но, напротив приобретает особую актуальность и остроту. Колоссальные научные и технологические достижения человечества открывают принципиально новые возможности для человеческой активности в природе и в истории, и, в этом смысле, радикально расширяют пределы свободы человека. Но в русле этих же достижений человек сталкивается и с новыми вызовами, с невиданными в прежние исторические эпохи угрозами своей свободе.

«Информационное общество» – это, далеко не «скачок в царство свобо ды» или, как сказал бы Н. Бердяев, «осуществленная утопия». Традици онные технологии идеологического и социального порабощения инди вида кажутся полнейшей архаикой в сопоставлении с новейшими спосо бами манипулирования массовым и индивидуальным сознанием.

Нельзя не отдать должное философии: на протяжении, по крайней мере, двух последних столетий наиболее глубокие мыслители и фило софские направления предупреждали об иллюзорности веры в автома тизм цивилизационного прогресса, решающего все проблемы и обеспе чивающего человечеству «светлое будущее». Одновременно рассматри валась задача философского оправдания суверенности личности, непре ходящей ценности личностного бытия, вне которого невозможен ника кой подлинный прогресс. С особой остротой и последовательностью эта задача ставилась и решалась в европейском и отечественном персона лизме.

С полным основанием можно утверждать, что для русских мета физиков начала ХХ века тема личности, ее исторической судьбы имела основополагающее значение. То, что было ими написано о «рабстве и свободе человека» в условиях современной цивилизации, и в настоящее время представляет не только историко-философский интерес. Не вызы вает сомнений, например, интеллектуальная и, в существенной мере, прогностическая ценность бердяевской апологии экзистенциального опыта личности, творчески противостоящей все новым и новым формам «объективации», угрожающей самим основам человеческой идентично сти как разумного и свободного существа. Не менее важно и то, что бы ло сказано Г. Федотовым о личностном характере культурной традиции, о том, что «трагедия культуры», разрушение ее ценностных оснований в технологически организованном цивилизационном пространстве, неот вратимо оборачивается и глубочайшим кризисом личности. Исключи тельно ценным представляется опыт понимания и обоснования онтоло гического единства мирового и личностного бытия в российской «мета физике всеединства»: от Вл. Соловьева до Л. Карсавина. В полемике Вл.

Соловьева с представителями русского лейбницианства нашел отраже ние процесс поиска новых путей и возможностей философского оправ дания личности. Как и в Европе, в России проблема личности и ее ста новления отчетливо обозначилась в ХIХ в. при обсуждении образова тельных и педагогических задач. К важным теоретическим и практиче ским результатам решения проблемы личности в русском персонализме следует отнести принципы философской педагогики, развитые в ХХ в.

С. Гессеным и В. Зеньковским. Именно в русле персоналистической традиции формировалась оригинальная отечественная философская ан тропология, в наиболее системном варианте представленная в учении С.

Франка.

С историко-философской точки зрения, сопоставительный анализ персоналистической философии русских мыслителей различных школ и направлений, позволяет существенно углубить и расширить представле ние о специфике традиции русской метафизики, ее месте и роли в исто рии мировой философской мысли. Важность решения этой историко философской задачи в решающей мере определяется тем обстоятельст вом, что в отечественном опыте метафизики личности мы находим творческие идеи в полной мере сохранившие философскую и жизнен ную актуальность. В том смысле, что они представляют смысл и цен ность, как для философской современности, так и для современного че ловека, человека-личности.

Степень изученности проблемы. Несмотря на общепризнанную значимость темы личности в отечественной философской традиции надо признать, что в настоящее время степень ее изученности далеко не в полной мере соответствует важности самой проблемы. Прежде всего, для философского понимания своеобразия исторических судеб персона листических идей в русской культуре ХIХ-ХХ вв. необходим гораздо более высокий уровень концептуальной системности. За годы, прошед шие после смены идеологических вех (начало 90-х гг.), достигнуты су щественные результаты в исследовании русской философии во всей ее исторической полноте, в историческом многообразии направлений и идей. При определении специфики отечественной философской культу ры (принцип единства в многообразии), в качестве ее характерных осо бенностей преимущественно рассматривались онтологизм, историосо фичность, этическая направленность, особое внимание к социокультур ной и антропологической проблематике. Персоналистический вектор русской мысли, в той или иной мере, акцентировался при анализе каж дого из этих аспектов. Однако российский философский опыт решения проблемы личности в полной мере заслуживает того, чтобы стать пред метом специального историко-философского исследования.

Об историко-философской актуальности этой задачи косвенно свидетельствуют, например, статьи об отечественном персонализме в новейших энциклопедических изданиях. Так, в статье в энциклопедии «Русская философия» (в целом, содержательной и интересной) пред ставлены характеристики соответствующих позиций русских мыслите лей (достаточно выборочно) и историографическое описание общей си туации с персонализмом в России. Задача же определения историко философского смысла и логики персоналистического направления рус ской философии в статье, фактически, только ставится1. В статье «Пер сонализм» в «Новой философской энциклопедии» персонализму в Рос сии посвящен небольшой абзац. В этом «фрагменте» ключевое место от водится Л. Шестову, что достаточно странно, поскольку этот замеча тельный мыслитель (в отличие от своего друга Н.Бердяева) не был пер соналистом. О сколько-нибудь серьезной концептуальности текста (его русского раздела) говорить достаточно сложно2.

Тема настоящего исследования имеет свои вполне определенные историко-философские границы. Персонализм в России нас интересует именно в аспекте метафизики личности. Опыт же метафизики личности в наибольшей последовательности и многообразии представлен в мета физическом направлении русской философии ХХ века. Сравнительный анализ персоналистических концепций русских мыслителей предполагал широкий историко-философский контекст. Поэтому в ходе исследова ния привлекались ставшие уже классическими историографические тру ды В.В. Зеньковского, Н.О. Лосского, А.Ф. Лосева, Г.В. Флоровского, С.Л. Франка, А.И. Введенского, Г. Шпета и наиболее значительные со временные историко-философские исследования в области русской фи лософии: работы Абрамова А.И., Антонова К.М., Ванчугова В.В., Гай денко П.П., Гревцовой Е.С., Доля В.Е., Евлампиева И.И., Ермичева А.А., Ермишина О.Т., Маслина М.А., Марченко О.В., Матрошиловой Н.В., Мелих Ю.Б., Нижникова С.А., Павлова А.Т., Половинкина С.М., Роцин ского С.Б., Сербиненко В.В., Синеокой Ю.В., Соболева А.В., Хоружего С.С., Цвык И.В., которые внесли существенный вклад в развитие фило софской историографии отечественной мысли и непосредственно в изу чение русской метафизики ХIХ-ХХ вв.

Типологическая характеристика русской персоналистической ме тафизики могла быть осуществлена только на основе историко философской реконструкции персоналистических воззрений в фило софском миросозерцании русских мыслителей и сравнительного анализа конкретных персоналистических позиций. Поэтому исследование мета физики личности – в историософском персонализме Н. Бердяева и Г.

Федотова;

в опыте русского неолейбницианства и неокантианства (пре См.: Русская философия. Энциклопедия. М., 2007. С. 415-417.

См.: Новая философская энциклопедия. М., 2001. Т.3. С. 223.

жде всего, С. Гессен);

в понимании личностного бытия в традиции ме тафизики всеединства: от Вл. Соловьева до С. Франка и Л. Карсавина;

в философской психологии и антропологии В. Зеньковского – потребова ло обращения к обширной исследовательской литературе, в которой, в той или иной мере, рассматривались персоналистические аспекты твор чества русских философов.

Исторически наибольшим вниманием исследователей пользова лось философское творчество Н. Бердяева3. За последние годы значи тельно возрос интерес и к творческому наследию Г. Федотова. Хотя со поставление взглядов этих русских мыслителей еще не становилось предметом специального исследования, тем не менее, в ряде работ по истории русской философии содержатся определенные обобщающие ха рактеристики их философских позиций4. Для нашего исследования су щественный интерес представляли труды, в которых рассматривалась историософская и персоналистическая проблематика в творчестве Бер дяева и Федотова5.

См. библиографию работ о Бердяеве, увидевших свет до 1922: Н.А.Бердяев: pro et contra // Сост., вступ. ст. и прим. А.А.Ермичева. СПб., 1994. Кн. 1. С. 563-570. Соответствующие ра боты советского периода указаны в кн.: История русской философии конца ХIХ – начала ХХ в.: В 2 ч. Указатель. М., 1992. Ч. 2. С. 17-36. Наиболее полная зарубежная библиография работ, посвященных Бердяеву, была издана парижским Институтом славянских исследова ний в 1992 г.: Cayard W.W. Bibliographie des etudes sur Nicolas Berdiaev. P., 1992. Этот же институт ранее опубликовал библиографию трудов самого Бердяева: Bibliographie des oeu vres de Nicolas Berdiaev. P., 1978.

См., например: Маслин М.А., Андреев А.Л. О русской идее // О России и русской фило софской культуре. М., 1990;

Волкогонова О.Д. Образ России в философии русского зарубе жья. М., 1998;

Сербиненко В.В. Оправдание культуры. Творческий выбор Г.Федотова // Во просы философии. 1991.№ 8;

Емельянов Б.В. Русская философия ХХ века. Екатеринбург.

2003;

Гумерова Г.А. Философия культуры русских религиозных мыслителей ХХ века. Ав тореф. дис. канд. наук. Нижневартовск. 1998 и др.

См., например, о Бердяеве: Полторацкий Н.П. Бердяев и Россия. Философия истории Рос сии у Н.А.Бердяева. Нью-Йорк, 1967;

Кувакин В.А. Критика экзистенциализма Бердяева. М., 1976;

Ермичев А.А. Три свободы Н.Бердяева. М., 1990;

Волкогонова О.Д. Н.А.Бердяев. Ин теллектуальная биография. М., 2001;

Дмитриева Н.К., Моисеева А.П. Философ свободного духа (Н.Бердяев: жизнь и творчество). М., 1993;

Сидненко Т.И. Концепция революции года в творческом наследии Н.А.Бердяева. СПб., 2000;

Мальцев К.Г. «Эсхатология власти» Н.А.Бердяева. М., 2000;

Giustino Vitolo. Storia e filisofia in N.A. Berdjaev. Milano, 2000;

Se gundo J. L. Berdiaeff. Une reflexion chretienne sur la personne. P., 1963;

Dietrich W. Provokation der Person. N.Berdjajew in dern Impulsen seines Denkens. Gelnhausen;

B., 1974-1979. Bd. 1-5.

и др.

О Г.Федотове: Галахтин М.Г. Философия истории Г.П.Федотова. Автореф. дис. канд. фи лос. наук. М., 1993;

Рыбачук В.Б. Философия культуры Г.П.Федотова. Автореф. дис. канд.

филос. наук. М., 1995;

Зайцева Н.В. Историософская концепция Г.П.Федотова. Автореф.

дис. канд. филос. наук. Самара. 1998;

Довгий Т.П. Историософская концепция Россия в творчестве Г.П.Федотова. Автореф. дис. канд. филос. наук. М., 1996;

Волкогонова О.Д.

Г.П.Федотов о судьбе России. М., 1997;

Исупов К.Г. Георгий Федотов: философия истори ческой свободы // Философские науки. 1991. № 3;

Куклин А.П. Эсхатологическая тема в русской мысли. К философскому портрету Г.П.Федотова // Горизонты культуры. СПб., 1992;

Beaune D. G.P. Fedotov, ce qui demeure: reflexions sur la Revolution russe. Universit de Впервые систематически рассмотрели философские воззрения Л.

Карсавина, выделив при этом персоналистические аспекты в творчестве философа, историки русской философии В. Зеньковский и Н. Лосский.

В. Зеньковский особо акцентировал персоналистическую проблематику в карсавинской метафизике всеединства. «У Карсавина очень развита антропологическая сторона этой концепции, – мне даже кажется, что здесь исходный пункт его увлечения метафизикой всеединства»6. Н.

Лосский, признавал в метафизике Л. Карсавина философскую значи мость «ряда его учений, таких как его концепция истории, гармониче ской личности, о божественном человеческом процессе…»7. Более того, историк философии впервые квалифицировал карсавинскую метафизику как персоналистическую, отмечая, что мыслитель «рассматривает лю бую сущность либо как потенциально личную, либо как эмбрионально личную (животные), либо как актуально личную»8.

В зарубежном карсавиноведении внимания, безусловно, заслужи вают исследования католического теолога и историка философии Густа ва Веттера. В целом высоко оценивая философское творчество русского мыслителя, Г. Веттер, в частности, отмечал, что в метафизике Л. Карса вина «воссоединение всеединства» предстает «не одним лишь познава тельным возвратом через знание», но «воссоединением бытийствен ным», основанным на «единстве личности»9. Исследователь также под черкивал, что в карсавинской историософии ключевое значение имеет идея «становления и развития внутри христианской религиозной культуры различных индивидуальностей»10. В числе зарубежных сочи нений историко-философского характера, в которых рассматривается творчество Карсавина, следует отметить известные работы Ф.К. Копл стона. В них определенное внимание уделяется и развитой русским мыслителем метафизики личности в ее отношении к философским воз зрениям Вл. Соловьева11 и Н. Кузанского12.

Для понимания особенностей карсавинского персонализма несо мненное значение имеют исследования С.С. Хоружего, особое внимание уделяющего именно вопросам персоналистической антропологии фило софа (прежде всего, книга «О личности»). Непосредственно изучению Provence, Aix-Marseille 1, 1990 и др.

Зеньковский В.В. История русской философии. Л., 1991, т.2, ч.2. С. 152.

Лосский Н.О. История русской философии. М., 1991, с.348- Там же. С. 365.

Wetter G.A. L.P.Karsawins Ontologie der Dreieinheit // Orientalia Christiana Periodica. IХ.

1943. № 3-4. S.401.

Веттер Г. Л.П.Карсавин //Русская религиозно-философская мысль XX века:

Сб.статей. /Под ред.Н.П.Полторацкого. Питтсбург, 1975. с.251-261.

Copleston F.C. Russian relicious philosophy. Notre Dame, 1988, p.55.

Copleston F.C. Philosophy in Russia. From Herzen to Lenin and Berdyaev. Notre Dame, 1986, p.356.

персонализма Карсавина посвящена монография Ю.Б. Мелих13. В на стоящее время – это наиболее фундаментальное исследование творчест ва Карсавина и, не в последнюю очередь, его метафизики личности. В монографии персоналистические воззрения мыслителя рассматриваются в контексте традиции европейского персонализма (от Ф. Шлейермахера до Д. Ваттимо). Ценность работы Ю.Б. Мелих состоит, в первую оче редь, в историко-философском обосновании последовательного персо нализма Карсавина.

Персоналистическая проблематика в творчестве С.Л. Франка дос таточно основательно представлена в работах его современников и бо лее поздних исследователей. В этой связи можно отметить, в первую очередь, труды В.В. Зеньковского, С.А. Левицкого, Г.П. Струве, Р. Ред лиха, Н.С. Арсеньева, Л. Бинсвангера, П. Элена, Л. Зака14. Среди совре менных исследований, в которых содержатся концептуальные характе ристики персоналистической направленности воззрений русского мыс лителя, отметим также работы П.П. Гайденко, И. И. Евлампиева, А.А.

Ермичева, Е.Н. Некрасовой, Г.Е. Аляева15.

Необходимость рассмотрения персоналистической проблематики в истории русской философской педагогики потребовала использования достаточно многопланового исследовательского материала. В историко философских трудах обобщающего характера вопросы такого рода практически не рассматривались. В какой-то мере исключением оказы вается достаточно краткая характеристика В. Зеньковским (в его «Исто рии русской философии») философской педагогики С.И. Гессена и из вестные замечания Г. Шпета о роли философского образования в ста новлении отечественной философской традиции. Современный исследо ватель русской философии Б.В. Емельянов в своей книге «Очерки рус ской философии ХХ века» дает сжатую характеристику философско Мелих Ю.Б. Симфонический персонализм Л.П. Карсавина. М., 2001.

Арсеньев Н.С. Раскрывающиеся глубины / Сборник памяти С.Л. Франка. Мюнхен.1954.;

Арсеньев Н.С. Памяти Франка / Вестник РСХД, 1955. № 36;

Зеньковский В.В. С.Л.Франк / Возрождение. 1951. №15.;

Зеньковский В.В. Учение Франка о человеке / Франк С.Л. Реаль ность и человек. – М.: Республика, 1997.;

Левицкий С.А. Этика С.Л. Франка / Сборник па мяти С.Л. Франка. Мюнхен 1954;

Струве Г.П. С.Л. Франк и П.Б. Струве: Главные этапы их дружбы / Сборник памяти С.Л. Франка. Мюнхен. 1954;

Бинсвангер Л. Воспоминания о С.Л.

Франке / Сборник памяти С.Л, Франка. Мюнхен. 1954;

Редлих Р. Социальная философия С.Л. Франка. Франкфурт-на-Майне. Посев, 1972;

Элен П. Философия «мы» у С.Л. Франка / Вопросы философии. 2002. № 2.

Гайденко П.П. Метафизика конкретного всеединства, или абсолютный реализм С.Л.

Франка / Вопросы философии. М.: Наука, 1999. № 5;

Евлампиев И.И. Человек перед лицом абсолютного бытия: мистический реализм Семена Франка / Франк С.Л. Предмет знания.

Душа человека. СПБ.: Наука. 1995;

Ермичев А.А. Франк – философ русского богословия / Франк С.Л. Русское мировоззрение. СПБ: Наука, 1996;

Некрасова Е.Н. С.Л. Франк. Серия «Эрудит»: Русская философская мысль. – М.: НИМП, 2000;

Аляев Г.Е. Метафизика прав человека в трактовке С.Л. Франка / Историко-философский ежегодник’98. М.: Наука, 1997.

педагогическим воззрениям В.Зеньковского, К. Вентцеля и С. Гессена16.

Значительный интерес для нашего исследования представляли работы в существенной мере затрагивающие тему личности в истории русской философской17 и педагогической мысли.18 Было бы неверно также игно рировать опыт изучения роли философских идей непосредственно в ис тории отечественной педагогики19. В определенной мере проблематика нашего исследования касалась дискуссионных вопросов в современной философии образования (прежде всего, при характеристике философско образовательных позиций С. Гессена и В. Зеньковского), что потребова ло внимания к работам известных зарубежных исследователей, рассмат ривающих вопросы исторического развития этой отрасли философского знания20. В последние годы проблемам личности в истории русской фи лософии был посвящен ряд интересных диссертационных работ21.

Емельянов Б.В. Очерки русской философии ХХ века. Екатеринбург, 2001.

Среди них: Сакулин П.Н. Из истории русского идеализма. Князь В.Ф. Одоевский. М., 1913. Т. 1, ч. 1-2;

Колубовский Я.Н. Материалы для истории философии в России. С.С. Го гоцкий // Вопросы философии и психологии. 1890. Кн. 4;

Абрамов А.И. Философское твор чество П.Д.Юркевича и его влияние на развитие русской философской мысли конца Х1Х– начала ХХ вв. // Из истории религиозной философии в России ХIХ-нач. ХХ вв. М., 1990.;

Маслин М.А. Миросозерцание Ф.М. Достоевского // История русской философии. М., 2001;

Панибратцев А.В. Просвещение разума. СПб., 2002;

Роцинский С.Б. Примирение идей и идея примирения в философии всеединства Вл. Соловьева. М., 1999;

Сербиненко В.В. Васи лий Васильевич Зеньковский // Зеньковский В.В. История русской философии. М., 2001;

Ли сица Ю.Т. Философские взгляды И.А.Ильина // Вопросы философии. 1990. № 6;

Валицкий А. Сергей Гессен: философ в изгнании// Гессен С.И. Избранные сочинения. М., 1999 и др.

Богуславский М.В. Философия образования в трактовке мыслителей русского зарубежья // Педагогика. 2000, №9;

Философско-педагогическая концепция П.Д. Юркевича. Киев, 2000;

Шаталов А.А. Л.Н.Толстой о воспитании человека. М., 1999;

Никольская А.А. Некоторые аспекты научного творчества М.М. Рубинштейна // Вопросы психологии. 1978, № 5;

Памяти о. Василия Зеньковского: Сборник статей. Париж, 1984 и др.

19 См., например: Ан С.А. Светский и религиозный подходы к общему образованию в рус ской философско-педагогической мысли конца Х1Х – начала ХХ в. Барнаул, 1993;

Богу славский М.В. Слово о Вентцеле // Свободное воспитание. 1992, № 1;

Кудрявая Н.В. Аксио логия педагогики Л.Н.Толстого // Педагогика. 1999. № 7;

Минюкова С.А. Вопросы воспита ния в отечественной педагогике второй половины ХIХ – начала ХХ в. (там же);

Никольская А.А. Психолого-педагогические взгляды П.Д.Юркевича // Педагогика. 1993. № 3;

Образова ние и педагогическая мысль русского зарубежья. Саранск, 1997;

Идеалы и пути воспитания в творениях русских религиозных философов ХIХ-ХХ вв. (под ред. Кларина В.М., Петрова В.М.). М., 1996;

Алексеев П.В. «Каждая индивидуальность должна найти свой путь к своей идеальной форме» // Зеньковский В.В. Психология детства. М., 1996;

Егоров П.А., Руднев В.Н. Философия и история образования. М., 2001 и др.

Например: Bantock G. H. Education and value. London, 1965;

Buford T. Toward a philosophy of education. New York, 1969;

Dupuis A., Nordberg R. Philosophy of educations: A total view.

Beverly Hills, 1968;

Ellis A., Cogan J., Howey K. Introduction to foundations of educations. New Jersey, 1991;

Ornstein A., Levine D. Foundations of education. Boston, 1995;

Philosophers on Education. Lanham, 1986;

Philosophy of education: Introductory readings. Calgari, 1988;

Philoso phy on Education. Encyclopedia. New York, 1997;

Philosophy of education since mid-century.

New York, 1981 и др.

Например: Дворянов С.В. Проблема абсолюта и духовной индивидуальности в философ ском диалоге Н. Лосского. Б. Вышеславцева и С. Франка. Автореф. канд. дис. М., 2000;

Мо В целом же, можно утверждать, что историками философии (уже не одним поколением) проделана значительная работа, которая создает реальную возможность для систематического исследования русской персоналистической метафизики в ее историческом генезисе и различ ных вариантах. Стратегия такого исследования несомненно предполага ет ясность и последовательность рефлексии относительно своего пред мета и метода.

Предмет исследования. По известному, можно даже сказать, классическому определению Вл. Соловьева, суть метафизического фи лософствования заключается в опыте обоснования «умозрительного учения о первоначальных основах всякого бытия или о сущности ми ра»22. Так сложилось, что в русской мысли (безусловно, не только в ней) особый метафизический интерес в сфере последних оснований «всякого бытия» вызывал вопрос о реальности таковых для бытия личностного.

Для русской метафизики ХIХ–ХХ вв. огромное (и, далеко не в послед нюю очередь, провокативное) значение имел опыт художественной фи лософии Ф. Достоевского, в творчестве которого метафизика личности обрела глубочайшую художественную реальность. «Умозрительный» ответ не заставил себя ждать. Уже у Вл. Соловьева, младшего друга пи сателя, вопросы философской антропологии, в их личностном измере нии, играют исключительную роль. Роль эта сохраняет свое значение и в последующей, постсоловьевской метафизике.

Метафизическое понимание личности в существенном разнообра зии представлено в самых различных направлениях отечественной мыс ли. Воззрения такого рода мы обнаруживаем в традиции русской фило софской педагогики, философском романтизме, в дискуссиях славяно филов и западников, в опыте христианской антропологии духовно академической философии. Рецепция идей европейской философии имела самое непосредственное отношение к опыту русской персонали стической метафизики. На рубеже Х1Х и ХХ вв. персонализм в России впервые обретает черты конкретного метафизического направления в российском неолейбницианстве и (в определенной мере) неокантианст ве.

Однако уже спор Вл. Соловьева с представителями спиритуали стического персонализма (прежде всего, с Л. Лопатиным) свидетельст чалов Е.В. Анализ антропологической проблематики в русской философии всеединства ХIХ-ХХ вв. Автореф. докт. дис. М., 2003;

Вахренева П.Е. Культура индивидуального суще ствования в русской философии Х1Х-ХХ вв. Автореф. докт. дис. М., 2005;

Петрова Е.В.

Проблема человека в философско-педагогической антропологии В.В.Зеньковского. Авто реф. канд. дис. Архангельск. 2006;

Лямцев Е.В. Экзистенциальный персонализм Н.Бердяева в контексте отечественной и западной философской мысли. Автореф. канд. дис.

М., 2007.

Соловьев В.С. Метафизика // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона. Т. ХIХ.

СПб., 1896. С. 164.

вует о том, что собственно персонализмом лейбницианского типа рус ская персоналистическая метафизика отнюдь не исчерпывается. В даль нейшем это подтверждается оригинальными персоналистическими кон цепциями С. Франка и Л. Карсавина, развитыми в русле метафизики всеединства. Принципиально иной подход к проблеме метафизики лич ности мы обнаруживаем в неокантианской философии образования С.

Гессена. В.Зеньковский решал задачу обоснования метафизики личности «в свете христианской антропологии». Экзистенциальный персонализм в творчестве Н. Бердяева и Г. Федотова – это, также, явление далеко не однородное. Метафизический выбор каждого из русских мыслителей имел свою специфику и открывал различные творческие возможности понимания метафизики личностного бытия. Метафизика личности в русской философии ХХ века, представленная в единстве своего истори ко-философского многообразия, и является предметом нашего исследо вания.

Методология исследования. Методологической основой иссле дования стал метод комплексного историко-философского анализа, по зволивший рассмотреть становление и развитие персоналистической ме тафизики в России в широком историко-культурном и историко философском контексте. В настоящей работе использовался также тео ретико-методологический принцип системного подхода к истории ду ховных процессов, исторической диалектике идей и философских кон цепций. Сравнительный метод дал возможность сопоставить различные варианты персонализма в российской и европейской философских тра дициях. Существенным дополнением к компаративному методу служи ли методологические практики культурно-исторической интерпретации, теоретического моделирования, классификации и собственно философ ского (понятийного и концептуального) анализа. Специфика исследова ния потребовала особого внимания к методологическим особенностям философского понимания личностного бытия русскими мыслителями (в частности, к методологии психологического анализа В. Зеньковского, принципам медиевистики Л. Карсавина, соединению принципов канти анской философии культуры и элементов религиозной метафизики у С.

Гессена и др.). Важным моментом данной исследовательской програм мы является также междисциплинарный подход.

Цель и задачи исследования. Основная цель работы состоит в том, чтобы на основе сравнительного анализа метафизического понима ния личности русскими мыслителями исследовать процесс становления и особенности традиции российского персонализма, представляющего собой существенное направление русской философии ХХ века.

Для реализации этой цели было необходимо решить следующие задачи:

- определить значение темы метафизики личности в истории русской мысли;

- представить типологическую характеристику отечественной персоналистической метафизики, ее основных форм и направлений;

- исследовать специфику рецепции идей европейского персона лизма в русской метафизике ХХ века;

- дать историко-философский анализ персоналистической про блематики в русской философской педагогике ХIХ-ХХ вв.;

- выявить историко-философский смысл принципиальных осо бенностей понимания личности в различных вариантах отечественной метафизики (Вл. Соловьев и представители российского неолейбници анства);

- осуществить реконструкцию опыта метафизики личности в традиции философии всеединства (в религиозно-философских учениях С. Франка и Л. Карсавина);

- рассмотреть логику развития персоналистических идей в нео кантианской философии образования С. Гессена;

- выявить философско-психологические основания христианской антропологии В. Зеньковского;

- раскрыть специфику персоналистических установок в экзи стенциальном персонализме Н. Бердяева и философии культуры Г. Фе дотова.

Новизна исследования Диссертация представляет собой первое в отечественной исто рико-философской литературе систематическое исследование опыта ме тафизики личности в русской философии ХХ века. В ней впервые осу ществлен концептуальный анализ основных направлений российской персоналистической метафизики, ее истоков и этапов становления, роли и значения персоналистических идей в контексте отечественной и евро пейской философской традиции. Более конкретно, научная новизна ис следования может быть определена следующим образом:

- метафизика личности в отечественной мысли представлена в своей реальной исторической полноте в качестве важного элемента русской духовной культуры;

- проведен сравнительный анализ различных направлений рус ской персоналистической метафизики и выявлены особенно сти персонализма в отечественном неолейбницианстве и ме тафизике всеединства, неокантианстве и христианском экзи стенциализме;

- важным результатом исследования стало определение харак тера функционирования персоналистических идей в различ ных отраслях философского знания: в философской антро пологии (Вл. Соловьев, С. Франк), в философии образования (С. Гессен), в философской психологии (В. Зеньковский), в философии истории и культуры (Л. Карсавин, Н. Бердяев, Г.

Федотов);

- представленные в русской философии персоналистические концепции исследованы в идейной взаимосвязи с соответст вующей проблематикой европейской философской традиции;

- в результате исследования определена возможность актуали зации персоналистических идей русских мыслителей, значи мость этих идей для современного философского дискурса.

Положения выносимые на защиту 1. Метафизика личности, являющаяся неотъемлемым и важным компонентом русской философии ХХ в., имела свои глубокие основания в предшествующей духовной традиции, сохраняя связь с религиозно-философским пониманием личности в бого словской и религиозно-философской мысли (образ личности в трудах древнерусских мыслителей, духовно-академическая фи лософия, славянофильство, Ф. Достоевский, Вл. Соловьев и др.), с опытом отечественной философской педагогики ХIХ в. Обос нование в диссертации данного тезиса служит существенным подтверждением методологической оправданности и научной ак туальности целостного подхода к истории русской философии, рассматривающего отечественную философскую мысль в един стве многообразия ее исторических форм и направлений.

2. Персоналистические идеи получили в русской философской культуре оригинальное и творческое развитие, и имели в сущест венной мере универсальный характер. Представления об онтоло гической природе личности приобрели смысл основополагающих философских установок в самых различных (нередко – принци пиально различных) направлениях русской метафизики ХХ в.

Персонализм играл роль именно творческого и последовательно го принципа не только в «классическом» варианте персонали стического спиритуализма (А. Козлов, Л. Лопатин и др.), но и в философском опыте представителей метафизики всеединства (прежде всего, С. Франка и Л. Карсавина), кантианства (от А.

Введенского до С. Гессена), христианской антропологии (В.Зеньковского), экзистенциальной философии (Н. Бердяева, Г.

Федотова).

3. Философская актуализация персоналистических принципов нашла выражение, в том числе, в развитии на их основе новых сфер философского опыта: философской антропологии и фило софии религии (С. Франк), философской педагогики и филосо фии образования (В. Зеньковский, С. Гессен), философии куль туры (Л. Карсавин, Г. Федотов).

4. В отечественной метафизике всеединства критика традицион ных форм спиритуалистического персонализма (спор Вл.Соловьева с Л. Лопатиным, критика Декарта) была связана с поиском новых возможностей и новых философских путей он тологического оправдания личности. В постсоловьевской мета физике всеединства опыт «нового персонализма» получил свое развитие в религиозно-философской антропологии С. Франка и историософском персонализме Л. Карсавина.

5. В отечественных философских проектах образования персона листическая ориентация традиционно играла важную системооб разующую роль: «ребенок-личность» у Вл. Одоевского, образо вание как «внутреннее устроение духа» (И. Киреевский), идеал «жизненного мировоззрения» (Н. Пирогов), философско педагогический смысл учения П. Юркевича о «значении сердца в духовной жизни человека» и др. В ХХ в. педагогический персо нализм обретает последовательно философский характер в сис темах В. Зеньковского и С. Гессена.

6. Сравнительный анализ концепций образования В. Зеньковского и С. Гессена позволил определить специфику персоналистиче ских воззрений русских мыслителей;

выявить методологическое значение философской психологии в педагогической концепции В.Зеньковского;

сделать вывод, что теория образования С.Гессена в содержательном и методологическом отношении не имеет аналогов в истории европейского кантианства, а в своих актуальных аспектах близка к гуманитарному направлению в со временной философии образования (прежде всего, к феномено логическому варианту «педагогической антропологии» и к ана литической философии образования).

7. Новым, в историко-философском плане, является квалифика ция историософского персонализма не только Н. Бердяева, но и Г. Федотова, как персонализма экзистенциального типа. В то же время, в диссертации впервые раскрываются существенные раз личия в метафизической трактовке личности и истории русскими мыслителями, которые были связаны, прежде всего, со специфи кой понимания ими культурного творчества: необратимо завер шающегося «объективацией» и отчуждением личности и культу ры (Бердяев) и, напротив, сохраняющего личностные черты в культурной традиции, являющейся историческим и метафизиче ским основанием бытия личности (Федотов).

Теоретическая и практическая значимость работы:

Ценность теоретических результатов работы состоит в том, что они могут быть использованы в дальнейших исследованиях по истории русской философии и, в этом случае, будут способствовать более глубо кому и точному пониманию специфики отечественной философской традиции, реального многообразия, представленных в ней идей и на правлений.

Результаты исследования могут стать основой для учебных курсов и спецкурсов по истории русской философии и русской культуры, для подготовки учебных программ и методических пособий.

Апробация работы. Основные идеи диссертации нашли отраже ние в монографии автора «Метафизика личности в русской философии ХХ века» (2008), брошюре «Этический персонализм С.Л. Франка» (2009), в статьях, опубликованных в ведущих рецензируемых журналах (8), а также в докладах на научных конференциях, в частности, 3-х и 4-х Чтениях Общества историков русской философии им. В.В. Зеньковского (Москва, 2005, 2006).

Материал работы апробирован автором в учебном процессе при чтении базового курса «История философии» в РУДН.

Диссертация обсуждена на заседании кафедры истории филосо фии факультета гуманитарных и социальных наук Российского универ ситета дружбы народов и рекомендована к защите.

Структура работы. Диссертация состоит из введения, четырех глав, заключения и библиографии.

ОСНОВНОЕ СОДЕРЖАНИЕ ДИССЕРТАЦИИ Во Введении обосновывается актуальность темы, дается общая характеристика степени ее разработанности, предмета и методологии исследования, определяются цель и задачи работы, ее научная новизна, положения выносимые на защиту, отмечается теоретическая и практиче ская значимость исследования, описывается апробация его результатов и структура работы.

Первая глава: «Проблема личности в истории отечественной мысли. Рождение философского персонализма», – состоит из четырех параграфов.

В первом параграфе – «Традиция европейского персонализма и персоналистические идеи в русской философии» – рассматривается историко-философская взаимосвязь европейской и русской персонали стической метафизики. Персоналистическая тема в отечественной фило софии обретает признаки вполне определенного философского направ ления на рубеже Х1Х и ХХ вв. Как и ряд других течений русской мысли, отечественный персонализм был многим обязан немецкой философской традиции. В первую очередь это касается творчества двух великих не мецких философов Лейбница и Канта. Монадологию Лейбница принято считать одним из основных теоретических источников персонализма.

Безусловно, для последующих персоналистических теорий существен ное значение имело учение Лейбница и его последователей (прежде все го, Лотце и Тейхмюллера) о духовных субстанциях (монадах), являю щихся самостоятельными онтологическими центрами, находящимися в гармонической связи между собой и Богом. Не менее важно было и то, что Лейбниц последовательно обосновывал метафизическую реальность свободы и столь же безусловную реальность личности: «метафизическая связь между душой и телом существует и способствует тому, что душа и тело образуют субстрат, называемый личностью»23.

Все эти моменты были восприняты и получили развитие в россий ском неолейбницианстве: в «панпсихизме» А.Козлова и С.Алексеева (Аскольдова), «монистическом спиритуализме» Л.Лопатина, «критиче ском индивидуализме» Е.Боброва, «интуитивизме» Н.Лосского и др. На званные философские системы собственно лейбницианскими мотивами далеко не исчерпывались и, несомненно, отличались своеобразием и уже принципиально новыми метафизическими установками.

Существенное значение для становления традиции отчественного персонализма имела и «критическая» философия И.Канта. Именно Кант структурировал и систематизировал основные «персоналистические» категории: «Person» (лицо»), «Personalitt» (разумная субстанция, транс цендентальный субъект) и, наконец, «Persnlichkeit» (личность).

В дальнейшем, в европейском неокантианстве моральная интерпретация личностного развития продолжает сохранять свое определяющее значе ние. Не стало, в этом смысле, исключением и российское неокантианст во. Персоналистические мотивы всегда играли в нем существенную роль. Так, например, А.Введенский готов был признать идею личности и «веру в личное бессмертие» необходимыми условиями нравственных убеждений и «веры в смысл жизни»24. П.Новгородцев квалифицировал идею личности именно как «моральную идею» и признавал необходи мость исключительно личностных критериев в оценке общественных идеалов и общественного прогресса. «Мы определили содержание об щественного идеала в зависимости от принципа личности. Исходя из этого принципа, мы установили руководящую норму общественного прогресса. Такого рода построение уже включает в себя мысль о том, что общественный прогресс связан с развитием личности, а, следова тельно, и вытекает из ее задач»25. Интересное и глубокое выражение по лучила персоналистическая тема в философии образования С.Гессена. В его позиции и в творчестве других представителей отечественного нео кантианства определяющую роль играла этическая трактовка личности.

Leibniz G. W. Theodicee // Leibniz G. W. Philosophische Werke. Leipzig, 1925. S. 134.

Введенский А.И. Философские очерки. СПб., 1901. Вып. 1. С. 129.

Новгородцев П.И. Об общественном идеале. М., 1991. С. 139.

Таким образом, в российском неолейбницианстве и в неокантиан стве нашел свое выражение и развитие опыт классического европейско го философского персонализма. Однако этими философскими школами персоналистическое направление в русской мысли отнюдь не исчерпы вается. Постклассические формы и стили философствования вызвали к жизни и качественно иные типы персонализма. Уже в Х1Х в. этот «но вый персонализм» нашел яркое воплощение на Западе, прежде всего, в философской позиции С.Кьеркегора, а в России – в художественном творчестве Ф.Достоевского. Концептуальное многообразие становится характерной чертой персоналистической философии ХХ в. Об этом пи сал, в частности, известный французский персоналист Ж.Лакруа: «Су ществует персоналистский идеализм (кантианство), персоналистский реализм (Лабертоньер), персоналистский экзистенциализм (Марсель, Бердяев), персоналистский индивидуализм (Ренувье), существуют ком мунистические и анархистские персоналистские интенции»26. В русской метафизике, наряду с персонализмом лейбницианского и кантианского типа («персоналистским идеализмом», по классификации Лакруа), дос таточно широко и ярко представлены иные варианты персоналистиче ской метафизики, которые исследуются в диссертации.

Во втором параграфе – «Проблема воспитания и образования личности в русской мысли ХIХ в.» – исследуется персоналистическая проблематика в русской философской педагогике ХIХ в. Отмечается, что исторически педагогика никогда не была свободна от влияния фило софских идей. В полной мере это относится и к истории педагогики в России. Для целей данного исследования интерес представляла не столько история отечественных педагогических учений и их философ ское содержание, сколько разнообразные варианты решения образова тельных проблем в собственно философской традиции, преимущест венно, в русле философско-антропологических идей, которые ярко и достаточно широко представлены в русской мысли ХIХ в. Безусловно, в отечественной философской педагогике тема воспитания личности бы ла одной из центральных (в романтизме, славянофильстве, духовно академической философии и др.). Можно говорить и о постоянном инте ресе к проблеме метафизики личности, о персоналистическом характе ре ее понимания и решения.

В третьем параграфе – «Персонализм как направление: опыт русского неолейбницианства» – анализируются особенности персона листической метафизики представителей отечественного неолейбници анства. Европейское неолейбницианство возникло во второй половине ХIХ в. и связано с именами Германа Лотце (1817-1881), Густава Тейх мюллера (1832-1888), Шарля Ренувье (1815-1903). Тейхмюллер препо Lacroix J. Le personnalisme comme anti-ideologie. P., 1972. P. 39-40.

давал в Юрьевском (Дерптском) университете. Его учениками были рус ские неолейбницианцы А.А. Козлов (1831-1901) и Е.А. Бобров (1867 1933). К неолейбницианцам можно отнести также Н.В. Бугаева (1837 1903), П.Е. Астафьева (1846-1893) и Л.М. Лопатина (1855-1920). К более поздним неолейбницианцам можно причислить Н.О. Лосского (1870 1965), С.А. Алексеева (Аскольдова) (1871-1945). А.А. Козлов по праву может считаться зачинателем русского неолейбницианства уже в каче стве определенного направления отечественной философской мысли.

Развивая собственную концепцию «панпсихизма» на страницах первого русского философского журнала «Философского трехмесячника» (1885 1887), он был убежден, что продолжает дело Лейбница, Лотце и Тейх мюллера. Русский мыслитель считал, что философия лейбницианского типа призвана к решению задачи «гармонизации» общественно исторической жизни и «целого мира». Идея метафизического плюра лизма оценивалась Козловым, а затем и его последователями, как клю чевая в лейбницианстве. Онтологическая реальность субстанций и каче ственное многообразие их бытийственных форм рассматривались рус скими неолейбницианцами в качестве основания собственной персона листской философии. «Под бытием разумеется первоначальная и непо средственная данность и действительность субстанций с их деятельно стями и содержанием»28. Безусловно, российское неолебницианство с самого начала позиционировало себя именно как религиозно философское направление. Телеологическая связь субстанций (лейбни цевская «предустановленная гармония») определяется бытием Бога, как «высочайшего Существа». В то же время абсолютная реальность боже ственного бытия ни в коей мере не отменяет персоналистической само стоятельности отдельных «тварных» субстанций, поскольку божествен ная субстанция признается столь же персоналистической: «Бог принад лежит к числу субстанций, от которых неизмеримо рознится только по степени»29.

В четвертом параграфе – «Вл. Соловьев и русский персонализм:

спор с Л. Лопатиным» – определяются принципиальные различия в по нимании русскими мыслителями проблемы метафизики личности. Под черкивается, что русский персонализм как философское направление формируется практически параллельно с традицией метафизики все единства. В некотором, существенном отношении данные течения пред ставляли собой альтернативные варианты русской философской мысли.

Это в полной мере проявилось в имеющем существенное историко философское значение споре основоположника метафизики всеединства Козлов А.А. Философские этюды. Ч. 1. СПб., 1876. С. ХIV.

Козлов А.А. Беседы с петербургским Сократом // Свое слово. Киев, 1889. С. 106.

Козлов А.А. Сознание Бога и знание о Боге // Вопросы философии и психологии. 1895. Кн.

29. С. 457.

Вл. Соловьева с одним из наиболее ярких русских персоналистов Л. Ло патиным. Однако в данном случае не приходится говорить о каком-то однозначном и непримиримом противостоянии идейных течений. От ношения и связи были глубокими, подлинно философскими, а имевшая место полемика нередко оказывалась исключительно плодотворной для отечественного философского процесса. Не случайно последовательно персоналистические принципы будут играть основополагающую роль в философских системах таких представителей метафизики всеединства, как С.Франк и Л.Карсавин. Столь же не случайно и то, что А.Козлов оп ределяя суть собственного философского учения, именует его «мони стическим плюрализмом». Представители различных направлений рус ской мысли в равной мере будут прилагать творческие усилия в своем стремлении к обоснованию возможности онтологического синтеза един ства и многообразия, всячески избегая их одностороннего и механиче ского противопоставления.

Вторая глава: «Персоналистическая тема в российском канти анстве: философия образования С. Гессена», состоит из пяти пара графов.

В первом параграфе – «Становление персоналистической кон цепции в кантианстве С. Гессена» – рассматривается специфика функционирования персоналистических идей в кантианской философии С.Гессена. В целом в российском неокантианстве персоналистическая линия получила отчетливую этическую направленность. Это, в полной мере, относится и к философскому творчеству С.И. Гессена – представи телю младшего поколения русских неокантианцев. Значительная часть его творческой деятельности пришлась на период эмиграции и была свя зана, прежде всего, с разработкой фундаментальной системы философии образования. Этический персонализм кантианства играл существенную, можно сказать, методологическую роль в философской педагогике рус ского мыслителя. Философско-педагогические идеи С.И. Гессена могут быть поняты только в контексте общефилософских воззрений мыслите ля, которые в решающей мере сформировались под влиянием традиции европейского кантианства. После окончания юридического факультета Петербургского университета он получил философское образование в Германии, в университетах Гейдельберга и Фрейбурга, где занимался под руководством Г. Риккерта, В. Виндельбанда, Б. Ласка. В 1910 защи тил в Германии диссертацию «Об индивидуальной причинности». В кругу европейских и русских неокантианцев возникает проект нового философского международного журнала. В результате возникает «Ло гос» (1910–1914), в издании которого (наряду со Ф. Степуном и Б. Яко венко) существенную роль играл С. Гессен. Кантианская направлен ность всего творчества Гессена не вызывает сомнений. В философской антропологии и педагогической теории («прикладной философии») он был верен основным принципам «критической» философии, в том числе, когда настаивал, что «личность обретается только через работу над сверхличными задачами»30. «Могущество индивидуальности», по убеж дению мыслителя, коренится не в ней самой, не в природной мощи ее психофизического организма, но в тех духовных ценностях, которыми проникаются тело и душа и которые просвечивают в них как задания ее творческих устремлений. В русле неокантианской философии культуры Гессен подчеркивал, что «мир не исчерпывается физической и психиче ской действительностью;

кроме физического и психического, есть еще третье царство – царство ценностей и смысла». Это «царство ценностей и смысла» играет определяющую роль в философской педагогике рус ского мыслителя-кантианца. Только вступив в мир высших ценностей человек обретает себя как личность. Вполне в духе социальных и куль турологических установок кантианства философ развивал концепцию «правового социализма», базирующегося на фундаменте либеральных и демократических ценностей («Правовое государство и социализм», 1924). Наиболее же последовательно, и, в то же время, творчески С.Гессен следовал общекантианским принципам в своей философии об разования.

Во втором параграфе – «Персоналистическая философия обра зования С. Гессена и российские образовательные проекты (20-е гг.)» – образовательная модель С.Гессена рассматривается в контексте рос сийских философско-педагогических дискуссий 20-х гг. ХХ в. Прежде всего, идеи русского кантианца сопоставляются с проектом «трудовой школы» П. Блонского и философско-педагогической концепцией М. Ру бинштейна. Определяются причины и обоснованность критического от ношения С. Гессена к различным вариантам теории «трудовой школы» (утопизм, идеологизированность, отсутствие последовательного фило софского обоснования). Делается вывод о существенной близости фило софско-педагогических позиций М. Рубинштейна и С. Гессена. При всех принципиальных различиях оба мыслителя решали задачу создания пер соналистической философии воспитания и образования.

В третьем параграфе – «Философские принципы научного обра зования» – исследуется последовательно личностная трактовка С. Гес сеным основных задач и целей образовательного процесса. Персонали стическая линия в неокантианстве в полной мере проявилась в отстаи ваемом мыслителем принципе автономии. Существовать автономно, по С. Гессену, означает «найти свое устойчивое место в этом безбрежном океане жизни, т. е. обрести свое призвание, свою индивидуальную, ни кем другим не заменимую должность в мире, — это и значит определить себя самого, стать свободным, разрешить для себя проблему автоно Гессен С.И. Основы педагогики. Введение в прикладную философию. М., 1995. С. 73.

мии»31. Можно говорить о четко сформулированном русским кантиан цем принципе «непрерывного образования». Завершив школьное обра зование человек вступает в «период странствий», продолжает стремить ся к самоопределению «в мире духа и культуры». Школа оказывается фундаментом, опираясь на который личность в дальнейшем может стать подлинным субъектом физического и, прежде всего, культурного космо са. В философии образования С. Гессена ступень «свободного самооб разования» – это, в существенном смысле, и высший этап образования нравственного. Нравственная парадигма определяет стиль и направле ние образовательных поисков, глубочайшим образом влияя на характер и содержание «научного образования». Научное образование в версии С.

Гессена является сложным процессом «воспитания человека в целом» и отнюдь не исчерпывается развитием исключительно лишь «умственных способностей». По убеждению мыслителя, именно философский подход может дать ответ на вопрос «как направить всего человека на путь зна ния, приобщить его к науке».

В четвертом параграфе – «Личность в системе университетско го образования» – рассматривается философская модель университета С. Гессена. Отмечается, что, определяя суть университетского образова ния, С. Гессен рассматривал именно идеальную модель университета. В истории же культуры, по его словам, «идеальные принципы университе та получают то более, то менее полное свое выражение». Тем не менее, «идеальный университет» в трактовке русского философа – это ни в ко ей мере не педагогическая утопия. Вполне обоснованным представляет ся вывод, что, по своему смыслу данное понятие вполне вписывается в веберовскую систему «идеальных типов». Фактически русский философ в своей образовательной теории методологически обосновывал познава тельную и проективную ценность идеальной модели университетского образования.

Русский философ, будучи убежден в колоссальных возможностях университетского образования, признавал, что намеченные им перспек тивы – это «музыка далекого будущего». Сегодня мы можем констати ровать, что С. Гессен в первые десятилетия ХХ в. думал и писал о ре альных возможностях в развитии университетов, которые и в наши дни сохраняют свой смысл и значение. Философ предвидел, что в будущем, при несомненном сохранении автономности университетов, будут раз виваться их внутренние и международные связи. Только в этом случае университетское научное сообщество сможет действительно эффектив но осуществлять свою важнейшую культурную миссию «высшего хра нителя научного предания».

Там же. С.201-202.

В пятом параграфе – «Проблема национального образования:

историко-философское значение персоналистической концепции об разования С.И. Гессена» – рассматривается критика русским филосо фом различных теорий национального образования и делаются выводы об историко-философском смысле его образовательной концепции.

Подчеркивается, что в истории русской мысли философия образования С. Гессена – явление уникальное. По сути, в этой истории нет других примеров столь систематического опыта философского обоснования пе дагогической теории и практики. С другой стороны, надо признать, что сама теория С. Гессена явилась итогом интеллектуальных дискуссий о смысле и задачах образования, которые проходили в России на протя жении целого столетия. В «Основах педагогики» и в ряде других работ философ, по существу, дает характеристику основных идей и позиций участников этих споров. Таким образом, можно сказать, что, помимо всего прочего, С. Гессен впервые исследовал педагогическую проблема тику в истории русской философии.

Безусловно, философия образования С. Гессена не исчерпывается своими реальными связями с кантианской методологией. Мыслитель опирался также на идеи философов достаточно далеких от кантианства (в частности, в ряде вопросов на В. Дильтея, Д. Дьюи, Вл. Соловьева и некоторых др.). Но и в данном случае можно констатировать, что при этом он был вполне оригинален в решении основных задач: в интер претации педагогики как принципиально автономной области философ ского знания («прикладной философии»);

в построении «динамической» модели образования, предполагающей диахроническое и синхрониче ское единство целей и образовательных форм на каждой ступени (ано мии, гетерономии, автономии);

в своей, во многом новаторской и, в то же время, сохраняющей верность классическим образцам, теории уни верситета.

Третья глава: «Метафизика личности в религиозно философских учениях С. Франка и В. Зеньковского», состоит из 4-х па раграфов.

В первом параграфе – «Личность в системе всеединства: ста новление этического персонализма С. Франка» – исследуется роль принципов метафизики всеединства в формировании персоналистиче ской этики С. Франка.

Подчеркивается, что спор Вл. Соловьева с русскими персонали стами-лейбницианцами (прежде всего, с Л. Лопатиным) имел результа том, помимо всего прочего, постановку проблемы личности в русле ме тафизики всеединства. Вопросы, обозначенные Вл. Соловьевым в его последних трудах (в «Оправдании добра» и в «Теоретической филосо фии»), получат свое решение в творчестве его последователей и, в част ности, у С. Франка. Однако путь этого мыслителя к метафизике все единства не был прямым. Пережив в молодости глубокое увлечение марксизмом, он, в дальнейшем, испытал серьезное влияние идей Ф.Ницше. Причем влияние это было непосредственно связано с перехо дом С.Франка на позиции религиозной философии. С. Франк увидел в радикализме ницшеанской критики моральных ценностей не нигилизм, но рождение «новой нравственности».

По убеждению русского мыслителя, Ницше, подвергнув ради кальной критике господствующие формы морализма, освободил лич ность не от нравственности, а в нравственности. Отмечается, что в данном случае ранний С. Франк был достаточно близок к позиции Вл.

Соловьева, который, критикуя Ницше в статье «Идея сверхчеловека», в тоже время, высоко оценил проективность позиции немецкого фило софа, его стремление обосновать необходимость идеала для становления личности. Вл. Соловьев и, в еще большей степени, С. Франк призна вали ценность идеала «сверхчеловека» Ницше. С. Франк считал, что «любовь к дальнему», как нравственная установка, привносит в идею «сверхчеловека» этический смысл. Отказываясь верить в возможность гармонии в человеческих отношениях (человек – это «воплощенный диссонанс», утверждается уже в «Рождении трагедии»), Ницше проек тировал этику личности, действующей в мире противоречий и борьбы.

Нельзя не заметить, что, стремясь к обоснованию принципов пер соналистической христианской этики («новой этики»), С. Франк следует основополагающим установкам метафизики всеединства Вл. Соловьева и его учения о богочеловечестве. Можно без всякого преувеличения ска зать, что для С. Франка проблема личностной этики в традиции метафи зики всеединства всегда представлялась исключительно сложной. Так, в конце жизни он обращает внимание на замечание В. Зеньковского, что в сочинениях Франка «не хватает этики»32. Нет сомнений, что к критике такого рода мыслитель относился со всей серьезностью. Он прекрасно понимал, что «оправдание добра» в границах метафизики всеединства может иметь только онтологический характер. И он был солидарен с Вл.

Соловьевым в том, что возвращение к декартовско-лейбницевскому спиритуализму не открывает никаких новых путей для персоналистиче ской метафизики. Уже, начиная с 20-х гг., С. Франк последовательно стремится к пониманию и обоснованию именно онтологии нравственно сти, причем, онтологии, не исключающей личностного начала, а, напро тив, признающей личность в качестве подлинного субъекта морали.

Во втором параграфе – «Этический персонализм С. Франка – рассматривается значение персоналистических идей в религиозно философской антропологии мыслителя. Подчеркивается, что С. Франк был противником понимания богочеловеческого «дела» исключительно Архив С.Л. Франка. Оп.5, ед.хран. 1.С.20. Библиотека – Фонд «Русское зарубежье».

в понятиях отвлеченно-метафизического языка. Как и другие русские религиозные философы, он всегда настаивал на необходимости именно конкретной метафизики. Конкретный характер должна иметь и нравст венная деятельность, обращенная к реальным человеческим нуждам, людским страданиям, бедам и проблемам сегодняшнего дня. С. Франк предупреждал об опасности метафизического максимализма, ставящего недостижимые цели, что всегда имеет итогом разочарование и ниги лизм. Окончательно искоренить зло человек и человечество не в состоя нии, но это вовсе не делает бессмысленным и тупиковым «путь добра и любви». В своей практической нравственной деятельности человек от нюдь не подобен Сизифу, утверждал С. Франк, предвосхищая трагиче ские размышления А. Камю. Человек реально преодолевает собственную греховность и способен реально помочь другим людям подняться над миром зла-небытия, над миром абсурда.

В метафизике любви С. Франка в полной мере проявляется его персоналистический подход. Отмечается, что мыслитель в целом пози тивно относился к идеалу «христианской политики» Вл. Соловьева, ко торый был убежден, что заповедь любви может стать реальной основой политической жизни. Однако «политика любви», в версии С. Франка, это, прежде всего, нравственный критерий оценки любых политических и общественных сил и процессов. Он предостерегал от «безответствен но-мечтательного» морализма в политике и противопоставлял ему соб ственный идеал «мужественной политики любви». В системе персона листической этики личность в полной мере принимает ответственность за свои действия. Принципы этического персонализма соответствуют общей концепции «христианского реализма» С. Франка. В нравствен ном аспекте «христианский реализм» противостоит «трезвой», «житей ской морали», по сути, «к добру и злу постыдно равнодушной». Под линный реализм, признавая неизбежность зла в мире, утверждает необ ходимость и оправданность личностного стремления к «абсолютному совершенству». Реализм в христианстве позволяет избежать соблазнов утопического сознания, иллюзорных надежд на возможность достиже ния совершенной гармонии на путях истории. В то же время, согласно С. Франку, не существует никаких непреодолимых барьеров для того, чтобы реально и эффективно действовать, руководствуясь нравственным идеалом любви и находя поддержку в силе «внутреннего света» лично сти. Делается вывод, что в традиции русской метафизики всеединства этический персонализм нашел наиболее глубокое и яркое выражение в философской антропологии С. Франка.

В третьем параграфе – «Проблема личности в ранних психоло гических трудах В. Зеньковского» – исследуются персоналистические основания философской психологии В. Зеньковского и его оригиналь ной концепции детства. Отмечается, что уже в одном из своих наиболее ранних психологических сочинений, в статье «Принцип индивидуаль ности в психологии и педагогике» (работа была опубликована в 1911 г. в журнале «Вопросы философии и психологии»), В. Зеньковский сформу лировал ряд философско-педагогических идей, которые совершенно оп ределенно указывают на общую персоналистическую ориентацию его ранних философских и научных поисков. В этой связи он высоко оцени вал, в частности, опыт В. Дильтея, который в «Описательной психоло гии» признавал приоритет «внутреннего восприятия» индивидуальной психической жизни перед ее же «внешним» объяснением естественно научной психологией («природу мы объясняем, душевную жизнь – по стигаем»). В. Зеньковский, рассматривая комплекс идей немецкого фи лософа, в полной мере разделял стремление того защитить суверенность индивидуального душевного опыта, обосновать принципиальную не сводимость данного опыта к каким бы то ни было естественнонаучным объяснениям. Однако, по его убеждению, дильтеевский универсальный психологизм, не дает возможности действительно приблизиться к пони манию «тайны личности». Все, в конечном итоге, оказывается во власти чувственного опыта, что с неизбежностью означает принципиальное от ступление в направлении психологического и философского эмпиризма.

Возможность выхода из сложившейся ситуации В. Зеньковский непосредственно связывал с необходимостью нового философско педагогического понимания личности. Он подчеркивал, что общее и ин дивидуальное неразрывно связаны в личности, и эта связь должна быть учтена в педагогике. В качестве своего рода аксиомы должно быть при нято то, что индивидуальность всегда и везде развивается только при условии приобщения к фундаментальным основам общечеловеческой культуры. Однако культуроцентричный универсализм не в коей мере не должен игнорировать индивидуальность, благодаря которой сама куль тура только и созидается. Возможность такого исторического «прими рения» ранний В.Зеньковский, в решающей мере, связывал с обращени ем к христианским ценностям и идеалам, к идеалу и реальному опыту «христианской культуры».

К систематическому обоснованию задач и методов воспитания личности и, прежде всего, личности ребенка В. Зеньковский обращается в своем основном психологическом и педагогическом сочинении, в «Психологии детства» (1924). Надо сказать, что здесь он уже с полной определенностью ставит задачу развития именно философской психоло гии и педагогики. Последовательно отстаивая идею уникального психо логического своеобразия детства, мыслитель делает это, опираясь на фундамент разрабатываемых им принципов философской антропологии.

Утверждается, что важнейшей заслугой В. Зеньковского является фило софское обоснование им того факта, что только сосредоточив внимание на личности ребенка можно понять и смысл детства, и причину столь значительной продолжительности этого периода человеческой жизни.

Понимание В.Зеньковским «психологии детства» непосредственным об разом было связано с общефилософскими воззрениями мыслителя. Важ нейшей особенностью его психологии воспитания был ее последова тельно философский характер. Он считал совершенно необходимым, при рассмотрении конкретных особенностей психической жизни ребен ка, обращение к фундаментальным вопросам философской антрополо гии, к философским проблемам сознания, мышления, языка. Вполне обоснованным представляется вывод, что в своем психологическо педагогическом опыте В.Зеньковский отстаивал принципиальную уни кальность и автономность психического начала в человеке, «суверен ность» человеческой души даже на самом раннем этапе ее становления.

В четвертом параграфе – «Проблема становления личности.

Личность в религиозно-философском учении В. Зеньковского» – пред ставлена концептуальная характеристика христианской антропологии В.Зеньковского. Историко-философский анализ основных принципов философской психологии и христианской антропологии В.Зеньковского, позволяет сделать вывод, что на всех этапах философское миросозерца ние мыслителя носило последовательно персоналистический характер.

Постоянно обращаясь, прежде всего, к проблеме формирования лично сти (как философ, психолог и педагог) он относил к числу основных фи лософских предпосылок ее решения: преодоление натурализма в пони мании человека, его внутренней и социальной жизни;

философское ут верждение «надындивидуального уровня духовной жизни», реальности богочеловеческих отношений;

метафизическое обоснование «образа Божия» в человеке как онтологического основания личностного бытия;

утверждение безусловной соборной «единосущности» человека и чело вечества (в данном случае, идеал соборности у В. Зеньковского сущест венно близок традиции всеединства: от Вл. Соловьева до С. Франка);

метафизическое «оправдание» смысла совершенствования личности в несовершенном (по сути, в версии философа, «больном») мире;

основ ной путь становления личности – религиозно- нравственное воспитание и самовоспитание;

раскрытие возможностей социального воспитания в проявлении и развитии духа соборности;

религиозное воспитание, в ан тропологии В. Зеньковского, – это, в конечном счете, уже соборность церковной жизни, в которой личность обретает опору и окончательный смысл существования. Все эти аспекты религиозно-философской антро пологии В. Зеньковского, как подчеркивается в диссертации, прямо свя заны с развитой им метафизикой личности. В этой метафизике личност ного бытия, безусловно, признается невозможной «всецелая» и оконча тельная гармонизация личности и личностных отношений в мире при родном и историческом. Поэтому, собственно, невозможно в этом мире и совершенное всеединство. (С этим принципиальным моментом и свя зано, в первую очередь, известное критическое отношение В.Зеньковского к онтологическому и историческому «оптимизму» мета физики всеединства). Но подобная невозможность ни в коей мере (и здесь В.Зеньковский полностью солидарен с С. Франком) не обесцени вает задач стоящих перед личностью. Личность, в своем индивидуаль ном и историческом существовании, онтологична, ее решения и дейст вия никогда не исчерпываются ни эмпирическими поражениями, ни, столь же, эмпирическими победами. В этом вопросе позиция В. Зень ковского в полной мере соответствует общей направленности русской персоналистической метафизики ХХ века.

Четвертая глава: «Персонализм в русской историософии: Л.

Карсавин, Н. Бердяев и Г. Федотов», состоит из четырех параграфов.

В первом параграфе – «Персоналистические мотивы в медие вистике и в теории истории Л. Карсавина» – рассматриваются основ ные принципы понимания личности в культурологии и историографии Л. Карсавина. Делается вывод, что в системе Л. Карсавина историческая наука оказывается «качествованием всеединого человечества», его «са мосознанием» и «самопознанием». Поэтому, хотя историческое знание никогда не достигает абсолютной полноты, оно потенциально (стяжен но) этим всеединым знанием обладает. Тем самым возникает предпо сылка для исторического познания не только прошлого, но и будущего.

По мнению Л. Карсавина, такое направление в историческом исследо вании предполагает глубокое понимание современности, «познание на стоящего с направленностью этого познания на более или менее отда ленное будущее». Но в любом случае, познание прошлого, настоящего и даже будущего означает в карсавинской метафизике всеединства позна ние личности (коллективной или индивидуальной) и ее различных «ка чествований». В этом смысле, можно утверждать, что теория истории Л.

Карсавина последовательно персоналистична.

Собственно, социально-психическое развитие человечества, кото рым в первую очередь должна, по Л. Карсавину, заниматься историче ская наука, – это именно душевное развитие личности. В таком «душев ном» развитии целостность и единство присутствуют постоянно. Отме чается, что с подобным пониманием духовных процессов была, в част ности, связана критика Л. Карсавиным, «кантовско-юмовского» принци па причинности в области психической жизни, и, соответственно, в об ласти исторических событий. Результатом анализа становится вывод, что применительно к методологии и теории истории Л. Карсавина мож но говорить именно о теоретическо-методологическом персонализме.

Ученый-медиевист выстраивает модель иерархически организованного исторического универсума, в объяснении и интерпретации которого ключевую роль отводит понятию «личность». Безусловно, уже и на этом этапе, он соотносит свою теорию с принципами метафизики всеединст ва. В дальнейшем, двигаясь, можно сказать, от теории истории к исто риософии (в данном случае, к религиозной метафизике истории), Л.

Карсавин решает задачу метафизического обоснования собственного ис торического персонализма и основой ее решения, как и прежде, для него является онтология всеединства.

Во втором параграфе – «Историософский персонализм в мета физике всеединства Л. Карсавина» – исследуется персоналистическая проблематика в историософии мыслителя. Подчеркивается, что призна вая, в качестве своего рода аксиомы, что «в совершенстве своем все су щее лично»33, Л. Карсавин менее всего был склонен редуцировать к этой формуле все реальное, «земное» многообразие культурно-исторического бытия, хотя бы даже и далекого от высшего, онтологического «совер шенства» и, соответственно, от какой бы то ни было личностной гармо нии. Метафизик Л. Карсавин не перестает быть ученым, продолжающим исследовать и моделировать эмпирические проявления принципиально несовершенных, но, все же, личностных типов отношений. Он описыва ет и анализирует «социальные эфемериды» – социальные личности, существование которых в историческом измерении, не более, чем миг;

возникающие и вновь исчезающие «периодические социальные лично сти»;

«постоянные социальные личности» – постоянные «попутчики» человечества в его истории;

«самодавлеющие» и «функциональные со циальные личности», различающиеся по степени собственной развито сти и др.

Следуя принципам своего, безусловно, оригинального персонали стического подхода, Л. Карсавин был убежден, что избранный им путь дает шанс понять уникальное своеобразие, подлинное «лицо» той или иной исторической эпохи. В диссертации констатируется, что мысли тель, глубочайшим образом был заинтересован в системности, вы страиваемой им персоналистической философии истории. В этом смыс ле определенное сближение его позиции с позднейшими системно структурными методами представляется оправданным. В конце жизни сам Л. Карсавин утверждал, что всегда стремился к тому, чтобы «любая» из разработанных им метафизических идей «с диалектической необхо димостью» «приводила к системе»34. Очень часто в качестве образца системного учения в русской метафизике ХХ в. называют философское учение С. Франка. Проведенное исследование показывает, что персона листическая историософия Л. Карсавина представляет собой не менее яркий пример продуктивной и строгой системности. «Иерархический персонализм» Л. Карсавина – это один из наиболее глубоких и убеди тельных опытов обоснования творческих возможностей персонализма в русле традиции метафизики всеединства.

Карсавин Л.П. О личности. С. 175.

Карсавин Л.П. Письмо А. Веттеру. 16 апреля 1940 г. // Символ. 1994. № 31. С. 151.

В третьем параграфе – «Н. Бердяев: личность в мире «объекти вации». Г. Федотов: личность в мире культуры» – проводится сравни тельный анализ историософского персонализма двух русских мыслите лей. Существенным представляется вывод, что в области персонализма этического: в понимании нравственного действия как творческого акта, этической свободы человека, способного действовать вопреки собствен ным интересам и любым требованиям природной и социальной целесо образности (бердяевская «парадоксальная этика») – позиции философов безусловно были близки. В конечном счете, для каждого из них именно судьба личности имела решающее значение. Строить же метафизику личности (или, что, в сущности, то же самое, персоналистическую фило софию) вне ее (личности) этического измерения практически невозмож но. Н. Бердяев безоговорочно признавал ценность только экзистенци ального опыта личности, всегда неповторимой и одинокой, противопос тавляя самому понятию «общества» идею «общения» («коммунион»).

«Одиночество» же вообще относится к числу ключевых понятий его персоналистической этики.

В то же время, как отмечается в диссертации, Г. Федотову были достаточно чужды индивидуалистические и «духовно анархические» (по его собственной терминологии) мотивы в бердяевском персонализме.

Личность, по убеждению мыслителя, реализует себя в культурном твор честве. Мир культуры для нее не чужой и не «внешний». Человек не одинок в этом мире, более того, он сам его создает. Г. Федотов не отри цал проблемы «объективации» и признавал неполноту и несовершенство исторического творчества человека. Но для него мир культуры – это да леко не только «предметная» ее сторона. Культура включает в себя и ду ховные, творческие искания человека, которые в ней отнюдь не умира ют, не «объективируются». Религиозный, нравственный, эстетический опыт человеческой личности находит свое выражение и продолжает жить в культурной традиции. Поэтому судьба культуры – это важней ший вопрос для человека любой исторической эпохи. Судьбы личности и культуры нераздельны, их не при каких обстоятельствах недопустимо противопоставлять друг другу. Отмечается, что своеобразие персона лизма Г. Федотова и Н. Бердяева проявилось и в их отношении к рус ской истории, к «русской идее». И в данном вопросе мы обнаруживаем как общие черты в историософских воззрениях мыслителей, так и прин ципиальные различия в подходах и оценках.

В четвертом параграфе – «Русская идея в историософском пер сонализме Н. Бердяева и Г. Федотова» – определяется связь экзистен циального персонализма русских мыслителей с особенностями понима ния ими смысла русской и мировой истории. Проведенный анализ по зволяет сделать заключение, что действительно кардинальные различия в понимании Н. Бердяевым и Г. Федотовым русской истории были свя заны, в первую очередь, с их отношением к отечественной культурной традиции. Для Г. Федотова «общее дело» культурного творчества – это и главный итог исторического опыта народа, и залог его дальнейших дос тижений на историческом поприще. Весьма далекий в мировоззренче ском плане от К. Леонтьева, Федотов, также как и тот, придавал решаю щее значение «цветущей сложности» культурной жизни. В силу этих же причин «конкретность» Г. Федотова резко контрастирует с «отвлеченно стью» образа русской истории у Н. Бердяева.

Для обоих самым важным всегда остается судьба личности и ее свободы. Но если Г. Федотов видит в отечественной истории не только череду трагических поражений и парадоксов, но и вполне конкретные проявления свободы буквально во всех сферах культурной жизни, то Н.Бердяева свобода русского человека (как и человека вообще) интере сует исключительно в ее метафизическом измерении. Сама по себе рус ская культура, хотя и признается «великой», тем не менее, как бы отсту пает на второй план. Центральная же роль безоговорочно принадлежит антиномичной и неприкаянной «русской душе», в западный миф о «за гадочности» которой Бердяев внес немалую лепту. Конкретика отечест венной истории интересовала «экзистенциального» мыслителя преиму щественно в той мере, в какой она подтверждала истинность его собст венной историософской модели. Важнейшим же элементом последней был эсхатологизм. Однако и для Г. Федотова эсхатологическая тема бы ла, по-своему, не менее важна.

Оба мыслителя были убеждены, что финал истории неизбежен и станет не одним лишь завершением «эмпирического развития» челове чества, но и явится прологом к онтологическому преображению мира, к рождению «нового неба и новой земли». В какой мере сохраняет цен ность культурно-исторический опыт человека и человечества в свете по добной эсхатологической перспективы? Для русских метафизиков именно этот вопрос имел наиболее принципиальное значение. И, надо сказать, что ответы на него они давали существенно различные. Причем, как показано в диссертации, и в сфере эсхатологии различия в позициях Н. Бердяева и Г. Федотова были связаны, прежде всего, с особенностями их персоналистической историософии. Однако существенность этих различий отнюдь не делает позиции русских мыслителей взаимоисклю чающими. В конечном счете, они оба всегда оставались верны метафи зическому идеалу личности и были убеждены, что даже в эсхатологиче ской перспективе свобода человека сохраняет безусловную ценность.