Нури рейхане происхождение и художественно типологическое развитие дворцовой архитектуры ахеменидского ирана vi – iv вв. до н.э.
на правах рукописи
УДК 7.032 Фатхоллах Нури Рейхане ПРОИСХОЖДЕНИЕ И ХУДОЖЕСТВЕННО ТИПОЛОГИЧЕСКОЕ РАЗВИТИЕ ДВОРЦОВОЙ АРХИТЕКТУРЫ АХЕМЕНИДСКОГО ИРАНА VI – IV ВВ. ДО Н.Э.
Специальность: 17.00.04 изобразительное и декоративно-прикладное искусство и архитектура
АВТОРЕФЕРАТ
диссертации на соискание ученой степени кандидата искусствоведения Москва 2013 г.
Диссертация выполнена на кафедре Истории искусства ФГБОУ ВПО «Московская государственная художественно-промышленная академия им. С. Г. Строганова» Научный Гаврилин Кирилл Николаевич руководитель: Кандидат искусствоведения, профессор, заведующий кафедрой «Истории искусств» ФГБОУ ВПО «Московская государственная художественно-промышленная академия им. С.
Г. Строганова» Официальные Дажина Вера Дмитриевна оппоненты: Доктор искусствоведения, профессор кафедры «Всеобщей истории искусства» исторического факультета ФГБОУ ВПО «Московский государственный университет им. М. В.
Ломоносова» Соколов Алексей Викторович Кандидат искусствоведения, доцент кафедры «Монументально-декоративной живописи» ФГБОУ ВПО «Московская государственная художественно-промышленная академия им. С.
Г. Строганова» Ведущая ФГБУК «Государственный музей организация: изобразительных искусств им. А. С. Пушкина»
Защита состоится « _ » 2013 года в _ ч. _ мин.
на заседании диссертационного совета Д 212.152.01 при Московской государственной художественно-промышленной академии им. С. Г.
Строганова по адресу: 125080, г. Москва, Волоколамское шоссе, 9.
С диссертацией можно ознакомиться в библиотеке МГХПА им.
С. Г. Строганова по адресу: 125080, Москва, Волоколамское шоссе, 9.
Автореферат разослан «» 2013 г.
Ученый секретарь диссертационного совета, кандидат философских наук
Н. Н. Ганцева
ОБЩАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА РАБОТЫ
Степень изученности темы и актуальность исследования Дворцовые комплексы ахеменидского Ирана, ставшие объектом научного исследования многих европейских и иранских специалистов еще в XIX в., как казалось до недавнего времени, хорошо исследованы. Однако новый этап в изучении древнего наследия Ирана начинается совсем недавно, во второй половине XX вв., когда наряду с западноевропейскими и американскими специалистами, в работу активно включаются иранские археологи. Следует отметить, что новейшие открытия археологов и научные исследования современной иранистики позволяют внести ряд уточнений в историю этих грандиозных архитектурных ансамблей. Наряду с археологическими исследованиями, значимую роль сыграла геофизическая разведка, прежде всего электроразведка и магниторазведка, главной целью которой являлась инвентаризация возможных мест раскопок, тогда как археологические исследования, вряд ли могли обеспечить избранную стратегию изучения больших территорий. В результате геофизической разведки, позволяющей с большой точностью зафиксировать строения, оставившие в грунте лишь незначительные следы, были выявлены ранее неизвестные сооружения и важные структуры архитектурных памятников, игравшие важную роль в идеологической концепции дворцовых комплексов ахеменидского Ирана. Кроме того, развитие технологий в области компьютерной графики и 3d сканирования и моделирования сыграли значительную роль в реконструкции исторических памятников древнеперсидского зодчества. В отличие от двухмерной реконструкции на бумаге и трехмерной в макетах, виртуальная трехмерная реконструкция позволяет более точно воссоздать облик архитектуры и передать масштаб строений в соответствии с человеческим восприятием и углом зрения.
Отметим, однако, что результаты этих исследований малоизвестны российским ученым. Зачастую часть докладов и материалов исследований опубликованы лишь на персидском языке и более чем три десятилетия оставались недоступны большинству заинтересованных специалистов.
Таким образом, данная работа, анализируя новейшие открытия современной иранистики, ставит ряд важнейших вопросов, касающихся, прежде всего, происхождения и художественно типологического развития дворцовой архитектуры ахеменидского Ирана, вызвавших наибольшее число научных дискуссий.
Актуальность избранной темы обусловлена потребностью в заполнении значительных пробелов российского искусствознания, в изучении зодчества Древнего Ирана.
Географические границы исследования Дворцово-архитектурные комплексы ахеменидского Ирана, являющиеся объектом данного исследования, располагаются в ряде исторических областей современного Ирана. Таким образом, географические границы исследования, в основном, включают в себя регионы Иранского нагорья. Однако некоторые ранние и поздние дворцы, известные нам, оказались за пределами Ирана – в Западной Анатолии, Месопотамии и Армении. Кроме того, в контексте исследования проблемы происхождения дворцовой архитектуры ахеменидского Ирана и художественной особенности его декоративного убранства, географические границы исследования были расширены. Такой выбор обусловлен необходимостью раскрытия темы. Следует отметить, что искусство Ахеменидов является синтезом искусств народов Иранского нагорья и высокоразвитых соседних стран, вошедших в состав империи в результате экспансии. Таким образом, географические границы исследования были определены границами Ахеменидской империи, включавшими в себя страны Малой Азии, Ближнего Востока и Египет, большую часть Центральной Азии и Балканского полуострова.
Хронологические рамки исследования Хронологические границы, заявленные в названии данного исследования, определены возникновением Ахеменидской державы во главе с Киром Великим в середине VI в. до н. э., и падением империи в результате вторжения Александра Македонского в 30-х гг.
IV в. до н. э.
Таким образом, проблема типологического развития дворцовой архитектуры и художественной эволюции ахеменидской эпохи рассматривается в пределах VI – IV в. до н. э. Однако, в рамках анализа генезиса ахеменидского дворцового зодчества и его декоративного убранства, хронологические рамки расширены, охватывают также зодчество древнейших государств Иранского нагорья, начиная с XVII в. до н.э. Такой временной охват является необходимым условием для объективного изучения данной проблематики.
Объект исследования Объектом данного исследования являются дворцово архитектурные комплексы ахеменидского Ирана, их декоративное убранство.
Предмет исследования Предметом исследования в первую очередь является проблема происхождения дворцовой архитектуры ахеменидского Ирана, вызвавшая бурную дискуссию среди специалистов.
Большое внимание также уделяется типологии дворцового зодчества этой эпохи, в контексте его исторического развития. Кроме того, мы анализируем выявленные новейшими археологическими исследованиями ранее неизвестные строения, являющиеся ключевыми объектами в общей структуре ансамбля.
Другим предметом данного исследования является взаимосвязь общей структуры царского пространства и планировочного решения ансамбля с его декоративным убранством. Следует отметить, что пластические объекты, элементы архитектуры, декоративные керамические панно, рельефы, фрески и другие компоненты декоративного убранства, имеют не только прикладное значение, но и играют значительную роль в организации царского пространства и общей структуре планировочного решения, столь важной для церемонии двора.
Данное исследование также анализирует художественную эволюцию дворцовой архитектуры ахеменидского Ирана, приведшую к становлению большого имперского стиля.
Цель исследования Целью работы, как следует из ее названия, является исследование дворцово-архитектурных комплексов ахеменидской эпохи в контексте их происхождения, типологического развития и художественной эволюции.
Задачи исследования В соответствие с установленной целью данного исследования и необходимостью полноты раскрытия темы определены следующие задачи:
изучить историю возникновения, пути формирования, особенности культуры и традиции зодчества народов Иранского нагорья доахеменидского периода, сыгравшие важную роль в формировании собственно ахеменидского искусства;
исследовать проблему генезиса дворцовой архитектуры ахеменидского Ирана, определить архитектурную типологию дворцовых строений в контексте их исторического развития;
исследовать идейные программы и замыслы организации пространства царских резиденций;
определить роль и характер влияния традиций и культуры соседних высокоразвитых держав (Египта, Вавилонии, Ассирии, Урарту, городов восточной Греции, в частности Ионии, и других стран Малой Азии – Лидии, Ликии, Карии), оказавшихся под властью Персидской империи, на типологию дворцового зодчества и формообразование декоративного убранства эпохи Ахеменидов.
Анализировать эволюцию художественного стиля приведшего к становлению большого имперского стиля;
предложить интерпретацию образного строя монументальной скульптуры, рельефов и других элементов декоративного убранства в контексте политических и исторических событий и традиций Ахеменидов;
выявить особенности архитектурного построения и декоративного убранства дворцового зодчества ахеменидской эпохи, раскрыть их уникальность и исключительное своеобразие, обусловленные персидской идентичностью.
Источники исследования Для комплексного анализа дворцового зодчества ахеменидской эпохи и его декоративного убранства необходимы источники археологического и историко-культурного характера в частности:
руины дворцов доахеменидского и ахеменидского периода, музейные архивы и коллекции архитектурных фрагментов и произведения декоративно-прикладного искусства, позволяющие произвести натурное исследование. Материалы данного исследования базируются на изучении коллекций российских музеев: ГМИИ им. А. С. Пушкина, Государственного Эрмитажа;
ряда зарубежных музеев: Британского музея, Музея искусств и истории при Кембриджском университете, Музея Восточного института Чикагского университета, Метрополитен-музея, Музея археологии и антропологии Пенсильванского университета, Музея Лувра, Лионского музея изобразительных искусств, Берлинских музеев, а также иранских музеев: Иранского национального музея в Тегеране (Iran-e Bastan), Музея стекла и керамики Ирана в Тегеране (Abguineh), Музея Реза Аббаси в Тегеране, Национального музея Кашана (Bagh-e Fin), Археологического музея Тебриза, Музея Урмии, Музея Персеполя (Takht-e Jamshid), Музея Суз (Shush).
В ходе исследования также были изучены эпиграфические памятники (царские анналы, закладные надписи, надписи на рельефах и других элементах архитектуры), археологические материалы (опубликованные и архивные отчеты, исторические гравюры, фотографии, обмерные чертежи и реконструкции планов и фасадов) и исторические повествования древнегреческих авторов.
Методы исследования Всесторонний анализ данного исследования основан на ряде традиционных для искусствознания научных методов. Формально стилевой метод позволяет выявить композиционные и архитектурно пластические особенности дворцовых комплексов, их типологическое своеобразие, а также систематизировать закономерности их декоративного убранства. Кроме того, именно этот метод позволяет нам сделать важные выводы, касающиеся художественной эволюции искусства Древнего Ирана, выявив важнейшие хронологические этапы.
Сравнительно-исторический метод позволил выявить общее и особенное в искусстве ахеменидского Ирана и подвластных ему территорий.
Благодаря культурно-историческому методу, удалось представить особенности политического, социального и религиозного контекста, во многом определившего особенности становления и развития большого имперского стиля искусства ахеменидского Ирана.
Иконографический метод позволяет сделать выводы, касающиеся целого ряда устойчивых изобразительных мотивов в искусстве Древнего Ирана: репрезентация царя и церемоний царского двора, шествие покоренных народов и данников, атрибутов власти, геральдических мотивов, а также прославления доблестных подчиненных царя – верных сатрапов и «гвардии бессмертных».
Кроме того, этот метод показывает длительную и непрерывную историю развития отдельных иконографических мотивов, имеющих доахеменидское происхождение (например, в искусстве Элама, Египта эпохи Нового царства и т. д.).
Применение иконологического метода, опирающегося на древние письменные источники, позволяет нам реконструировать идейные и литературные программы дворцовых ансамблей.
Социально-исторический метод, широко принимаемый в новейшем искусствознании, позволяет исследовать проблему социального заказа, понять особенности построения пространства дворцовых комплексов. Также, важно отметить, что в эпоху Ахеменидов впервые в истории человечества сформировалась система политического устройства и управления столь сложной структуры многонациональной державы, в основе которой лежала терпимость и уважение к культурам других этнических групп и иным религиям.
Такой политический устой, заложенный Киром Великим, являлся важной формой управления, сохранившейся на протяжении правления Ахеменидской державы. Однако данная политика управления не отрицала существования социальной дифференциации как по статусу, так и этносу, о чем свидетельствуют назначение дворцовых строений, также сюжеты и место расположения ряда рельефов (в частности рельеф лестницы ападаны в Персеполе). Цель применения социально исторического метода, также заключается в определении и реконструкции сложной социальной структуры, имевшей значимую роль в концепции архитектурного построения и декоративного убранства дворцовых комплексов ахеменидского Ирана.
Научная новизна работы Научная новизна данного исследования, прежде всего, заключается в проведении комплексного анализа, посвященного проблеме генезиса дворцовой архитектуры ахеменидского Ирана и ее типологической и художественной эволюции, на протяжении большого хронологического периода начиная с XVII в. до н. э. до средины VI в. до н. э.
Основываясь на новейших научных исследованиях западноевропейских и иранских ученых, данная работа заполняет значительные пробелы российского искусствознания в изучении дворцовой архитектуры ахеменидского Ирана. Впервые в русскоязычной историографии публикуется большой корпус важнейших археологических источников по истории зодчества как ахеменидского, так и доахеменидского периодов.
Впервые вводятся в научный оборот российского искусствознания и анализируются вновь открытые и малоизвестные архитектурные памятники, относящиеся как к доахеменидскому, так и ахеменидскому периодам (в частности, зодчество древнейших царств Манны, Мидии и Элама, имеющих большое значение в понимании искусства Древнего Ирана, также ряд дворцовых сооружений и других структур ахеменидского периода в Пасаргадах и Сузах). Эти данные открывают важнейшие сведения об общей идеологической концепции планировочного решения и структуре дворцовых ансамблей Древнего Ирана.
Отметим также, что впервые в истории иранистики предпринята попытка систематизации обширнейшей историографии, касающейся ахеменидской художественной культуры. Помимо того, в исследовании предложен и аргументирован собственный вариант периодизации развития зодчества и художественной культуры Древнего Ирана. Также внесены уточнения в атрибуцию ряда известных архитектурных комплексов.
Практическая значимость работы Взяв во внимание значительные пробелы в области изучения Древнего Ирана в российском искусствознании, практическое значение данного исследования заключается в его применении для создания новейших очерков по истории архитектуры и искусства Древнего Востока. Кроме того, материалы и выводы исследования существенно дополнят раздел истории художественной культуры Древнего Ирана в трудах по всеобщей истории искусства, могут быть полезны для уточнения атрибуции ряда памятников в российских собраниях, а также при создании учебных пособий по искусству Древнего Мира, в образовательных целях при подготовке и чтении общих и специальных курсов и семинаров по всеобщей истории и истории искусств.
Апробация исследования Диссертация выполнена в соответствии с планами кафедры истории искусства МГХПА им. С. Г. Строганова. Основные положения диссертации изложены в опубликованных статьях в научных сборниках, в том числе, рекомендованных Высшей Аттестационной Комиссией, а также в опубликованных тезисах на русском и английском языках, докладах на российских и международных научных конференциях (в частности в Университете Сент-Эндрюса, Великобритания и Белградском Университете, Сербия).
Кроме того, материалы исследования использовались автором при чтении отдельных лекций и ведении семинаров по искусству Древнего Мира (по курсу «Всеобщей истории искусства») кафедры истории искусств МГХПА им. С. Г. Строганова.
Структура работы Диссертация состоит из двух томов. Первый том содержит текст диссертации, состоит из введения, трех глав, заключения, библиографического списка и списка иллюстраций. Второй том – иллюстративное приложение.
ОСНОВНОЕ СОДЕРЖАНИЕ РАБОТЫ
Во введении определены объект и предмет исследования, обоснованы актуальность избранной темы и научная новизна данного исследования, обозначены географические границы и хронологические рамки. Также сформулированы цель и задачи, указаны археологические, эпиграфические и литературные источники, представлена методология исследования.
Глава I – «История археологических и искусствоведческих исследований дворцовых комплексов ахеменидского Ирана» В первой главе анализируется современное состояние и степень изученности избранной темы, в том числе археологические исследования XIX – XX вв., а также новейшего времени. Настоящая глава представляет первый опыт систематизированной историографии художественной культуры Древнего Ирана.
Со времен средневековья, европейские путешественники сообщали о руинах ахеменидских дворцов. Первые попытки изучения были предприняты еще в XVII в., когда европейские путешественники в своих сообщениях описывали руины дворцов, сопровождая различными предположениями об их историческом назначении.
Однако научное исследование началось лишь в XIX в. Таким образом, история изучения дворцовых ансамблей ахеменидского Ирана насчитывает более двух столетий. Поэтому мы предлагаем выделить несколько этапов исследования этого длительного периода и условно определить их названия:
1. «Дилетантский» период, 1800 – 1880 гг., когда исследования не носили систематический характер и проводились учеными дилетантами, большинство из которых были путешественниками, членами дипломатических или военных миссий. Результаты первых археологических раскопок и научных исследований представляют собой обрывочные сведения в виде кратких описаний, схем, рисунков и фотографии руин дворцов. Отметим, однако, что находки, прежде всего английских путешественников (в частности Роберта Гордона, сэра Гора Оусли, сэра Джона Макдональда, Клавдия Джеймса Рича и др.) составляют часть ахеменидской коллекции Британского музея.
Единственным и исключительным по своей научной важности достижением этого периода является дешифровка системы древнеперсидской клинописи немецким лингвистом Г. Ф.
Гротефендом в 1802 г.
Важнейшие исторические сведения об эпохе Ахеменидов были открыты спустя несколько десятилетий британским лингвистом и археологом Г. К. Роулинсоном. С 1836 по 1844 гг., рискуя жизнью, майор Роулинсон неоднократно поднимался на Бехистунскую скалу, чтобы скопировать знаменитую царскую надпись, для дальнейшей дешифровки, результаты которой были опубликованы им в 1846 г.
Другое немаловажное научное достижение этого периода принадлежит английскому исследователю В. К. Лофтусу, производящему археологические раскопки дворцового ансамбля в Сузах (в 1850 – 1852 гг.). Им была дешифрована система знаков, установленных на декоративные глазированные кирпичи древними мастерами еще на этапе производства. Составленная Лофтусом таблица стала ценным справочником для сбора декоративных глазированных панно следующими исследователями.
2. «Музейный» период, 1880 – 1914 гг., протекающий до первой мировой войны, когда формируются крупнейшие музейные коллекции искусства Древнего Ирана. Кроме того впервые проводятся систематические археологические исследования, прежде всего в Сузах. Научная экспедиция, направленно изучает главную цель исследования, установленную избранной стратегией. Ярким открытием этого периода, прежде всего, является выявление декоративных глазированных панно, супругами Дьёлафуа в 1884 – 1886 гг. По завершению этого сезона Марселем Дьёлафуа была предложена реконструкция плана дворцового ансамбля. Его гипотеза, согласно которой, главный вход вместе с двухмаршевой лестницей, находились с южной стороны дворца, основательно закрепилась в научной литературе и среди археологов с 1886 г. и просуществовала вплоть до средины XX в., однако, как выяснилось позднее, была далека от верификации.
С 1897 по 1913 гг. в результате археологических исследований Жака де Моргана, Роланда де Мекенема и Мориса Пийе, была выявлена царская резиденция сузского ансамбля, однако не были обнаружены входные ворота, обозначающие границы царского пространства. Таким образом, предложенные ими различные варианты реконструкции сузского ансамбля, основывались на собственных предположениях, базирующихся на утверждении Дьёлафуа.
Важно отметить, что политическая обстановка этого периода, сыграла важную роль в формировании национальных археологических экспедиций. Глава иранского государства – Шах Насреддин (1848 – 1896), владел французским языком, увлекался искусством. Сложившееся дружеское отношение между Ираном и Францией в этот период, открыло беспрепятственный путь французской археологической экспедиции, занявшей твердую позицию в Сузах.
С другой стороны после убийства Шаха Насреддина, наступает период нестабильности. В октябре 1906 г., в результате протеста аристократии и интеллигенции, была принята конституция. В 1907 г.
было заключено российско-британское соглашение о разделе Ирана на сферы влияния. Таким образом, Иран делится на три части:
Северный Иран (Россия), Центральный (нейтральный и открытый Германии), Южный (Англия). Такое распределение, вероятно, сыграло решающую роль в формировании позднее немецкой археологической экспедиции в Пасаргадах и Персеполе, оказавшихся в сфере влияния Германии.
Кроме того, в этот период формируются крупные музейные коллекции Древнего Востока в странах Запада, когда открытие Суэцкого канала в 1869 г. и железной дороги между Стамбулом и Парижем через Германию в 1883 г., обеспечили транспортировку крупных архитектурных элементов и монументальной скульптуры.
Так, например, собранные супругами Дьёлафуа глазированные панно наряду с персидской капителью из ападаны сузского ансамбля были выставлены в двух залах Музея Лувра, посвященных древнему Ирану, представленные впервые 6 июня 1888 г. Третий зал был открыт позднее в 1891 г. Следует отметить, что в отличие от мобильных экспонатов, оказавшихся в европейских музеях еще в начале XIX вв., именно масштабные архитектурные элементы могли передать величие и роскошь зодчества того времени. Это экспозиция в залах Лувра стала настоящим откровением для европейцев, поставивших Иран в ряд величайших цивилизаций древности.
Помимо того, в 1912 г. состоялось торжественное открытие Государственного музея изобразительных искусств им. А. С.
Пушкина. В отделе Древнего Востока в частности была выставлена коллекция слепков с памятников искусства Древней Передней Азии, насчитывавшая 88 произведений, заказанных и приобретенных в крупнейших музеях Европы И. В. Цветаевым.
Коллекция Древнего Ирана Британского музея значительно пополняется, когда в 1897 г. музею были завещаны «Сокровища Окса» (Амударьинский клад), найденный между 1876 – 1880 гг.
Огастусом Уоллстоном Френксом. Эта большая коллекция представляет золотые и серебреные предметы и сосуд, а также ювелирные украшения ахменидской и сасанидской эпохи. Кроме того, в 1892 г. английским путешественником Гербертом Джозефом Уэлд Бланделлом, совместно с британцем (итальянского происхождения) Лоренцо Джунтини были изготовлены матрицы с каменных рельефов Персеполя, оттиски которых представляют ахеменидскую коллекцию Британского музея (впервые были выставлены в 1931 г.).
3. Период расширения археологических исследований, 1918 – гг., между двумя мировыми войнами, начинается в разгар смуты и внешней интервенции. Археологические исследования французской экспедиции были возобновлены в 1921 г. под руководством Роланда де Мекенема. Первый сезон продолжался до 1926 г., однако большая часть исследования была посвящена эламитским слоям. На уровне ахеменидских слоев, было выявлено очертание внутреннего восточного двора царской резиденции.
Одновременно с французской археологической миссией в Сузах, формируется немецкая экспедиция, под руководством Эрнста Эмиля Герцфельда, побывавшего впервые в Пасаргадах и Персеполе еще в 1905 г. Краткий сезон исследования Герцфельда в Персеполе в 1923 – 1924 гг., положил начало систематических исследований в этой исторической области. В результате этого сезона был составлен подробный план ансамбля, сопровождаемый сотнями фотографий.
С приходом к власти основателя династии Пехлеви – Реза Хана в 1925 г., в Иране происходят важные перемены в культурной жизни общества.
В 1927 г. было создано «Общество охраны национального наследия». Тогда же была прекращена французская монополия на ведение археологических раскопок. Отметим, однако, что существенную роль в отмене французской монополии сыграл Герцфельд, проводивший тогда лекции в Обществе. Кроме того, Герцфельд подготовил законопроект об охране исторических памятников для иранского правительства, имея в виду перспективу раскопок в Персеполе и получение финансовой поддержки. В этом отношении, и как выдающийся исторический памятник, Персеполь конкурировал с Сузами, где французские археологи работали с конца XIX века.
В 1928 г. Герцфельд под эгидой немецкого общества «Deutschen Wissenschaft» (Немецкая Наука) организовал археологическую экспедицию, проводившую исследования в Пасаргадах в течение месяцев. Среди членов научной экспедиции следует отметить молодого немецкого архитектора Фридриха Крефтера, ставшего главным помощником Герцфельда на протяжении всего его исследования в Иране.
Помимо того, Герцфельд подготовил первый законопроект, регулирующий проведение археологических раскопок, представленный министру двора в октябре 1929 г. Таким образом, в декабре 1930 г. Герцфельд получает первое официальное разрешение на проведении раскопок в Персеполе. Его исследования в Персеполе начались в 1931 г., при поддержке Восточного Института Чикагского Университета и продолжались до 1935 г. Отметим, однако, что его обращение к Чикагскому Университету за поддержкой открыло путь американской археологии к исследованию Древнего Ирана.
Важным событием исследования Герцфельда является открытие украшенных скульптурами лестниц северного фасада трипилона и восточного фасада ападаны. Кроме того, были найдены таблички фортификации Персеполя, а также закладные надписи Дария Великого, содержавшие важные сведения об ахеменидской администрации и хронологических латах. По завершению исследования Гецфельда, в 1936 г., его коллекция была приобретена Британским музеем.
После Герцфельда, Восточным Институтом Чикагского Университета был назначен новый руководитель исследования в Персеполе – американский археолог (немецкого присхождения) Эрих Шмидт. Исследования Шмидта в Персеполе продолжались до 1939 г.
результаты которых опубликованы в четырех томах (1939, 1953, 1957, 1970 гг.), представляют подробные чертежи и реконструкции архитектурных строений, описания находок, сопровождаемые большим количеством фотоматериалов, а также гипотезы и научные интерпретации открытий тех лет.
В 1935 г. после девятилетнего перерыва, французская экспедиция возвращается в Сузы. В основе возобновления работы в 1935 – 1936 гг. лежало обнаружение закладных золотых и серебреных табличек ападаны Персеполя. Однако исследование Мекенема оказалось безуспешным.
Важным событием этого периода также является открытие департамента археологии Ирана, по инициативе Реза Шаха, в 1928 г., директором которого был назначен французский архитектор и историк искусств Андре Годар, занявший этот пост до 1953 г.
Возникновение этого управления, сыграло особую роль в становлении иранской школы археологии в послевоенный период.
Кроме того, иранская власть активно развивает культуру, искусство и образование. При поддержке Реза Шаха, по проектам Андре Годара, были основаны Тегеранский Университет (в 1934 г.), Иранский национальный музей (в 1937 г.), Иранская национальная Библиотека (в 1937 г.), а также Институт изящных искусств (в г.).
События второй мировой войны в 1939 г. прервали исследования западноевропейских специалистов на территории Ирана. Результаты этих исследований, нередко перемещали ахеменидский Иран в центр повестки дня Ближневосточной и Классической истории, археологии и искусства, одновременно вызывая острую дискуссию среди специалистов. Утверждение возникших гипотез могло стать главной задачей дальнейших археологических исследований дворцовых ансамблей. Однако, некоторые ошибочные мнения, закрепившиеся среди специалистов, привели к неправильному построению стратегии исследования следующих археологов на протяжении нескольких сезонов раскопок. Таким образом, к середине XX в. ряд важнейших вопросов, касающихся дворцового зодчества ахеменидской эпохи, все еще оставались открытыми. Кроме того, по результатам исследования прежних периодов, сложилось мнение о несостоятельном и эклектичном характере ахеменидского искусства, основанном на заимствовании высоких достижений предшествующих цивилизаций, твердо закрепившееся не только среди специалистов, но и в научной литературе всего XX в.
4. Период больших археологических открытий, 1945 – 1979 гг., когда наряду с ахеменидскими дворцовыми комплексами (в Пасаргадах, Сузах и Персеполе), в центре внимания оказывается искусство древнейших цивилизаций и доахеменидского периода на территории Иранского нагорья.
Важнейшим научным достижением этого периода являются открытые дворцово-культовые ансамбли древнейших царств Манны и Мидии, считавшиеся дотоле вымыслом древних литературных источников. Эти комплексы являются очевидными прообразами типологического построения дворцовой архитектуры ахеменидской эпохи.
Однако следует отметить, что если археологические исследования предшествующих периодов были в руках французской и немецкой экспедиций, то в этот период наряду с французами, активное участие принимают американская и английская археология.
Кроме того, в этот период развивается собственная национальная школа археологии, подключает к процессу иранских специалистов, а деятельность немецких археологов ограничивалась научной реконструкцией ансамбля Персеполя, результатом которого стал трехмерный макет.
Древний город Хасанлу (один из центров вновь открытого Маннейского царства), впервые был исследован департаментом археологии Ирана под наблюдением Али Хакеми и Махмуда Рада (1936 – 1955 гг.), в результате которых были найдены в основном предметы декоративно-прикладного искусства (хранятся в Иранском национальном музее в Тегеране). Однако архитектурный комплекс Хасанлу был открыт позднее в рамках обширной ирано-американской программы под руководством Роберта Дайсона. В результате масштабных исследований 1956 – 1977 гг. были определены периодов развития культуры в этом регионе, важнейшим из которых является Хасанлу IVB, относящийся к 1000 – 800 гг. до н. э. – в корне изменивший представление о развитии древнеиранского зодчества.
Исторические области Тепе Баба-джан, Тепе Нуш-е Джан и Годин Тепе, где были найдены дворцово-культовые комплексы Мидийской эпохи, исследовались представителями «Британского Института персидских исследований» в Тегеране, открытого в 1961 г.
– Кларой Гуф Мид (1963 – 1968 гг.), Дэвидом Стронахом (1967 – гг.) и Т. Кайлер Янгом младшим (1965 – 1973 гг.). Следует отметить, что древние мидийские комплексы осмыслены специалистами как важный пример преемственности архитектурной традиции на пути от гипостильных залов Хасанлу IVB к торжеству этой формулы в эпоху Ахеменидов.
Таким образом, археологические раскопки доахеменидских слоев в 1950-х – 1970-х гг. выявили важнейший компонент древнеиранской архитектуры – гипостильный зал, появившийся на Иранском нагорье еще во втором тыс. до н. э., а теория заимствования этой формы стала казаться несостоятельной.
Кроме того, большие работы в изучении древнеиранского государства Элама, проводились французскими специалистами, прежде всего Романом Гиршманом, производившим археологические раскопки в древних эламитских городах – Чога-Замбиле и Сузах ( – 1967 гг.). Важнейшим открытием его исследования стал древний эламитский город и храмовый комплекс XIII в. до н. э. – Дур-Унташ (Чога-Замбил), близ Суз. Результаты этих исследований открыли важнейшие сведения об историческом наследии зодчества Древнего Ирана.
Таким образом, результаты археологических исследований этого периода, показывают особую роль древнеиранских культур в формировании художественной культуры и зодчества Ахеменидов, утверждают отчасти его автохтонность и самобытность, поставив под сомнение концепцию влияний.
В рамках исследования Романа Гиршмана в Сузах, также проводились работы на уровне ахеменидских слоев. Задача состояла в утверждении его гипотезы, согласно которой, наличие монументальных входных ворот, которые должны были располагаться на западе ападаны, открывая прямой путь, ведущий непосредственно к колонному залу. Однако данное утверждение не нашло археологического подтверждения. Таким образом, вопрос о границах царского пространства и общей структуре Сузского ансамбля, оставался открытым. Картина начала стремительно меняться в 1969 – 1979 гг., когда в рамках франко-иранской программы под руководством Жана Перро была выявлена общая структура дворцового комплекса, в частности ворота ремесленников, пропилеи, монументальные входные ворота. Кроме того, в результате этих исследований был открыт дворцовый комплекс Артаксеркса II – Шаура, являющийся примером позднеахеменидского зодчества. В этой связи следует отметить важную роль геофизической разведки (прежде всего электроразведка и магниторазведка), под руководством Альберта Гессе, Сержа Ренимела и Мохиэддина Саджади в идентификации архитектурных строений.
Яркими событиями также стали открытия египетской статуи Дария Великого и закладные надписи царских покоев.
Большие работы также проводились в Пасаргадах. В рамках исследования департамента археологии Ирана под руководством Али Сами (1949 – 1954 гг.) и Британского Института под руководством Дэвида Стронаха (1961 – 1963 гг.) были выявлены парковые павильоны и центральный сад дворцового комплекса определенный по двойной линии каменных каналов. Позднее Дэвидом Стронахом была выдвинута гипотеза о важной роли дворцового сада, как ключевого звена, объединяющего архитектурные строения – против твердо закрепившегося мнения о хаотичном расположении строений, не подчиненных единой структуре планировочного решения.
Утверждению гипотезы Стронаха, были посвящены археологические исследования 2000-х гг.
Что касается дворцового комплекса в Персеполе, то с 1941 г.
научные исследования проводились исключительно департаментом археологии Ирана. Под руководством Али Сами (1941 – 1961 гг.), Акбар Таджвиди (1969 – 1972 гг.) и Алиреза Шапур Шахбази (1973 – 1979 гг.). Важнейшими открытиями этого периода являются выявление северо-восточных помещений, примыкающих к залу ста колонн (в частности колонный зал с 32 колоннами);
«Северной улицы», соединяющей Врата всех стран и Незаконченные ворота;
восточного укрепления к востоку от царской казны и расположения гарнизона;
Северного укрепления и фортификационных сооружений, включающих три башни и примыкающие к ним структуры. Среди артефактов следует отметить наиболее известные: капители восточного портика ападаны с изображением льва, государственный штандарт Ахеменидской империи из ляпис-лазури с изображением орла, маленькая голова из ляпис-лазури, увенчанная короной с зубцами.
Кроме того, в конце каждого сезона проводились большие работы по реставрации и защите этого исторического комплекса. В конце 1960-х гг., большие празднества по случаю 2500 годовщины иранской монархии (в 1971 г.), стали главной причиной обширной программы восстановления исторических памятников Ирана, проводимые группой итальянских реставраторов во главе с Джузеппе Зандром в сотрудничестве с «Иранским национальным обществом сохранения исторических памятников». С 1965 г. этой миссией в Персеполе руководил итальянский реставратор каменных памятников Джузеппе Тилия. Реставрационные работы в первую очередь проводились в Воротах всех стран, дворце ападаны и зале ста колонн, затем продолжались до 1979 г., во дворцах Тачар, Хадиш и даже некоторых скальных царских гробницах Накши-Рустама.
Следует также отметить, что высококвалифицированное исполнение реставрационных работ вовлекло проведение огромного количества исследований и практического экспериментирования.
Благодаря историку искусства Анн-Бритт Питерсон-Тилия (шведской жены итальянского маэстро) были исследованы роль цвета в оформлении ахеменидских рельефов и капителей, хронология строительства стен террасы Персеполя, также иконография ахеменидского одеяния, царские украшения и ювелирное искусство.
Издания Питерсон-Тилия (1972, 1978 гг.) значительно обогатили знания современных специалистов в понимании сложной структуры зодчества Ахеменидов, его медленного формирования и дальнейшей трансформации.
В 1961 г. в Тегеране открылся «Отдел археологического института Федеративной Республики Германии». В 1963 г. по инициативе руководства, было решено создать макет Персеполя в масштабе 1:200. Этот проект был поручен немецкому архитектору Фридриху Крефтеру (работал с Герцфельдом в Персеполе в 1931 – 1935 гг.). На протяжении нескольких лет он занимался чертежами и решением проблемы, касающейся реконструкции карнизов, перекрытия и др. Работы начались в 1967 г. Макет был выполнен из дерева, архитектурные детали – из картона. По завершению, в 1971 г.
макет был вручен президентом Германии, Генрихом Любке Шаху Ирана Мохаммеду Реза Пехлеви, в качестве подарка в честь годовщины иранской монархии (хранится в Иранском национальном музее). Отметим, однако, что первый макет Персеполя был выполнен Иранским специалистом Джавадом Закат-Али в 1951 г.
Важным событием также стало открытие непосредственно в Персеполе «Научного института исследования эпохи Ахеменидов» (Bonyad-e Tahqiqat-e Hakhamaneshid) в 1973 г., возглавляемого Алирезой Шапуром Шахбази.
5. Период новейших исследований, 1979 – 2012 гг., охватывает археологические исследования дворцовой архитектуры ахеменидского Ирана после исламской революции. Следует отметить, что события исламской революции в Иране в 1979 г., и последующая война между Ираном и Ираком в 1980 – 1988 гг. стали главной причиной большого перерыва в археологических исследований этого периода, продолжавшихся до 1999 г.
Археологические исследования в этот период, прежде всего, проводились в Пасаргадах с 1999 г. по 2004 гг., а затем в коротком сезоне 2008 г., под руководством французского археолога, доктора Реми Бушарла. Избранная им стратегия основывалась на методах геофизической разведки, прежде всего электроразведки и магниторазведки. Основная задача этих исследования заключалась в определении взаимосвязи уже известных дворцовых сооружений, и выявлении замысла общего плана. Исследования южного сектора дворцового комплекса привели к открытию важных структур, подтверждающих наличие единой идеологической концепции. Кроме того, новейшие сведения меняют представление о характере дворцовых сооружений, уточняют их взаиморасположение и систему функционирования двора.
Кроме того, была проведена большая работа по реконструкции и созданию виртуального образа дворцового комплекса в Персеполе архитекторами Вольфганг Гамбке и Курош Афхами с 2001 г.
Опираясь прежде всего на исследовании Крефтора, данные вводились в виртуальное пространство. Предметы декора, капители и рельефы были воссозданы в соответствии с археологическими источниками.
Основываясь на принципе оформления глазированных кирпичей и некоторых сведениях из сообщений археологов и исследователей, нашедших окрашенные фрагменты во время раскопок, были реконструированы величественные залы.
Результаты этой сложной работы были представлены 8 июля 2006 г. в Историческом музее Пфальца в Шпейере (Германия). В зале музея также была выставлена реконструированная модель ахеменидской капители в полном масштабе, окрашенной по образцу представленной данной работы. Наряду с гипсовыми копиями рельефов, был представлен видеофильм с виртуальным путешествием по Персеполю, в обновленной экспозиции Древнего Ирана в Британском музее, вновь открытой в июне 2007 г.
Несмотря на то, что данная работа в меру нынешнего знания об ахеменидском Персеполе, отражает правдоподобное представление о древнеперсидском дворцовом комплексе, следует отметить, что цветовое решение его элементов архитектуры, по сей день остается предметом дискуссии современной иранистики.
Подводя итоги, следует отметить бурное развитие иранской археологической школы, после второй мировой войны. Однако важно подчеркнуть, что большая часть докладов и материалов исследований иранских специалистов опубликованы лишь на персидском языке и более чем три десятилетия оставались недоступны большинству европейских исследователей. Результаты их исследований стали доступны лишь в конце 1990-х – 2000-х гг.
Последний раздел этой главы посвящен российской историографии древнеиранской художественной культуры. К сожалению, дворцовые комплексы ахеменидской эпохи никогда не были объектом археологических исследований российских специалистов, однако следует отметить большое значение трудов ведущих российских и советских археологов, востоковедов и историков искусства Б. Б. Пиотровского и С. И. Ходжаш, а также выдающихся иранистов В. Г. Луконина и Н. М. Никулиной.
Большой период научной деятельности Пиотровского и Ходжаш посвящен археологическим раскопкам в исторических областях современной Армении (в частности Кармир-Блур и Эребуни), где развивалась культура Урарту. Однако позднее, эта территория, вошедшая в границы Ахеменидской империи, представляла одну из сатрапий державы. Об этом также свидетельствуют поздние перестройки цитадели в Эребуни. Таким образом, выявленные археологические источники, имеют большое значение в понимании проблемы распространения ахеменидского искусства на обширных территориях за пределами Ирана, свидетельствуют о важной роли сатрапий в создании единой идеологической концепции культуры по всей державе.
Среди опубликованных работ Луконина, отдельное внимание уделено искусству Древнего Ирана (1977 г.), в частности протоиранской, мидийской и ахеменидской эпохи. Несмотря на индивидуальный характер каждой эпохи, автор подчеркивает наличие множества общих черт, рассматривает искусство Древнего Ирана как единый цикл. Монография Никулиной, «Искусство Ионии и ахеменидского Ирана» (1994 г.), посвящена проблемам восточно греческого и греко-персидского искусства. В рамках этой монографии автор анализирует возникновение большого имперского стиля, в частности влияния древневосточных монархий на его формирование, а также процесс развития ахеменидского искусства.
Также следует отметить труды известных российских и советских историков М. И. Ростовцева, М. А. Дандамаева, И. М.
Дьяконова и Э. А. Грантовского, в публикациях которых, в частности, представлен исчерпывающий обзор источников и различных гипотез по истории Мидийской и Ахеменидской держав, а также древнеиранских племен.
Таким образом, следует подчеркнуть историческую углубленность российского искусствознания в изучении культуры Древнего Ирана. Однако зодчество ахеменидской эпохи, его изобразительное и декоративно-прикладное искусство, анализируются в основном лишь по археологическим источникам дворцового комплекса в Персеполе. Напротив, Пасаргады и Сузы мало изучены.
Такое положение, в частности, связано с недоступностью материалов.
Не стоить забывать о политической изоляции Ирана в годы исламской революции, затормозившей международные исследования.
Подводя итоги, следует отметить наличие значительных пробелов, касающихся большинства сатрапий и даже таких важных центров Ахеменидской империи как Экбатаны, несмотря на большой прогресс археологии второй половины XX в. Древняя столица Мидийской державы и одна из важнейших политических центров Ахеменидов – Экбатаны, еще не изучен в полной мере. Все, что сейчас известно об ахеменидской Мидии заключается в нескольких параграфах и надписях. Последние раскопки в Экбатанах так и не выявили того блистательного города дворцов, который упомянут древней литературной традицией. Таким образом, на наш взгляд, одной из важнейших задач современной археологии, является исследование сатрапий и исторических регионов Ахеменидской империи, известных лишь по древним литературным источникам и отдельным памятникам.
Глава II – «Культурно-исторические особенности и взаимосвязи цивилизаций и народов Иранского нагорья в доахеменидский и ахеменидский периоды» Ахеменидская держава представляет собой сложную структуру, состоявшую из множества этнических групп народов, культура и традиции которых сыграли важную роль в формировании искусства этой державы. Уровень развития и тип занятия каждого из народов, напрямую связаны с природными ресурсами их региона обитания.
Этот фактор является ключевым звеном в формировании искусства и традиции зодчества народов того или иного региона, в частности техники строительства, архитектурного облика и его декоративного убранства.
В первом разделе данной главы – «Особенности культуры народов Иранского нагорья доахеменидской эпохи», проводится подробный анализ истории и культуры народов Иранского нагорья доахеменидского периода, пути их формирования.
Первые государственные образования на территории Ирана, начали возникать в конце II тысячелетия – середине I тысячелетия до н. э., за исключением Элама на юго-западе современного Ирана. К I тысячелетию до н. э. Элам, насчитывавший уже около двух тысячелетий письменной истории, значительно отличался от других районов Ирана и имел много общего с соседним Двуречьем.
Бюрократические традиции Элама легли в основу государственности Ахеменидов. О высоком статусе эламитской письменности свидетельствуют ахеменидские царские надписи и другие эпиграфические памятники. Кроме того, Элам обладал богатым опытом в архитектурном строительстве из сырцового и обожженного кирпича, а также раннего применения керамического архитектурного декора.
Наряду с эламитами, источники IX в. до н. э. упоминают небольшие образования государственного типа – «сильные города» и «крепости» к югу от озера Урмия. Эти города – крепости с их богатыми «дворцами» и храмами, судя по сведениям, относились к небольшим государственным образованиям Манны, Парсуа, Аллабрии, Эллипи и др., занявшим значительное место в Истории Древнего Востока. Следует подчеркнуть большое значение культуры и традиции зодчества царства Манны, оказавшего сильное влияние на формирование искусства мидян и персов. Важнейший компонент ахеменидской дворцовой архитектуры – гипостильный зал с фасадным портиком, является наследием зодчества Манны.
В данном разделе также анализируются письменные источники и различные гипотезы ведущих историков в контексте возникновения и расселение племени Парсава – древнего этнонима персов, во время миграции с севера на юг по иранскому плато. Отметим также, что различные его формы написания в урартийских (Парсуа), ассирийских (Парсуаш) и эламских источниках (Парсумаш, Парсамаш), вероятно связано со спецификой местного произношения, однако эти названия имеют схожие значения и этимологию.
Наряду с народами Иранского нагорья, важную роль в формировании ахемендского искусства сыграли также высокоразвитые соседние страны, в частности Урарту, Ассирия и Вавилония. Во втором разделе – «Иран под влиянием доахеменидских держав: роль политических и культурных взаимосвязей», рассматриваются ассирийские и урартийские завоевания, культурно историческое значение Манны, Парсуа и Элама, в северном, центральном и южном Загросе, возникновение Мидийской державы под покровительством Манны и его взаимоотношение с Вавилонией.
Важно отметить, что Мидия создавалась в условиях конца VIII – начале VII в. до н. э., когда с вступлением на престол Саргона II, наступает новый этап экспансии Ассирии. В это время Манна значительно укрепилась. Под ее властью находилась вся территория Приурмийских районов. Кроме того, из ассирийских Анналов Саргона II следует, что Дейок (основатель Мидийского централизованного государства) был «маннейским наместником». Безусловно, в таких условиях, новая политическая сила Мидийского государства могла создаваться лишь под защитой высокоразвитой державы Манны, значение которой к тому моменту не уступало Ассирии и Урарту.
Таким образом, возникновение Мидии под покровительством Манны, не только позволило ей использовать политический опыт в развитии своего государства, но и богатое культурное наследие Маннейского государства. Колонные залы Хасанлу IVB (одного из главных центров Манны) являлись прекрасным образцом архитектуры для Мидии, о чем свидетельствуют Мидийские архитектурные ансамбли в Тепе Баба-джан, Тепе Нуш-е Джан и Годин Тепе.
Не стоит также забывать о немаловажной роли наследия египетской и хетто-хурритской культуры, а также народов региона восточной Греции, в частности Ионии и др., в формировании ахеменидского искусства. Отметим, однако, что Малая Азия, Египет и другие северно-африканские регионы вошли в границу Ахеменидов в результате их экспансии. История возникновения и военная деятельность Ахеменидов, приведшая к расширению границ державы и, в конечном итоге, созданию самой большой мировой империи Древнего Востока, рассматривается в третьем разделе данной главы – «Становление Ахеменидской империи и формирование «персидских» качеств новой культуры». Следует отметить, что результаты военных кампаний ахеменидских правителей, также привели к унаследованию культуры и традиций, новых техник, навыков и ремесел покоренных народов, и одновременно доступности к богатым природным ресурсам этих регионов, что могло обеспечить разнообразие материалов для строительства и архитектуры, а также их применения в декоративно-прикладном искусстве. Ярким примером служит дворцовый комплекс в Пасаргадах, возведенный Киром Великим после овладения Лидией и Ионий, влияние традиций зодчества которых, очевидным образом проявляется в оформлении колонных залов и архитектурного декора.
В данном разделе также анализируются основные центры столицы Ахеменидской державы (Экбатаны, Вавилон, Пасаргады, Сузы и Персеполь), их значение в системе управления, имевшее прямое влияние на характер дворцовых строений и идеологической программы декоративного убранства.
Таким образом, исторический обзор данной главы позволяет воссоздать этническую картину, и одновременно определить взаимоотношение и влияние народов многонационального Древнего Востока, ставших под властью Ахеменидов, особенности культуры, характер и степень их влияния на формирование ахеменидского имперского стиля. Кроме того, в рамках исследования данной главы удалось определить пути преемственности художественной культуры.
Искусство Ахеменидов, прежде всего, основывается на традиции зодчества царства Манны, унаследованном посредством Мидийской державы, а также прямой преемственности культуры Элама. Вопреки одностороннему мнению об эклектичности и несамостоятельности ахеменидского искусства, культура и традиции древнейших царств Элама, Манны и Мидии свидетельствуют об особом и мощном их вкладе, предшествовавшем формированию персидской идентичности при Ахеменидах. Однако мы также не вправе отрицать иноземные влияния (Египта, Ассирии, Нового Вавилона, стран восточной Греции и Лидии), возникшие после экспансии Ахеменидов, которые впрочем, творчески перерабатывались. В этом смысле ахеменидская культура представляет полную противоположность египетской консервативности.
Отметим также политический устой ахеменидской власти, основанный на примирении и уважении культур, традиций и религиозных взглядов в многонациональном пространстве державы, а не грубых методах подавления, присущих ассирийским правителям.
Именно такая политическая система управления привела к созданию первой в истории человечества мировой империи.
Глава III – «Дворцовые резиденции Ахеменидов:
происхождение и эволюция» Третья глава данного исследования посвящена ряду важнейших актуальных вопросов, касающихся дворцовой архитектуры ахеменидского Ирана, в частности проблеме генезиса и ее художественно-типологическому развитию.
Комплексный анализ материалов данного исследования, полученных в результате научных исследований второй половины XX в. и новейшего времени, дает возможность создать панорамную картину развития дворцового зодчества Древнего Ирана начиная со II тысячелетия до IV в. до н.э. (включительно), одновременно сделать ряд важнейших выводов.
В первом разделе – «Происхождение и формирование дворцового ансамбля в доахеменидский период истории Ирана», прежде всего, анализируется проблема генезиса дворцовой архитектуры.
Так, например, в западноевропейской и российской научной литературе XX вв. прочно утвердилось мнение о египетском происхождении огромных колонных залов дворцовых комплексов Ахеменидов, аргументированное отчасти фактом отсутствия мотива свободно стоящей колоннады, колонного портика, в зодчестве высокоразвитых государств Месопотамии, которые как считалось, в первую очередь, могли повлиять на архитектуру Древнего Ирана.
Другие авторы говорили об опосредованном хетто-хурритском влиянии (через Ассирию), но только лишь в связи с фасадной колоннадой дворца, действительно напоминавшей хеттской бит хилани. Если второе утверждение кажется нам убедительным и достаточно аргументированным, то первое мнение, утверждающее о египетском влиянии, подвергнуто сомнению современной археологией, которая убедительно доказала маннейское происхождение колонного зала в архитектуре ахеменидского Ирана, через Мидию. Тип колонного зала в архитектуре Древнего Египта появляется лишь в Новом царстве – период активных дипломатических и культурно-исторических связей Древнего Египта с Мидией. Таким образом, возможно поставить вопрос не только о хеттском, но и о мидийском влиянии на египетскую художественную культуру.
Существует также мнение, утверждающее урартийское происхождение колонных залов. Однако отметим, что в искусстве Урарту не существовало единой архитектурно-планировочной структуры дворцового комплекса. Некоторые из них представляют собой очень компактные ансамбли (город-крепость Тейшебаини VII в.
до н. э. в Кармир-Блур), другие – вытянутые цитадели, план которых подчинен топографии. Единственным обязательным сооружением во всех урартийских комплексах, являются храмы, характерная черта которых – зал с колоннами. Однако этот принцип архитектурного построения, которому предстоит большое будущее в эпоху Ахеменидов, не является изобретением Урарту. Маннейская крепость Хасанлу IVB (1100-800 г.г. до н. э.), уже имела большие колонные залы еще до своего завоевания урартийцами, не говоря уже об анатолийских находках II тысячелетия до н. э. – древнейший город Каниш в Кюль-тепе и акрополь в Хаттусе (древней столице Хеттского царства).
Крепость Хасанлу – архитектурный комплекс Раннего Железного века, к югу от озера Урмия. Архитектурная типология колонных залов этого комплекса, найденная еще в глубокой древности, получил широкое развитие при Ахеменидах, апогеем которого является Персеполь. Колонные залы Хасанлу представляют собой наиболее древние образцы гипостильного типа. Интерес к такому решению заключается в первую очередь, в ее возможностях:
наличие опор решает проблему перекрытия большого пространства.
Ахеменидские гипостильные залы являются как бы гипертрофией принципа Хасанлу IVB, заложенного более чем тремя веками ранее.
Кроме того, традиция использования фасадного портика скромно представленного на здании Хасанлу, не имевшего продолжения в Загросе, вновь появляется во всей красе в Пасаргадах, Сузах и Персеполе совершенно в ином масштабе.
В данном разделе также анализируются дворцово-культовые комплексы Мидийской державы в Тепе Баба-джан, Тепе Нуш-е Джан и Годин Тепе, восходящие к монументальному комплексу Маннейского царства в Хасанлу. Эти ансамбли являются ярким примером преемственности архитектурных традиций, занимают особое место в стратиграфическом цикле развития этой типологии с конца II тысячелетия до торжества этой формулы в ахеменидской эпохе.
Во втором разделе данной главы – «Раннеахеменидские дворцовые комплексы в Пасаргадах и Сардах», исследуется зарождение большого имперского стиля, когда вновь возникшая Персидская империя во главе с Киром Великим стремиться утвердить свое могущество и демонстрировать величие державы.
Ранний дворцовый комплекс в Пасаргадах – первая и древнейшая столица Ахеменидской империи. В научной литературе XX вв. прочно утвердилось мнение о том, что порвав с традицией городской столицы, Пасаргады представляют собой обширный сад, по которому в произвольном порядке располагались архитектурные строения, напоминая «полевой лагерь», следуя традиции кочевого образа жизни персов. В действительности комплекс архитектурных строений, расположенных с большими расстояниями друг от друга сильно отличается от компактного ансамбля Персеполя, и, на первый взгляд, создается впечатление разбросанных сооружений, не имеющих ничего общего между собой. Вопрос о наличии сложной идейной программы этого архитектурного ансамбля вызвал ряд дискуссий среди специалистов. Однако в свете археологических исследований второй половины XX в. и новейшего времени, были выявлены некоторые ранее неизвестные строения и важные структуры, имевшие значимую роль в идеологической концепции построения дворцовых комплексов. Вновь выявленные парковые павильоны, каменные русла каналов и искусственные водоемы, свидетельствуют о важной роли сада в организации царского пространства. Дворцовый сад, объединяющий архитектурные строения в единую систему планировочного решения, главным образом, основан на параллельных и перпендикулярных линиях, образующих регулярную планировку всего ансамбля. Важно подчеркнуть расположение дворцовых строений и парковых павильонов, возведенных по оси или краям центрального царского сада. Отметим также «сквозной» характер строений, обусловленный наличием множества входных проемов ориентированных по четырем сторонам света.
Синтез архитектуры и садового искусства известен еще из других государств Древнего Востока, яркими примерами которого являются древнеегипетский храм царицы Хатшепсут в Дейр эль Бахри, террасный сад шумерского зиккурата III династии Ура, террасный сад Кносского дворца на острове Крит и висячие сады Семирамиды в Новом Вавилоне. Следует также отметить, роль сада в теократических государствах Месопотамии, где царская власть обожествлялась. В иконологическом смысле, царский парадиз можно интерпретировать как модель рая, а царя – как небожителя. Однако речь не идет об охотничьем заповеднике по ассирийскому образцу или вавилонских террасных садах. Персидский парадиз является центральным звеном царского дворца, подчиняется центричному и симметричному строению, свойственному ахеменидскому зодчеству.
Архитектурный комплекс в Сардах, является другим примером персидского дворцово-паркового типа, получившегося широкое развитие при Кире Великом. Однако этот ансамбль, хорошо известный нам по древнегреческим источникам, еще не выявлен археологически.
Как сообщает Ксенофонт «[…] он [Кир] заботится, чтобы во всех местах, где он живет и куда наезжает, были сады, так называемые «парадизы», и чтобы они были наполнены всеми лучшими произведениями земли […] Лисандр восхищался садом, что деревья красивы, посажены все на одинаковом расстоянии, ряды деревьев прямы, все красиво расположено под прямыми углами, благоухания разного рода сопровождают их при прогулке» (Домострой, гл. IV, перевод С. И. Соболевского, 1935) Таким образом, обрамленный каменными руслами каналов и павильонами, «парадиз» персидского образца, демонстрирует исключительное своеобразие первых ахеменидских дворцов при Кире Великом.
В третьем разделе данной главы – «Расцвет дворцовой архитектуры ахеменидского Ирана в Сузах и Персеполе», исследуется становление и бурное развитие большого имперского стиля, когда дворцовое зодчество, воплощает идеологию царской власти и имперского статуса.
Опираясь на археологические исследования последней трети XX в., в данном разделе анализируется целый ряд ранее неизвестных строений в дворцовом комплексе Суз, уточняется его общая структура и границы царского пространства. Следует отметить, что вопрос о структуре сузского комплекса долгое время оставался открытым, вызывая острую дискуссию среди специалистов. Различные реконструкции сузского ансамбля, возникшие в результате неоднократных исследований XIX-ого – последней трети XX-ого вв., основывались на принципах планировочного решения дворцового комплекса в Персеполе. Утверждение, согласно которому главный вход вместе с двухмаршевой лестницей находились с южной стороны дворца, основательно закрепилось в научной литературе и среди археологов с 1886 г. и просуществовало вплоть до середины 1940-х гг.
Романом Гиршманом была выдвинута гипотеза о расположении монументальных лестниц и входных ворот, ведущих к колонному залу, на западе ансамбля. Однако эти утверждения, ни одно из которых не нашло археологической верификации, оставались лишь гипотезой. Важно отметить, что отсутствие каких-либо свидетельств о входных вратах, не позволяли обозначить границы царского пространства, остро поставив вопрос о позиции главного фасада и системе функционирования двора.
В отличие от Персеполя, следует отметить месопотамскую концепцию построения царской резиденции сузского комплекса, когда дворцы располагались вокруг множества соединенных между собой дворов. Однако общая композиция подчинена ярко выраженной ориентации по осям восток-запад и север-юг, присущей ахеменидской логики построения пространства.
Важным вопросом, вызывавшим большую дискуссию среди специалистов, является проблема конструкции перекрытия царских покоев Сузского дворца. Присутствия «пилястров», симметрично расположенных по двум сторонам каждого из парадных залов царских покоев создают сложную конфигурацию планировочного решения.
Кроме того, широкий пролет двух залов царских покоев составляет более 9 м., тогда как интерколумний в колонном зале ападаны составляет 8 м. Такая характеристика архитектурного построения свидетельствует о сводчатой системе перекрытий, не характерной для дворцового зодчества ахеменидской эпохи. Техника кладки сводов была известна на протяжении тысячелетий как в Древнем Эламе, так и в Месопотамии. По мнению некоторых специалистов, царские покои повторяют план дворца Навуходоносора в Вавилоне, который в свою очередь происходит от дворца Сеннахириба в Ниневии. Однако именно эламское зодчество XVII –XV вв. до н. э. в Сузах, исследованное Романом Гиршманом и Германом Гаше, представляет самый ранний образец «зала с четырьмя пилястрами», являющийся очевидным прообразом не только парадных залов царских покоев сузского ансамбля, но и дворцов в Вавилоне и Ниневии, если брать во внимание тесное взаимоотношение Древнего Элама и Месопотамии.
К сожалению, многие исследователи недооценивали исключительную роль Элама в политической и культурной жизни Передней Азии. Так, например, ошибочное мнение о вавилонском происхождении керамического архитектурного декора в Иране было опровергнуто историей эламской архитектуры, которая стала важнейшим стилевым источником, как для государств Месопотамии, в том числе, Нового Вавилона, так и ахеменидского Ирана.
Старовавилонское зодчество II тысячелетия до н. э. основано на простых геометрических формах, это, прежде всего, прямоугольные планировочные решения и вертикальное членение фасада. Ярким примером нарушения традиций вавилонского зодчества, является храм касситского царя Караиндаша в Уруке (конец XV в. до н. э.), где отсутствует внутренний двор и впервые появляются рельефные декоративные панно, составленные из обожженных кирпичей.
Представляется невероятным, что такое нововведение является достижением малоразвитых касситских горных племен, захвативших южную Месопотамию. Важно отметить, что еще в III тысячелетия до н. э. горные местности на северо-западе Сузианы, до вторжения касситских племен, принадлежали эламитам. Кроме того, не стоит забывать о политических взаимоотношениях между касситами и эламитами. Касситская династия завершила свое существование после вторжения эламитов в средине XII в. до н. э.
Традиция использования рельефных декоративных панно из обожженных кирпичей не была в вавилонском зодчестве прежних периодов, и не закрепилась в последующих, однако вновь появляется в XIII в. до н.э. в храме Иншушинака (царя Элама) в Чога-Замбиле (древнее название Дур-Унташ), близ Суз, являвшимся наследием зодчества Элама. Также была выявлена монументальная круглая статуя лежащего льва (покрытая глазурью), охранявшего врата храма Иншушинака (XIV в. до н. э., Лувр). Кроме того, во время раскопок в Сузах, Чога-Замбиле и других регионах Древнего Элама, были обнаружены фрагменты декоративных керамических плит, покрытых глазурью, относящихся к XIV – XII вв. до н.э. Эти источники свидетельствуют о широком развитии этого типа декора и богатом опыте эламитов в производстве архитектуной керамики, покрытой глазурью. Таким образом, керамический архитектурный декор дворца Навуходоносора II в Вавилоне имеет скорее эламское происхождение, а не наоборот.
Следует также подчеркнуть эламское происхождение декоративных глазированных панно сузского дворца Дария Великого, с точки зрения технологии производства. Во дворце Дария использовались преимущественно силикатные кирпичи на основе кремнезёма, покрытые цветной глазурью. Такой выбор обусловлен тем, что, во-первых, эти кирпичи обладали большой стойкостью, а во вторых, кремнезём имел такой же коэффициент плавления при обжиге, что и глазурь, покрывающая его, что позволяло избежать растрескивания, характерного для месопотамской продукции. Кроме того, кирпичи имели форму «клина», позволяющую уменьшить стыки на фасадной стороне.
Важно отметить, что в отличие от Пасаргад, дворцовые комплексы в Сузах и Персеполе, возведены на платформе, имеют внутреннее целостное содержание, заложенное в общее планировочное решение, еще до начала строительства ансамбля. Об этом свидетельствуют тщательная подготовка почвы и система фундаментов, также система подземных канализационных стоков и дренажей. Кроме того, отказ от сада, оказавшегося при Кире Великом центральным звеном, организующим царское пространство, привело к значительной роли декоративного убранства в оформлении архитектурного облика дворцовых ансамблей.
Следует также отметить, что дворцовые комплексы в Сузах и Персеполе, в большей степени возведены в рамках местных традиций и ресурсов. Камень, имеющийся в изобилии в Персеполе, является основным материалом декоративного убранства. Однако в Сузах, за исключением египетских статуй Дария, монументальных фигур входных ворот и капителей ападаны, не было скульптурных произведений из камня. Основной частью архитектурного декора дворцового комплекса в Сузах является панно из глазированных кирпичей.
Данное исследование показывает видную роль декоративного убранства в идеологической программе организации царского пространства и структуры дворцового комплекса столь важного для церемонии двора, а также указывает на исключительное своеобразие декоративного убранства, обусловленное персидской идентичностью.
Безусловно, нельзя отрицать особую роль искусства Ассирии и Вавилона в формировании художественного стиля ахеменидского декоративного убранства. Однако в ходе исследования удалось отметить важные отличия. Во дворце Навуходоносора II (605 – 562 г.
до н. э.) в Вавилоне, где Врата Иштар, священный путь и фасад дворца были украшены глазированными кирпичами, с рельефным изображением характерных животных, персонифицированных богов вавилонского пантеона: быка, льва, сирруша. В отличие от изображений лучников в керамическом декоре Ахеменидов, именно на зооморфных фризах сузского ансамбля с наибольшей остротой проявилось месопотамское влияние. Однако в отличие от мотивов, связанных с вавилонским пантеоном, здесь символический смысл утрачен. Кроме того, Сузские образцы также отличаются большей стилизацией изображения. Анатомическая интерпретация животных, масса мускулов и поза теперь являются основой для художественного воплощения, которое в сочетании с расцвеченными пространствами близко технике перегородчатой эмали, столь ценимой в ювелирном искусстве того времени. Отметим также особенность каменных рельефов дворцового комплекса в Персеполе, которые также использовали цвет. Их роспись возможно восстановить по аналогии с глазурью керамического рельефа. Неслучайно греческая литературная традиция с восторгом описывает роскошное цветовое решение интерьера ахеменидских парадных залов. Идеологическая программа декоративного убранства ахеменидских дворцовых комплексов, полная противоположность нарративному и непрерывному характеру ассирийского искусства. Рельефы, украшающие ассирийские дворцы в Нимруде, Ниневии или Хорсабаде отражают исторические эпизоды, связанные между собой элементами пейзажа, пропагандистский смысл которых излагается в надписях. Этот прием в каком-то смысле был использован Дарием Великим в Персеполе, в каменном рельефе «шествие данников», идущих засвидетельствовать верность «Царю Царей». Таким образом, декоративное убранство архитектурного комплекса в Сузах и дворцового ансамбля Персеполя отличны не только в преимущественном использовании различных материалов (камня в Персеполе, глины в Сузах), но и в содержании, и глубоком смысле, заложенном в сюжетах, что, возможно, является признаком постепенной эволюции концепции царства. Однако важно отметить, что концептуальные мотивы декоративного убранства ахеменидских дворцовых комплексов, ритмично повторяющиеся сюжеты в декоративных фризах, и рельефах, воплощая универсалистский идеал и прочность власти, отвечали потребностям выражения имперской идеологии Дария Великого.
В данном разделе также представлена новая интерпретация ряда мотивов декоративного убранства в Персеполе, в контексте политических и исторических событий и традиций Ахеменидов.
В четвертом разделе – «Позднеахеменидские дворцовые ансамбли в Сузах и Вавилоне», исследуется дальнейшая трансформация большого архитектурного стиля в позднеахеменидском периоде, когда войны, внутренние неурядицы и политическая нестабильность, привели к упадку в искусстве.
Важным примером этого периода является дворец Артаксеркса II – Шаура, возведенный в первой половине IV в. до н. э. Этот комплекс, найденный в результате исследования последней трети XX в., впервые в российской историографии, вводится в научный оборот.
Являвшийся последним творением Ахеменидов, данный ансамбль имеет большое значение в стратегии типологического развития дворцовой архитектуры и декоративного убранства ахеменидского Ирана. Здесь мы сталкиваемся с очевидным упрощением художественного стиля, когда на смену официальных государственных резиденций, приходят небольшие комплексы более интимного и частного характера. К примеру, колонный зал дворца Шаура в четыре раза меньше чем ападаны Суз и Персеполя.
Практически отсутствуют каменные рельефы, а каменные базы состоят из нескольких, соединенных между собой, фрагментов.
Вероятно, основным видом декоративного убранства Шаура являлась фресковая живопись, редкие образцы которой были найдены в колонном зале.
Другим примером позднеахеменидского зодчества является небольшой дворец Артаксеркса II, в Вавилоне. Он примыкает к западному фасаду Южного дворца Навуходоносора II. Однако важно отметить, что к небольшому прямоугольному залу с восемью колоннами, примыкают служебные помещения и лишь северный фасад украшен портиком, тогда как центрические колонные залы Суз и Персеполя (квадратные в плане), с трех сторон имели фасадный портик.
Таким образом, камерный характер этих дворцов и значительная степень упрощения архитектурного декора свидетельствует лишь о затухании большого имперского стиля.
Заключение Впервые предложена подробная историография художественной культуры ахеменидского Ирана, разделенная на несколько периодов:
«дилетантский» период (1800 – 1880 гг.), «музейный» период (1880 – 1914 гг.), период расширения археологических исследований (1918 – 1939 гг.), период больших археологических открытий (1945 – гг.), период новейших исследований (1979 – 2012 гг.).
Кроме того, освоенный в данном исследовании археологический материал последних десятилетий XX в. и новейшего времени так значителен, что позволяет сделать ряд определенных выводов относительно дворцовой архитектуры ахеменидского Ирана и искусства Древнего Ирана в целом.
Анализируя типологию зодчества древнейших царств Манны и Мидии, представивших очевидные прообразы ахменидской дворцовой архитектуры, мы аргументировано отвечаем на вопрос происхождения знаменитых дворцов VI – IV вв. до н.э. Этот вопрос, вызвавший большую дискуссию среди специалистов, долгое время оставался открытым, или объяснялся влиянием высокоразвитых соседних стран – Египта, Хеттской державы, Ассирии и Урарту.
Таким образом, древнеперсидское зодчество представлялось отечественным и западноевропейским специалистам компиляцией всех высоких достижений предшествующих цивилизаций. Однако, выявленные во второй половине XX в. мидийские архитектурные комплексы (Тепе Баба-джан, Нуш-е Джан и Годин Тепе), восходящие к монументальному комплексу Маннейского царства в Хасанлу, иллюстрируют единство строительного искусства того времени. Эти комплексы являются важными примерами преемственности архитектурных традиций и стратиграфического чередования с конца II тысячилетия до н. э. до эпохи Ахеменидов.
Кроме того, мы предлагаем новый вариант реконструкции и идейной интерпретации архитектурного ансамбля Пасаргад, представляющий собой сложную дворцово-парковую композицию регулярного плана, ориентированную по странам света. Комплекс включал в себя четырехпилонные пропилеи (тетрапилон), широкие аллеи, павильоны и два больших дворца в совокупности с искусственной гидросистемой.
Данное исследование также впервые в российском искусствознании, вводит в научный оборот целый ряд ранее неизвестных строений дворцового комплекса в Сузах, уточняет общую структуру дворцового комплекса и границы царского пространства. Кроме того, вопреки распространенному мнению о месопотамском происхождении архитектурного и типологического построения царских покоев сузского ансамбля, данное исследование утверждает эламское происхождение этой типологии (восходящей к эламской архитектуре XVII –XV вв. до н. э.).
Осмелимся также предложить эламское происхождение керамического архитектурного декора, аргументировано отвергнув устойчиво закрепившееся в научной литературе утверждение о вавилонском происхождении рельефных керамических панно, покрытых цветной глазурью. Об этом свидетельствует ряд археологических источников, ставших важнейшим стилевым ориентиром, как для государств Месопотамии, в частности, Нового Вавилона, так и ахеменидского Ирана. Соответственно, декор знаменитых Ворот богини Иштар в Вавилоне имеет скорее эламское, т. е. древнеиранское происхождение, а не наоборот.
Таким образом, основываясь на результатах данного исследования, утверждая древнеиранское происхождение типологии дворцовой архитектуры и керамического архитектурного декора, подчеркнем оригинальность, аутентичность и самобытность ахеменидского зодчества, базирующегося на своих национальных традициях (ранее представляющегося эклектичным, не самостоятельным).
Подводя итоги, позволим себе предложить собственный вариант периодизации художественной культуры ахеменидского Ирана, основанный на изучении большого имперского архитектурного стиля, от его зарождения до затухания и упадка. Отметим, что данное исследование – первый опыт обобщения и комплексной систематизации огромного материала охватывающего почти тысячелетнюю историю развития художественной культуры Древнего Ирана:
1. Доахеменидский период, XVII – середина VI в. до н.э., когда формируются основные архитектурные типы на территеории Иранского нагорья: гипостильный зал с фасадным портиком в царстве Манны, башнеобразный храм в Мидии, который включается в ограду дворца, «зал с четырьмя пилястрами» со сводчатым перекрытием в дворцовом зодчестве Элама. Строительная техника в северном и центральном регионах использует сырцово-деревянные конструкции, тогда как эламское зодчество развивает строительство из обожженного кирпича и предлагает новый тип архитектурного декора: керамический раскрашенный рельеф и рельеф покрытий глазурью. Высокий технологический уровень в производстве подобного декора объясняется изобретением силикатного кирпича.
Основными памятниками этого периода являются маннейский дворцовый комплекс в Хасанлу, мидийские ансамбли в Тепе Баба джан, Тепе Нуш-е Джан и Годин Тепе, ряд памятников Древнего Элама в Сузах и Чога-Замбиле.
2. Раннеахеменидский период, середина VI в. до н.э. – вторая треть VI в. до н. э. – кристаллизация принципов построения дворцового ансамбля включившего в себя дворцовые сооружения с фасадным портиком и гипостильным залом, тетрапилоном и павильонами, объединенные обширным парковым ансамблем регулярного плана с искусственной гидросистемой, состоявшей из небольших прудов и каменных каналов. Ключевые памятники этого типа построены Киром Великим – дворцы в Сардах и Пасаргадах. Именно в этот период зарождается большой архитектурный стиль, опирающийся не только на древнеиранские традиции, но и включивший в себя некоторые заимствования в области архитектурного декора.
3. Эпоха расцвета, последняя треть VI – V в. до н.э. – окончательное оформление большого архитектурного стиля, которого мы предлагаем называть «Роскошным». Снижение роли сада в дворцовом ансамбле, который оказывается не в центре, а на периферии дворцового комплекса, теряя роль «объединяющего ландшафта». Основой дворцового комплекса становиться высокая платформа, придающая дворцу доминирующее положение в пространстве. Планировочное решение приобретает центрический характер. В декоративном убранстве активно используются различные цветовые материалы и фактуры, в том числе инкрустация, текстиль и керамический декор древнеиранского происхождения (созданный эламитами и экспортированный из Ирана в Нововавилонское царство). Ярким примером эпохи расцвета могут служить дворцовые комплексы в Сузах и Персеполе.