Латинская земледельческая лексика на индоевропейском фоне

На правах рукописи

Антонина Васильевна Грошева ЛАТИНСКАЯ ЗЕМЛЕДЕЛЬЧЕСКАЯ ЛЕКСИКА НА ИНДОЕВРОПЕЙСКОМ ФОНЕ Специальность 10.02.20 – сравнительно-историческое, типологиче ское и сопоставительное языкознание

АВТОРЕФЕРАТ

диссертации на соискание ученой степени доктора филологических наук

Санкт-Петербург 2009

Работа выполнена в Отделе сравнительно-исторического изучения индоевропейских языков и ареальных исследований Института лин гвистических исследований Российской академии наук

Официальные оппоненты: доктор филологических наук главный научный сотрудник Сергей Александрович Мызников доктор филологических наук профессор Юрий Владимирович Откупщиков доктор филологических наук профессор Мария Акоповна Таривердиева

Ведущая организация: Московский государственный университет им. М. В. Ломоносова

Защита диссертации состоится 26 июня 2009 года в 14 час. на заседании диссертационного совета Д 002.055.01 при Институте лин гвистических исследований Российской академии наук по адресу:

199053, Санкт-Петербург, Тучков пер., д. 9, конференц-зал.

С диссертацией можно ознакомиться в библиотеке Института лингвистических исследований РАН по адресу: 199053, Санкт Петербург, Тучков пер., д. 9.

Автореферат разослан 24 мая 2009 г.

Ученый секретарь диссертационного совета доктор филологических наук В. В. Казаковская

ОБЩАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА РАБОТЫ

Реферируемая работа посвящена исследованию трёх основных те матических пластов латинской лексики – ландшафтного, земледель ческого и растительного – в семантическом (синхронном), семасиоло гическом (диахроническом) и морфологическом аспектах;

при анали зе каждой лексемы исследуются её словообразовательные возможно сти;

этимологический анализ проводится с акцентом на сохранившие ся ареальные связи лексемы в других индоевропейских языках.

Предметом исследования является выяснение общих и частных причин, культурно-исторических и внутриязыковых, вызывавших семантические изменения в каждой отдельно взятой латинской лек семе и в тематическом классе в целом. История каждой лексемы про слеживается на фоне сопоставления с соответствующими изменения ми в других индоевропейских языках.

Объектом исследования является лексика латинского языка, представленная в памятниках письменности, начиная от архаической латыни и кончая поздней античностью;

при определении круга лексем проводилась сверка с данными Oxford Latin Dictionary1.

Актуальность исследования определяется важностью исследуе мого пласта лексики не только для собственно латинского языка и римской культуры, но и для всех современных языков Европы. Осо бенно важным в этом отношении является изучение ботанической терминологии. Сельскохозяйственная лексика, ее возникновение и внутренняя форма, а также дальнейшее развитие семантики этих лек сем способно пролить свет на такой важный культурный процесс, как появление сельскохозяйственной деятельности в древнейшей Европе.

Теоретической основой исследования являются работы по латин ской лексикологии и словообразованию зарубежных и отечественных филологов и лингвистов (А. Эрну, А. Мейе, Ж. Марузо, Ж. Андре, Э. Сен-Дени, В. Пизани, М. Фрюи;

И. М. Тронского, М. М. Покров ского, Р. А. Будагова, Ю. В. Откупщикова, В. Г. Гака и др.), а также многочисленные исследования по лексике индоевропейских языков (германских, славянских, балтийских, иранских, албанского и пр.). В плане сравнительно-исторического рассмотрения латинской лексики теоретической основой настоящего исследования стал фундаменталь ный труд Т. В. Гамкрелидзе и Вяч. Вс. Иванова «Индоевропейский язык и индоевропейцы»2, наряду с работами зарубежных компарати вистов (Э. Бенвениста, О. Семереньи, В. Порцига, Дж. Мэллори и Д.

Адамса и др.) Oxford Latin Dictionary. / Ed. by P.G.W. Glare. Oxford, 1968–1982 (со кращенно OLD).

Гамкрелидзе Т. В., Иванов В. В. Индоевропейский язык и индоевропей цы. Тбилиси, 1984.

Гипотеза исследования заключается в том, что в лексическом со ставе латинского языка, как в любом развивавшемся языке, неизбеж но должны были происходить определенные изменения, поскольку между выделением италийских языков (главным представителем ко торых является латинский) из индоевропейской общности и его само стоятельным существованием и функционированием лежит отрезок времени, исчисляющийся многими веками.

Цель исследования состоит в тщательном семантическом и этимо логическом анализе лексем латинского языка трёх названных темати ческих классов. В связи с этим возникли следующие задачи: 1) опре делить степень сохранности индоевропейского наследия в каждом отдельном классе лексем, 2) проследить сохранившиеся ареальные связи латинских лексем с соответствующими лексемами других индо европейских языков, 3) исследовать изменения в семантике каждой латинской лексемы (утрата старых значений и развитие новых), 4) осветить роль метафоры в создании новых, в том числе абстрактных значений.

Материалом исследования послужили сочинения латинских ав торов, прежде всего трактаты о сельском хозяйстве – Катона (De agri cultura, II в. до н. э.), Варрона (De re rustica, I в. до н.э.), Колумеллы (De re rustica, II в. н. э.), поэмы Вергилия («Georgica», I в. до н. э.) и Лукреция (De rerum natura, I в. до н. э), труд Плиния Старшего (Natu ralis Historia, I в. н. э.), а также фрагменты прозаических и поэтиче ских произведений других латинских авторов.

На защиту выносятся следующие положения:

1) в пределах рассматриваемых тематических пластов латинской лексики отмечено преимущественное сохранение терминов индоев ропейского происхождения в земледельческой сфере;

2) выявлено формирование широко разветвленной сети префик сальных образований от некоторых глаголов (в частности, от глагола sero ‘сеять’) при крайней ограниченности подобных образований от других глаголов (например, meto ‘снимать урожай/жать’);

3) термины земледелия развивают переносные/абстрактные значе ния (метафорического свойства) и образуют синонимические ряды;

4) этимологический анализ системы земельных мер и терминов землевладения в древней Италии возможен только с учетом культур но-исторического контекста;

5) обновление латинской ландшафтной лексики осуществлялось за счет использования собственных словообразовательных средств ла тинского языка;

6) основным принципом, лежащим в основе в семантических сдви гах слов при формировании ландшафтной и растительной лексики, является антропоморфизм;

7) ботаническая лексика сохраняет ареальные связи с другими ин доевропейскими языками в большей мере по сравнению с ландшафт ной.

Научная новизна исследования заключается в следующем:

1) дан комплексный семантический и этимологический анализ лексем земледельческой латинской лексики;

2) выявлено значительное количество собственно латинских ново образований, созданных преимущественно с использованием сохра нившихся в латинском языке индоевропейских основ;

3) отмечено крайне незначительное число заимствований из ита лийских и других языков;

4) предложены новые объяснения некоторых сомнительных эти мологий (viscum, truncus, planta, saltus);

предложены новые этимоло гии для слов, обозначающих колос и его части, а также дана оценка «народных» этимологий этих слов, предложенных Варроном в соот ветствии с его этимологической теорией (Var. R. R. 1. 10);

5) в ботанической сфере выявлено широкое метафорическое ис пользование соматизмов в качестве терминов и названий растений и крайне редкий переход противоположного свойства (растительный термин –– соматизм);

6) продемонстрирована возможность взаимообмена значениями между соматизмом и растительным термином.

Теоретическая значимость. Проведённое исследование отдель ных слоёв латинской лексики даёт представление о процессах форми рования словарного фонда латинского языка, характерных особенно стях, свойственных этому языку как потомку некогда существовав шей индоевропейской общности. Латинский язык во многом сохранил следы индоевропейского происхождения, в то же время изменяясь и развиваясь в соответствии с изменением места пребывания, культур но-исторических условий, хозяйственной деятельности, чтобы со временем превратиться в литературный язык, ставший на много веков для народов Европы языком образования и науки.

Практическая значимость и рекомендации по использованию результатов исследования. Представленный материал может быть учтён при написании «Исторической лексикологии латинского язы ка», а также может послужить источником для сопоставления при анализе аналогичных тематических классов лексики в других индоев ропейских языках. Материалы по ботанической терминологии и но менклатуре могут быть использованы специалистами в области бота ники, при издании пособий и словарей, а также в процессе препода вания различных спецкурсов в медицинских и гуманитарных инсти тутах.

Апробация работы. Результаты работы являлись предметом дис куссий на заседаниях Отдела сравнительно-исторического изучения индоевропейских языков и ареальных исследований Института лин гвистических исследований РАН (1969–2009 гг.), а также обсужда лись на ежегодных чтениях, посвященных памяти проф. И. М. Трон ского (Институт лингвистических исследований РАН, 1972–2009 гг.) и на других конференциях, в частности посвященных 110-летию со дня рождения акад. В. М. Жирмунского и 90-летию со дня рождения чл.-корр. А. В. Десницкой (Институт лингвистических исследований РАН, 2001, 2002).

По результатам исследования опубликована монография (20 п. л.) и 23 печатных работы общим объемом 20 п. л., в том числе 12 работ в рецензируемых научных изданиях («Acta Linguistica Petropolitana.

Труды Институт лингвистических исследований РАН», «Индоевро пейское языкознание и классическая филология»).

Объем и структура диссертации. Диссертация объемом 410 с.

состоит из введения, трех глав, заключения и библиографии, вклю чающей 160 наименований.

СОДЕРЖАНИЕ РАБОТЫ

Во Введении обосновывается актуальность темы диссертации, оп ределяется предмет и объект, цели и задачи исследования, его новиз на, теоретическая и практическая значимость.

Первая глава «Латинская ландшафтная лексика» посвящена семантическому и этимологическому анализу примерно пятидесяти терминов, обозначающих природные, естественные («нерукотвор ные») объекты земной поверхности (самой земли – 5, горы и её час тей, также холма – 14, горного хребта, цепи гор – 4, скалы, утёса, кру чи, обрыва – 15, горной тропы – 1, равнины, поля, долины – 9). Нали чие столь большого, разнообразного по способу образования и разно родного по происхождению материала не даёт возможности предста вить здесь в полном объёме анализ каждого термина. Будут изложены только обобщения, явившиеся результатом всестороннего анализа лексики указанного тематического класса.

В нашем исследовании выдвижение ландшафтной лексики на пер вый план обусловлено несколькими причинами. Во-первых, ланд шафт наряду с климатом является важной характеристикой среды обитания народа – носителя данного языка, его хозяйственной дея тельности на занимаемом пространстве, условий жизни и быта, рели гии, обычаев, т. е. всего жизненного уклада. Во-вторых, термины ландшафта косвенным образом могут свидетельствовать о том, жил ли этот народ на данной территории изначально или он переселился сюда из других мест с похожим или же иным ландшафтом, а также о том, как эта перемена среды обитания отразилась на всей системе обозначений ландшафта в языке данного народа, насколько сохрани лись в нём древние наименования и как велико количество новообра зований. Исследование языковых фактов должно или способствовать поддержке представлений о перемещении италийцев из областей с другим ландшафтом или подвергнуть эти представления корректи ровке. В-третьих, необходимо с помощью сравнительно-историчес кого метода установить, с какими другими языками сохранил связи латинский язык в этом пласте лексики, подтверждающие его индоев ропейское происхождение, насколько они многочисленны, случайны или закономерны;

какие элементы ландшафтной лексики, реконст руируемые для общеиндоевропейского состояния, латинским языком были утрачены, и о чём может свидетельствовать их утрата.

Поскольку «традиция рисует латинян земледельческим и в ещё большей мере пастушеским племенем» (Тронский 1953: 115), очевид но, что ключевым термином в тематическом классе «лексика ланд шафта» является обозначение земли. Для латинского языка насчиты вается по крайней мере пять лексем с значением ‘земля’ – humus, terra, tellus, solum, aridum, которые никоим образом не могут рас сматриваться в качестве абсолютных синонимов, потому что между ними имеются определённые различия как с семантической точки зрения, так и с точки зрения способа образования, этимологии, про исхождения, архаичности и отражения в романских языках.

Из перечисленных возможных обозначений земли наиболее древ ним, относящимся по набору соответствий из других ветвей индоев ропейской семьи языков к общеиндоевропейскому состоянию, явля ется сущ. humus, i f ‘земля как нижняя сфера, область’, сохраняющее несомненно древнее (гендерное) противопоставление земли и неба (ср. humi ‘на земле’, humilis ‘низкий’, применительно к ландшафту ‘низменный или расположенный на низменности’).

Сущ. terra, ae f с разветвлённой системой производных, преиму щественно прилагательных (terreus, = terraneus, откуда mediterraneus ‘средиземный’, terrestris и др., сущ. territorium), с самого раннего времени составляло сильную конкуренцию humus. Terra отражало чёткое противопоставление земли и воды, о чём свидетельствует на личие формул: terra marique ‘на суше и на море’, aquam terramque petere ‘требовать воды и земли’ (как знаков покорности). В отличие от humus, круг соответствий лат. terra из других языков весьма узок и ограничивается оскскими формами terum ‘territorium’, teras ‘terrae’ и кельтскими: др.-ирл. tr ‘область’, tr ‘сухой’, trim ‘я сушy’, брет., валл. tr ‘земля’ (этимологически суша). Италийские и кельтские сло ва являются образованиями от индоевропейской основы * t[h]er-s ‘сушить’ (terra * tersa), весьма неплохо представленной в разных индоевропейских языках: др.-инд. trsyati ‘он жаждет’, греч. tevrsomai ‘сохну’, лат. torreo ‘сушу’, гот. aursjan ‘жаждать’, арм. t’aramin ‘увядаю, сохну’. Однако развитие значения земля, суша из общеиндо европейской основы ‘сушить’ характерно только для италийских (terra) и кельтских (валл. tir) языков. Данная семантическая изоглосса относится к более позднему хронологическому уровню индоевропей ской общности, а именно ко времени после выделения тохарского из индоевропейского (Гамкрелидзе, Иванов 1984: 419). Humus и terra во многих случаях выступают как взаимозаменяемые синонимы. Одной из тенденций развития латинского словаря было сокращение числа дублетов, избыточных форм и, тем самым, устранение оттенков зна чения (Ernout 1954: 185). Жертвой этой тенденции оказалось humus, постепенно вытесненное синонимом terra, вошедшим во все роман ские языки;

та же судьба, что и humus, постигла прил. humilis.

В семантике tellus, uris f – третьего члена лексико-семантической группы обозначения земли – есть особенности, отличающие это слово от употребления humus и terra: значение ‘земля как собственность’ – ‘земельный участок, поместье’ зафиксировано только у tellus. Как аномальное по форме слово изолированного типа оно разделило судьбу humus, уступив в романских языках место более простому по способу образования terra.

Отличительной особенностью сущ. solum является значение ‘зем ля’, ‘почва, особенно возделанная, обработанная’. Мнения этимоло гов сводятся к тому, что существyет неразрывная связь между поня тиями ‘селиться, оседать ( *sed- ) на земле’ и ‘возделывать землю’, поэтому латинскому solum находят семантические и формальные па раллели в славянских и балтийских языках. Отсутствие кельтских со ответствий препятствует тому, чтобы относить появление лат. solum вместе со славянскими и германскими формами к времени существо вания «древнеевропейских диалектов», т. е. к сравнительно позднему этапу членения индоевропейского языка. В отдельных романских языках лат. solum нашло отражение именно в значении ‘земля’, ‘поч ва’ (ср. франц. sol, исп. suelo, португ. solo).

Новообразованием в этой лексико-семантической группе обозна чений земли является субстантив aridum, i n (подразумевается solum aridum) ‘суша, сухое место’, родственный глаголу areo ‘быть сухим’ (ср. выше этимологию terra и однокоренной глагол torreo ‘сушить’).

Aridum иллюстрирует широко распространённую в латинской лексике тенденцию создавать путём субстантивации обозначения элементов ландшафта, не имевших специальных названий, или, как в данном случае, синонимичные образования к уже существующим. Этим сред ством широко пользовались поэты.

Таким образом, все латинские названия земли поддаются этимоло гизации на индоевропейском уровне. Явных заимствований из других языков не обнаруживается. Однако «возраст» этих слов в латинском неодинаков. Древнейшее слово восходит к отдалённому общеиндоев ропейскому прошлому (humus), другие локализуются в истории само го латинского языка (aridum).

Италия – страна преимущественно горная, равнины занимают лишь пятую часть её поверхности. При анализе латинских обозначе ний возвышенностей – гор и холмов главной задачей было выяснить, в какой степени сохранилась в латинском языке индоевропейская сис тема наименований элементов горного ландшафта, реконструирован ная в труде «Индоевропейский язык и индоевропейцы» (Гамкрелидзе, Иванов 1984), в которой многочисленность индоевропейских слов, обозначающих ‘высокие горы’ и ‘возвышенности’, расценивалась авторами как свидетельство горного ландшафта индоевропейской прародины, локализацию которой они относят к Малой Азии и Ближ нему Востоку (С. 866 –867).

Важно отметить, что италийские языки, равно как германские и кельтские, не сохранили общеиндоевропейскую основу для обозначе ния горы. В значении ‘гора, возвышенность’ лат. mns, -tis m образует периферийную диалектную изоглоссу *m(e)n-t[h]- вместе с авестий ской и кельтскими формами. Данное обозначение горы в латинском ещё в древности связывали по происхождению с глаголом emineo ‘выдаваться’, ‘выступать’, ‘торчать’, другими производными от кото рого были mentum ‘подбородок’, monile ‘ожерелье’, minae (plur.) ‘зуб цы, выступы’. Однако в термине mons не заключалось представления о горах, возвышающихся до небес, и о небе, мыслимом как ‘каменный свод’, и о ‘тучах’ и ‘облаках’ как ‘горах’;

неприменимо к латинским фактам заключение о горе как достигающей неба каменной громаде, вершина которой скрывается в тучах, как в реконструкции Гамкре лидзе и Иванова (С. 670). Утрачена также древняя традиционная связь между названиями ‘бога грома’ и ‘дуба’, ‘скалы’, ‘камней’, что косвенным образом должно свидетельствовать и об изменениях в ре лигиозных верованиях латинян.

Заключение об общеиндоевропейском характере образований от корня *k[h]el- ‘гора’, ‘возвышенность’ выведено на основании соот ветствий из «древнеевропейских» диалектов (в том числе лат. collis, is m ‘холм’), а также из анатолийских языков и греческого. Для наиме нования холма (collis) и горы (mns) в латинском использован один и тот же характерный мотивирующий признак: то, что эти объекты воз вышаются, выступают вздымаются над ровной поверхностью земли (collis от *cello, ср. префиксальные образования ex-cello, ante-, prae ‘выдаваться’, ‘отличаться’, ‘превосходить’), поэтому было возможно употребление этих слов как синонимов. Интересен факт обозначения вершин, верхушек холмов родственными collis образованиями colu men (более древнее) и culmen (более позднее): именно culmen, вытес нив columen, оставило следы в романских языках (ср. в этом плане аналогичную ситуацию с более «старым» humus и более «молодым» terra). Следует отметить ещё несколько синонимичных образований для обозначения верха, вершины горы/ холма, прежде всего много значного сущ. vertex, -icis m ( verto/vorto ‘вертеть’), получившего это значение благодаря метафорическому переосмыслению соматизма vertex ‘макушка’, что наблюдается и в русском языке. Словом cac men, inis n могли обозначать как ‘вершину возвышенностей’, так и ‘верхушку дерева’, ‘остриё стебля или ветки’ в сочинениях по сель скому хозяйству. Архаический способ образования cacmen (удвое ние) и наличие единственного соответствия – др.-инд. kakubh- f ‘вер шина горы’ дают повод расценивать эту пару слов как крайне редкую изолированную индоиталийскую периферийную изоглоссу при утрате этого слова в других индоевропейских диалектах. Acmen, inis n ( acuo ‘заострять’) ‘остриё, жало’ и вообще ‘острая часть, кончик лю бого предмета’, но – как поэтический образ – и acmen montis ‘вер шина, пик горы’, – в семантическом плане представляет собой латин ское новообразование.

Трудноразрешимые проблемы ставит перед этимологами сущ.

saltus, -u–s m, имеющее на первый взгляд два несовместимых значения, а именно: 1). скачок, прыжок 2). узкий, тесный проход сквозь лес, го ристую местность;

теснина, ущелье. Предполагается, что в основе второго значения заложено представление о холмистой местности, непригодной для пашни, которую, однако, можно использовать для выпаса скота, откуда значение ‘пастбище, выгон’. В императорскую эпоху словом saltus стали обозначать ‘имение, ферму с пастбищами’.

Этимологи по-разному подходят к объяснению saltus в двух его зна чениях. Вальде и Хофман не связывают их между собой, посвящая каждому отдельную cсловарную статью: 1). saltus – производное от salio ‘скакать, прыгать’, греч. a{llomai то же, a{lma ’прыжок’;

др.-ирл.

saltraim ‘ступать ногами’ и salad, nomen actionis от указанного глагола (WH: 2, 468);

2). saltus (WH: 2, 470) сопоставлено лишь с ново-в.-нем.

Wald (*sualtus) [по Holthausen KZ 46, 178, Nehring Gl. 11. 291]. Эрну и Мейе идентифицируют оба значения saltus, не объясняя семантиче ской связи между ними, отмечая лишь, что глагол salto (интенсивно итеративная форма от salio) получил специфическое значение ‘пля сать’ (ср. Salii ‘плясуны’, ‘прыгуны’, две жреческие коллегии). Всё это очень далеко от терминов ландшафта. Перекидным мостиком ме жду двумя столь несходными значениями saltus 1). ‘прыжок, скачок’ и 2). термин ландшафта – могли бы послужить значения другого про изводного от salio, а именно salebra, ae f (преим. множ. ч.), обознача ющего различные ‘неровности почвы’, ‘бугорок’, ‘кочку’, ‘ухаб (на пути)’3. Можно реконструировать в качестве исходного для saltus значения ‘затруднённый способ передвижения, напр. прыжками, по бугристой, кочковатой местности’. В этом случае можно отметить совершенно оригинальный вид образования в латинском языке тер мина ландшафта, где в основу, вероятно, положен способ передви жения. Если принять во внимание то обстоятельство, что стада летом перегоняли для пастьбы в горы, в места, заросшие лесом, предполо жение о развитии значений saltus 2 из saltus 1 (метонимическим пу тём) не покажется таким уж неправдоподобным.

Никаких специальных новообразований для обозначения горного хребта, горной цепи в латинском создано не было. Для наименования этих понятий использовались метафорически переосмысленные уже имевшиеся в языке слова, значение которых расширялось: iugum, i n ‘ярмо’ –– ‘горная цепь, кряж’ (iugum Alpium);

collum, i n ‘шея’ –– ‘горный перевал’;

scapulae, arum f ‘лопатки, плечи’ –– ‘горный хре бет’;

radix, icis f ‘корень’ –– ‘подножие горы’ (Сato Agr. 1. 3 sub Цицерон употребляет salebra образно для обозначения неровности, ше роховатости стиля.

radice montis). Эти обозначения ландшафта почерпнуты из соматиче ской и ботанической лексики, традиционно используемой для попол нения латинского словаря.

Для наименования скалы самым нейтральным словом было rps, is f (образовано от rumpo ‘разрывать, ломать, разрушать’);

в семанти ческом плане как термин ландшафта (наряду с несколькими префик сальными именными формами – ab-ruptum, prae-rupta, de-rupta) rupes следует считать латинским новообразованием.

Иногда значения слова кажутся столь различными, что лишь об ращение к истории реалий помогает установить связи между этими значениями. Так обстоит дело с ra, ae f ‘жертвенник, алтарь’;

множ.

ч. ‘cкалы, утёсы’. ra – общеиталийское слово (оск. aasai ‘in ra’, умбр. ase ‘arae’ и т. д.). Образование ra связывают с корнем * ‘жечь, высушивать’ (лат. re), засвидетельствованным также в др. инд. sa- ‘пепел, зола, пыль’, арм. aiun ‘пепел’, гот. azgo f то же, на ряду с др.-исл. asca то же, ново-в.-н. Asche, греч. a[zw ‘сушить, сох нуть’ и даже в славянских языках, напр. чеш., слов. ozditi ‘сушить со лод’. Эти соответствия лишь подтверждают индоевропейское проис хождение корня и его исходное значение. Т. В. Гамкрелидзе и Вяч. Вс. Иванов реконструируют *Has- ‘очаг’, исходя из хет. hai дат.-мест. п. ‘в очаге’ и оск. aasa ‘на алтаре’, лат. ra ‘очаг’ (1984:

700);

их интересует обрядовая, ритуальная роль огня и очага. Авторы отмечают, что основные термины ритуально-правовой сферы с точки зрения диалектного распределения ограничены, как правило, анато лийским и италийским (там же: 807), – речь идёт о таких терминах, как ‘священный’, ‘запрашивать богов’, ‘молиться’ и пр. К словам «этого же семантического поля можно отнести и и.-е. *Has- ‘ритуаль ный очаг, алтарь’ при отражении в древнеиндийском этого слова в преобразованном значении: др.-инд. sa- ‘пепел’, ср. также др.-исл.

arinn ‘возвышенное место для разведения огня’…» (там же: 808, прим. 1). Использование ритуального термина ra для обозначения природных каменных возвышенностей следует рассматривать как латинское новообразование: первичным значением ra несомненно было ‘жертвенник’ (ЕМ: 42). Употребление ra как термина ланд шафта в латинском свидетельствует о забвении происхождения слова, его мотивирующего признака – жечь, который был замещён призна ком возвышенный, выступающий..

Исследователи отмечают проникновение в латинский язык из гре ческого многочисленных наименований моря, утёсов и скал, особен ностей береговой линии (Тронский 1953: 126). Лат. scopulus является древним заимствованием из греч. skovpelo", o ’скала’, ‘утёс’, родст венного, как полагают, глаголу skevptomai ’смотреть’. За исключени ем румынского, слово перешло в романские языки, ср., например, франц. ecueil ‘риф’, ‘подводный камень’. Заимствование из греческо го языка могло быть обусловлено отсутствием (или недостатком) соб ственно латинских терминов, обозначавших морские скалы и утёсы (до Пунических войн римляне были плохими мореходами). Лат. petra, ae f ‘камень’, ‘скала’, было заимствовано из греч. pevtra– f ‘скала’;

ср.

pevtro" oJ ’камень’. Впервые petra отмечено уже у Энния. Хорошие пи сатели избегают petra как заимствования, предпочитая лат. saxum ‘камень’, но в обиходном языке petra было общеупотребительным словом, пришедшим сначала из языка мореходов;

сохранилось во всех романских языках (ср. франц. pierre, исп. piedra, рум. piatr и др.).

Остаётся рассмотреть пласт терминов, характерных для обозначе ния ровных пространств земли. В картине географической среды обитания древних индоевропейцев, воссозданной Т. В. Гамкрелидзе и Вяч. Вс. Ивановым (гл. V. C. 665–686). В латинской лексике прежде всего следует указать на два слова, образованных от прилагательного pla–nus ‘плоский, ровный’ – plnitie–s, e–i f ‘плоскость, ровное место, равнина’ и его синоним pla–nitia, ae f. Planitie–s впервые отмечено у историка Сизенны (I в. до н.э.). Planitia встречается в надписях и пе решло в романские языки. Что касается латинского, для обозначения равнины могла использоваться субстантивированная форма plna (множ. ч. ср. р. из сочетания (loca) plna ‘ровные места’), наряду с cубстантивом aequum, i n ‘равнина’ (из locum aequum ‘ровное, гладкое место’). Aequor, oris, n могло обозначать как ‘ровную поверхность’ поля (ср. Энн. А. 137 tractatus per aequora campi), так и моря (Col. R.

R. 8, 17, 3 maris aequor) или просто ‘море’. Подобно большинству слов, имеющих дифтонг ae, прилаг. aequus не имеет никакой надёж ной этимологии (EM: 11).

Лат. прилаг. plnus имеет во многих индоевропейских языках со ответствия, возводимые к корню *p[h](e)lH- ‘широкий, плоский’ (Гам крелидзе, Иванов: 781);

производные от этого корня в ряде индоевро пейских диалектов приобретают значение ‘земля’, т. е. ‘плоская’, напр. др-инд. prthiv ‘земля’, ‘земная поверхность’, арм. ho ‘земля’, ‘страна’, др.-ирл. lthar ‘место’, lr, род. п. lair n ‘земля’, ‘почва’, ст. сл. polje.

Для обозначения равнины, открытого поля в противоположность горе уже у Катона зафиксировано слово campus, наряду с синонимами campnea, множ. ч. ср. р., и campnia f ‘равнина, низменность’. По скольку сельским хозяйством занимались чаще всего на равнине, campus получило значение ‘поле’ (ср. у Катона Agr. 1.7 campus fru mentrius ‘хлебное поле’), в то время как plna специализировалось в значении ‘равнина’. Campus конкурировало с ager ‘поле, пашня’, поч ти совершенно вытеснив его в романских языках. Вальде и Хофман, исходя из параллельных образований в нескольких индоевропейских языках, типа греч. a[gko" ’долина’ – ajgkwvn ’изгиб’, лит. lank ‘доли на’, ‘прибрежный луг’ – lanka ‘загиб’, гаэльск. nante ‘valle’, валл.

nant ‘ручей’ (по-видимому, этимологически ‘извилистый’), а также др.-инд. nma- ‘изгиб’, ‘извилина’, предполагают для campus перво начальные значения ‘сгибание’, ‘изгиб’, ‘загиб’, ‘низменность’, сопо ставляя это слово непосредственно с греч. kamphv ’изгиб’, ‘поворот’ и kavmptw ’сгибаю’, ‘гну’;

из аориста kavmyai образован лат. глагол cam psre ‘огибать’, ‘объезжать’ (с Энния), вошедший в романские языки.

Приводя различные вариации корня *qam- ‘гнуть’ (с s-mobile и без него, с детерминантами -p- и -b-), подкрепляемые многочисленными соответствиями из индоевропейских языков с довольно разнообраз ными значениями, Вальде и Хофман пытаются связать все сопостав ляемые лексемы, в том числе и лат. campus ‘поле, равнина’, одним общим исходным значением ‘гнуть’, ‘сгибать’, ‘огибать’. Топоним Campnia и прилаг. Campa–nus, хотя имеют вторичную назализацию по сравнению с оск. Kapv(ans), этрус. capevane, греч. Kappano", тем не менее не могут быть отделены от campus (см. Schultze KZ 33. 374 и другие работы). Эрну и Мейе скептически относятся к изложенной гипотезе происхождения campus, считая греч. kamphv ’изгиб, кривиз на’ по значению далёким от campus ‘поле’, которое, по их небезосно вательному мнению, могло быть пережитком некоего древнего языка Италии, как другие сельскохозяйственные термины, напр. falx ‘серп’.

В заключение можно констатировать, что преимущественно на ба зе индоевропейских основ (или, чаще, корней) в латинском языке сложилась собственная система обозначений элементов ландшафта (земли, горы, равнины). Как явствует из реконструкции индоевропей ской «горной» лексики в книге Гамкрелидзе и Иванова (Гл. 5.2 Обо значения ландшафта), латинский язык в сущности представлен свои ми соответствиями в одной из индоевропейских изоглосс – хетто греко-итало-кельто-балтийской (*k[h]el-, лат. collis, culmen, columen), а также в обозначениях земли (humus, tellus). Возможно, остатком об щеиндоевропейского состояния в этом плане является и итало индийская изоглосса (лат. cacu–men), а также «периферийная» итало кельто-иранская (лат. mo–ns). Количественно наибольшая близость в наименованиях элементов ландшафта наблюдается между латинским и германскими языками. Однако по основным терминам земля4 и гора в этих языках наблюдается расхождение. Благодаря контактам после прибытия предков латинян в Италию, в их язык вполне могли про никнуть и названия элементов ландшафта;

однако, например, ни од Но при соответствии латинскому homo ‘человек’ ( ‘земной’) готского guma ‘человек’.

ного явного заимствования из этрусского в изучаемой сфере лексики не оказалось. Весьма вероятно, что и сам понятийный набор элемен тов ландшафта увеличивался в процессе жизнедеятельности и расши рения кругозора латинян. И здесь использовались преимущественно собственные ресурсы языка: обозначение новых понятий шло как за счёт увеличения количества значений уже существующих слов, так и за счёт образования новых слов.

Что касается вопроса о тождестве или изменении среды обитания латинян по сравнению с реконструированной средой обитания древ них индоевропейцев, можно лишь заметить, что, на наш взгляд (и об этом уже было сказано), в латинской лексике ландшафта гораздо бо лее утрат, чем сохранения общеиндоевропейского наследия, наряду со значительным количеством собственных новообразований. В ла тинской лексике никакого преобладания элементов высокогорного ландшафта, как-то: особые специальные обозначения высокой или заснеженной горы, достающей вершиной до облаков, до неба и т. п., – не наблюдается. Может быть, дело было в традиционных занятиях римлян сельским хозяйством, в их образе жизни: для земледельца и пастуха ландшафт равнин и холмов с их крутыми или пологими скло нами представлял гораздо больший интерес, чем неприступные горы.

Для них важны были, например, горные пастбища (saltus) Апеннин, заросшие лесом, где летом скот находил корм и спасение от зноя, в то время как зимой его могли пасти на равнинных пастбищах.

Вторая глава исследования – «Земледельческая лексика» по священа рассмотрению некоторых отдельно взятых лексико семантических групп в этом обширном тематическом классе. Надо сказать, что земледельческая лексика, представляющая собой у осед лых народов один из древнейших пластов словарного фонда, доволь но хорошо исследована в плане сравнительно-исторического изуче ния индоевропейских языков. Поэтому при разработке этой темы воз ник замысел охватить в языковом плане весь процесс возделывания земли в древней Италии, взятый как целостный цикл, начиная от па хоты и заканчивая сбором урожая, с целью выявления как сохранно сти общеиндоевропейского компонента в этом пласте лексики, так и своеобразия, свойственного латинскому языку. В каждом из актов земледельческого цикла ключевым словом является обозначающий конкретное действие глагол;

кроме того, должен быть обозначен ис полнитель действия, орудие/инструмент действия, представлены со ответствующие названия производимого действия и пр. Таким обра зом, рассмотрению был подвергнут весь набор основных земледель ческих терминов в следующих разделах: 1). глагол aro ‘пахать’ и про изводные от него образования. 2). глагол sero ‘сеять’ и его производ ные. 3). префиксальные образования с глаголом sero ‘сеять’. 4). глагол meto ‘снимать урожай’. 5). глагол seco ‘снимать урожай/косить’ в со поставлении с meto. Италийские земледельцы с древних времён при давали пахоте самое серьёзное значение, считая её залогом хорошего урожая. Все авторы сельскохозяйственных трактатов разрабатывали эту тему – Катон кратко, Варрон, Колумелла, поэт Вергилий – под робно. В первом разделе, помимо глагола arre, ‘пахать’ рассматри ваются производные: имя деятеля – artor ‘пахарь’, орудие действия – artrum ‘плуг’, обозначение действия – artio ‘вспашка’, субстантив aratum, i n ( part. perf. pass.) ‘вспаханное поле’ и arvum, i n (или arva, ae f) ‘поле, пашня, нива’. В одном из cвоих значений arvum является термином ландшафта: в этом случае как низменность, равнина arvum противопоставляется горной или возвышенной местности, – с одной стороны, или как суша морю, – с другой. Производное прил. arvalis – одно из древнейших слов, входящих в данную лексико-семантичес кую группу, эпитет в словосочетании fratres Arvales ‘арвальские бра тья’ – коллегия из 12 жрецов, совершавших ежегодные жертвопри ношения богам, чтобы пашни (arva) принесли урожай. Рассматрива ются также композиты ex-aro, in-aro, ob-aro, выявляются их семанти ческие отличия от основного глагола, роль префикса. Этимология древних индоевропейских названий пахоты и плуга хорошо изучена:

и.-е. корень *Har- ‘обрабатывать землю’ выводится на основе сопос тавлений хеттского, греческого, латинского, древнеирландского, гот ского, литовского и старославянского глаголов, имеющих значение ‘пахать’ (при отсутствии древнеиндийских и древнеиранских парал лелей). В названиях плуга, образованных от общеиндоевропейского корня *Har-, в разных языках суффиксы варьируются. В отдельных языках сохранилось и индовропейское слово для пашни: лат. arvum соответствует греч. гом. a[roura ‘пахотная земля’, ‘нива’, ‘поле’, ср. ирл. arbor ‘злак’, арм. haravunk’ ‘пашня’, ‘поле’. Можно заключить, что лексико-семантическая группа латинского глагола aro представ лена значительным количеством производных, что является отраже нием потребности в обозначении важных понятий этого начального земледельческого цикла.

Второй этап земледельческих работ – сев;

ключевое слово второго раздела главы – глагол sero ‘сеять’, который как по своей семантике, так и по форме (удвоение в презенсе) относится к числу наиболее древних образований в ряду терминов земледелия. Его особенность с семантической точки зрения состоит в том, что в своём употреблении он сохранил два значения – ‘сеять’ и ‘сажать’, т. е. ‘закреплять в зем ле семя, саженец’, свидетельствующие о том времени, когда сеяли зерно, не разбрасывая его, а втыкая зерна в землю одно за другим. В этих двух основных значениях глагол sero засвидетельствован в са мых ранних памятниках латинской письменности – у Энния, Плавта, Катона и у других авторов более позднего времени. Значение ‘засе вать что-либо’ (землю, поле) является трансформацией основного значения sero как переходного глагола. Результативным следует счи тать значение ‘рождать, порождать, производить на свет’, наблюдае мое чаще всего у причастия перфекта satus в сочетании с аблативом и предлогами ab, de (или без них) в лексической сфере, не имеющей отношения к сельскому хозяйству: условно её можно назвать «проис хождение, родственные отношения» (Рrop. 3. 9. 19 hic satus ad pacem, hic castrensibus utilis armis ‘Этот для мира рожден, а тот для военного стана’). Последним надлежит отметить образное, переносное упот ребление глагола sero в выражениях типа ‘сеять семена чего-л., наса ждать, разжигать’ (discordias, bellum, crimina etс.), имеющих, как пра вило, негативный оттенок. Из обзора немногочисленных значений глагола sero можно сделать вывод, что главной сферой его употреб ления в соответствии с исходным значением ‘сеять’ было земледелие.

Следующим важным компонентом данной лексико-семантической группы является сущ. smen, inis n ‘семя’. В соответствии с двойст венным значением глагола sero ‘сеять, сажать’, semen могло означать как ‘семя’ (любого растения), так и ‘саженец’. Smen употреблялось и для обозначения ‘семени, спермы живых существ’, что повлекло за собой возникновение абстрактных значений ‘родство, происхожде ние, порода;

отпрыск, потомок’. Однако вершиной абстракции следу ет считать терминологическое использование smen для обозначения атома в философской поэме Лукреция De rerum natura («О природе вещей»): Lucr. 1. 501 Smina quae rerum primordiaque esse docemus ‘Мы учим, что есть вещей семена и начала’.

В переносном значении smen означало ‘первоисточник, основу, причину’ какого-либо явления (такое употребление не чуждо и со временным языкам).

Из приведенного обзора значений smen cледует, что древним бы ла понятна амбивалентная природа такого cложного материального объекта, каким является семя: это, с одной стороны, и материал для посева (т.е. объект действия), и в то же время – плод;

потомок (ре зультат действия). Ср. рассуждение Варрона на эту тему (Var. R. R. 1.

40);

смысл его сводится к следующему: Первичные семена дала при рода, а прочие были добыты опытом земледельца. Первичные семена были рождены до того, как были посеяны;

вторичные, собранные из них, рождены не прежде, чем были посеяны. Cо временем в качестве заместителя архаического глагола sero стал использоваться более «полновесный» по форме глагол smino, cемантически мало отли чающийся от своего предшественника и послуживший источником целого ряда новых производных, в некоторых случаях дублирующих производные от sero. Так, для обозначения действующего лица име лись сущ. sator и seminator: sator ‘сеятель;

человек, занимающийся посадками’, в переносном значении ‘создатель, основатель’ (обычно по отношению к божеству);

seminator встречается только в перенос ном значении. Satio, onis f и satus, us m – два абстрактных существи тельных, различение смысла которых представляет определённые трудности. По мнению Бенвениста, исследовавшего два больших типа абстрактных слов на -tus и -tio (Benveniste 1948: 96-104), слова с суф фиксом -tio указывают на действие, реализующееся вне субъекта, со вершающееся в объекте;

слова на -tus – действие субъективное, исхо дящее от субъекта: следовательно satus ‘посев’, ‘засев’ противопола гается satio, обозначающему само ‘действие сеяния’, ‘посадку’. Дру гое, конкретное значение satus, us m – ‘черенок’, ‘побег’, ‘саженец’, совпадающее с smen.

Латинским новообразованием от semen является сущ. seminarium ‘питомник’, ‘рассадник молодых деревьев’ (с суффиксом -arium обра зовывали имена ср.р., обозначавшиe разного рода помещения), мета форически употреблявшееся уже в древности (Var. Men. 111 hoc (sc.

vinum) hilaritatis dulce seminarium «вино – приятный источник весе лья»). Формальной параллелью к satio является cущ. seminatio ‘осе менение, оплодотворение’ (о животных);

. семантическая параллель к satio – сущ. sementis, is f, вошедшее в состав описательной конструк ции sement-em/-im facere ‘сеять’, употреблявшейся взамен простого глагола sero.

Прилагательные также образовывались от двух основ: древней *se-/sa (sativus ‘посевной, культивируемый’, satorius ‘употребляемый для посева или посадки’) и более новой semin- (seminalis ‘семенной, посевной’, seminarius то же, seminosus ‘обильный семенами’). Прил.

sementivus ( sementis) ‘посевной’ употреблялось при названиях раз ных сельскохозяйственных культур и плодов, созревающих в период осеннего сева зерновых;

в январе существовал специальный праздник по окончании посевных работ – feriae sementivae.

По своим значениям к изучаемому классу слов относится сущ.

seges, segetis f: 1). посев, хлеб на корню (= sementis, is) 2). пахотная земля, пашня, нива (= аger, arvum, campus), о древности которого свидетельствует наличие этого слова в законах XII таблиц;

происхож дение его, однако, не вполне ясно. Очень выразительно сталкиваются seges и smen в афористичном стихе Марциала: Mart. 5. 42. 4 non reddet sterilis smina iacta seges ‘не вернет бесплодная пашня брошен ные в нее семена’. Варрон дважды касается слова seges в обоих своих сочинениях, приводя следующие толкования: Var. R. R. 1. 29. 1 Seges dicitur, quod aratum satum est ‘Seges называется то, что, будучи вспа ханным, засеяно’;

L. L. 5. 37 Seges ab sat, id est smine ‘seges (проис ходит) от satus, т.е. от smen’. В последнем высказывании Варрон свя зывает общим происхождением все три слова, но если этимологиче ская общность satus и smen для нас несомненна, то относительно seges этого нельзя утверждать со всей определенностью. Этимологи ческий словарь Эрну – Мейе относит seges к числу слов, не имеющих ясной этимологии, в то время как в словаре Вальде – Хофмана выска зывается предположение о связи лат. seges с валлийскими соответст виями – ср.-валл. sehe ‘семя’, др.-валл. segeticion ‘побег, потомок’, н. валл. hau ‘сеять’ и т. д., якобы восходящими к корню *s-, от которо го образовано лат. sero. Но, как верно замечают Эрну и Мейе, наличие сходства между лат. seges и валлийскими формами не дает права вы водить и латинское, и валлийские слова из корня *s-. И все же Валь де и Хофман не исключают возможности рассматривать корень *seg в seges и его производных, а именно: segetlis ‘растущий среди хле бов’, Segetia или Segesta, Siа (по-видимому, *seg-ia) – различные имена богини-защитницы посевов – как расширенный вариант корня *s- ‘сеять’.

Итак, глагол sero ‘сеять’ в двух своих формах корня s-/sa- послу жил для создания небольшого количества производных, в числе кото рых слова, обозначающие действующее лицо, деятеля – sator, oris m, объект или результат действия – smen, inis n, само действие – sati, nis f, satus, s m;

к этой же группе производных относятся прил.

satrius, sativus. Название орудия действия (типа сеялка) не представ лено, очевидно из-за отсутствия специального механизма, с помощью которого производился сев.

Значительное пополнение в изучаемый словообразовательный ряд внесло cлово smen, от более «полновесной» основы которого по су ществу были образованы морфологические дублеты: к serere – глагол 1-го спряжения sminre, к sator – smintor, к sati – sminti. Под влиянием этой новой основы, осложненной -а-, или непосредственно от неё были образованы сущ. sminrium и ряд прилагательных.

Таким образом, корень *s-/s- ‘сеять’, сохранившийся, возможно, с периода индоевропейской общности, на латинской почве послужил основой для создания целого словообразoвательного ряда, состав ляющие которого были жизненно необходимы для обозначения раз личных понятий в сфере земледелия. Другой стороной процесса было постепенное расширение значений у возникших некогда образований от рассматриваемого корня, выходящих за пределы земледельческой лексики.

Отдельному рассмотрению подверглись префиксальные образова ния с глаголом sero. Семантический анализа композитов сочетался с выяснением роли префикса в качестве грамматического средства для перфективации латинских глагольных форм. В случае совпадения значений первичного и префиксального глаголов можно говорить об их чисто видовой соотнесённости и о наличии делексикализованного префикса, наделённого лишь грамматической семантикой (Жирмун ский 1956: 12). Если сравнение даст нам полное совпадение значений исходного и префиксального глаголов, тогда можно будет говорить о наличии «пустого», делексикализованного префикса;

если же совпа дение будет неполным, то возможны два варианта: 1). часть значений исходного глагола отсутствует у префиксального;

таким образом, объем значений композита сократился 2). наряду со значениями ис ходного глагола (или взамен отпавших) образовались новые значения, которых не было у производящего глагола. В этих двух последних случаях присоединение глагольного префикса не может рассматри ваться как чисто грамматический процесс, а сам префикс как фор мальное средство перфективации глагола. Именно под таким углом зрения и будут рассматриваться все образованные от sero композиты.

Глагол sero сочетается с большим количеством префиксов. Компо зиты с префиксами con-, in-, ob- весьма употребительны;

с другими префиксами sero сочетается значительно реже. Соnsero в значении ‘сеять (семена, хлеб), сажать (деревья)’ совпадает с простым sero, од нако это значение для соnsero не является главным: на первый план выдвигается значение ‘засевать, засаживать (землю, поле и т.д.)’, ко торое у sero было едва намечено (у поэтов). Составители Оксфорд ского словаря (OLD) полагают, что наличие префикса соn- придает композиту некий дополнительный оттенок значения и соnsero означа ет ‘засевать/засаживать (землю) обильно’ (или, может быть, ‘плотно, густо’? – to sow or plant plentifully). Однако, на наш взгляд, предпоч тительнее видеть здесь в префиксе соn- оттенок всестороннего охвата объекта действием, «полноохватность» действия, выражаемого ком позитом consero пo сравнению с простым глаголом. Поэты употреб ляют соn- в различных переносных значениях. Однако определённое различие в семантике простой и префигированной форм этого глагола играет не столь важную роль, как их грамматическое противопостав ление, что подтверждается на материале, например, текста Катона (Саto Аgr. 6. 1), где эти формы выступают как синонимы (serito 8:

conserito 2). Производных от соnsero было несравненно меньше, чем от sero и semen: название действия соnsitio имеет то же значение ‘сея ние, посадка’, что и satio. Равнозначны sator ‘сеятель’ и соnsitor. Имя римской богини плодородия и урожая Орs сопровождалось эпитетом Consva ‘сеятельница’ (объяснение затруднительно). Прилагатель ные с префиксом соn- образовывались только от именной основы se men ‘семя’: conseminalis, consemineus.

Композит insero, svi, situm, ere (глагольным префиксом служит предлог in ‘в, на’) в отдельных случаях сохраняет основные значения, свойственные первичному глаголу sero, т. е. ‘cеять’, если речь идет о зерновых, или ‘сажать’ – о лозах, деревьях, кустарниках и пр. В агро номических текстах можно встретить композит insero и в значении ‘засевать (землю чем-либо)’, которое является основным для соnsero и второстепенным для sero.

По сравнению со значениями, свойственными sеrо и соnsеrо, со вершенно новым является у insero специальное техническое значение ‘прививать (черенок, побег)’.

Широкая употребительность композита insero в специфическом значении ‘прививать’ способствовала развитию у этого глагола абст рактных переносных значений ‘насаждать, внедрять, пускать корни, укореняться’, продлевая, таким образом, линию развития метафори ческих значений, отмеченных у sero и consero. У разных латинских авторов можно найти много примеров метафорического переосмыс ления insero и особенно его перфектного причастия insitus: Cic. Orat.

97 (eloquentia) inserit novas opinionеs, evellit insitas «красноречие спо собствует установлению новых мнений (букв. прививает), уничтожает укоренившиеся».

Cловообразовательный ряд глагола insero по своему объему не ус тупает ряду простого глагола sero. Insitio, nis f в качестве техниче ского термина означает как ‘прививка’, так и ‘место прививки’, а так же ‘способ прививки’ (отмечено и сущ. insitus, us m ‘прививка’). При меров употребления insitio немало в «Земледелии» Катона, который подробно разрабатывает тему прививок различных плодовых расте ний, прежде всего винограда. В поэме Лукреция «О природе вещей» находим яркий стихотворный пример, ценность которого, помимо заключенной в нем важной информации, состоит в соположении су ществительных satio и insitio: Lucr. 5. 1361 At specimen satinis et insitinis origo / Ipsa fuit rerum primum natura creatrix «Первый посева пример и образчик прививки деревьев / Был непосредственно дан природою, всё создающей» (пер. Ф. А. Петровского). Того, кто делал прививки, именовали insitor, oris m.

Прил. insitvus ‘привитой’ (аналог satvus ‘посевной’, ‘культиви руемый’) служило определением к названиям плодов привитых де ревьев в противоположность дичкам (Hor. Epod. 2. 19 insitva de cerpens pira «срывающий привитые груши»). В сфере человеческих, родственных отношений insitvus употреблялось по отношению к ли цам, которые не являются законными потомками, а вошли в семью, например, в результате усыновления (речь может идти о внебрачных или приемных детях и т. п.): Sen. Con. 2. 1. 21 tota familia expellere insitvum heredem cupiente «так как вся семья желала изгнать наслед ника по усыновлению». Прил. insitcius ‘полученный путем скрещения, гибрид’ является по своему происхождению техническим термином, употреблявшимся в языке животноводов, откуда оно перешло в дру гие сферы жизни и деятельности.

Наличие префикса в композите obsero не влияет на изменение зна чения: 1). сеять, сажать 2). засевать что-л. чем-л. Как показывает употребление композита, префикс оb не несёт в нём никакой смысло вой нагрузки, поскольку значения предлога ob ‘перед, против’ в ком позите не прослеживаются. Семантическое сходство оbsero с простым sero проявляется и при образном или метафорическом переосмысле нии композита: ‘сеять’ ‘порождать’. Прич. obsitus, в сфере расти тельности означающее ‘посеянный, посаженный’, при характеристике людей (в негативном плане) приобретает результативное значение ‘поросший, обросший’ (стандартная метафора obsitus aevo ‘престаре лый’, ср. consitus senectute ‘состарившийся’).

Следует отметить 14 префиксов, участвующих в создании компо зитов с sero (из которых рассмотрено 3), что в значительной мере свя зано с семантикой данного глагола, допускающей различные про странственно-временные уточнения (‘в’, ‘перед’, ‘у, возле’, ‘между’, ‘вокруг’, ‘под’, ‘прежде’, ‘ранее’, ‘снова’ и т. д.). Эти префиксы неод нородны по своему составу. Наиболее велика доля глагольных пре фиксов, совпадающих по форме с предлогами и не имеющих нареч ного употребления (ad-, com-, de-, in-, ob-, per-, pr-, prae-, sub-, inter-);

практически только два префикса из этой серии, ab- и ex-, не сочетаются с глаголом sero. Эти предлоги-префиксы, восходящие к наречным элементам, «принадлежат, по большей части, к числу унас ледованных и засвидетельствованы также и в других ветвях индоев ропейской языковой семьи» (Тронский 2001 : 388). Префиксы dis- и re-, не употреблявшиеся самостоятельно, также участвуют в образо вании композитов с sero.

Из числа предлогов, сохраняющих наречное употребление и вы ступающих в качестве глагольных префиксов (их всего десять), толь ко сircum- и super- были использованы для создания композитов с sero. Группа этих предлогов-наречий представляет собой, по большей части, «продукт позднейшего, италийского, или уже собственно ла тинского развития». Обобщая, можно сказать, что глагол sero в пол ной мере использует широкие словообразовательные возможности, предоставляемые разветвленной системой латинских префиксов.

Родственный и сходный в своих значениях с sero, но более «пол новесный» по форме глагол smino, вытеснивший в романских языках своего архаического по образованию предшественника, сочетался с меньшим числом глагольных префиксов (7): засвидетельствованы insmino, pr-, dis- и re-, inter-;

поздние prae- и supersmino.

Рассмотренные композиты различаются между собой как по час тоте употребления, так и по количеству производных от них. Наибо лее активными в том и в другом плане являются consero и insero, про чие композиты встречаются значительно реже и не имеют производ ных (obsero, assero, dissero) или представлены единичными и обычно поздними примерами (prsero и др.).

Употребительность в рассмотренной группе композитов того или иного образования несомненно в первую очередь связана с его семан тикой. Чем меньше ограничений, уточнений накладывает тот или иной префикс на значение композита, т. е. чем неопределённее значе ние префикса, тем свободнее и шире употребление самого композита, тем быстрее идет процесс десемантизации префикса;

утрачивая соб ственное значение, такой префикс может стать грамматическим сред ством для выражения видового различия, как это произошло с пре фиксом com-, не имеющим в consero значения совместности действия, свойственного предлогу cum, а также с префиксом ob-. Однако следу ет признать, что большинство композитов с sero не утрачивают своих реальных значений и поэтому их префиксы не превращаются в чисто грамматические видовые признаки.

Анализ семантики рассмотренных композитов показал, что все они (за редким исключением) cохраняют живую связь с первичным глаго лом sero, во многом дублируя как его конкретные, так и абстрактные значения. Наряду с исходными земледельческими значениями ‘се ять/сажать’, ‘засевать’, возникло общее для ряда композитов резуль тативное значение ‘(по)рождать’, ‘производить на свет’. Только у гла гола insero появилось новое техническое значение ‘прививать’. Кроме того, у композитов получило развитие и чисто метафорическое упот ребление ‘сеять семена чего-либо’, ‘насаждать’, ‘разжигать’ (вражду, раздор, преступления и т. п., обычно с отрицательным оттенком). Бо лее других глагольных форм переносному употреблению подверга лись перфектные причастия, постепенно утрачивавшие глагольные признаки на пути превращения в прилагательные. Типичным приме ром метафорического переосмысления являются словосочетания con situs (obsitus) senectute (aevo, annis), передающие значение прилага тельного ‘старый’;

insitus ‘привитой’ как прилагательное получило значение ‘врожденный, прирожденный, свойственный’. Подобные яв ления семантической деривации, основанной на метафорическом пе реносе значений, наиболее ярко свидетельствуют о делексикализации глагольного префикса (Смирницкая 2002: 13). Можно констатировать, что лексико-семантическая группа «глагол sero и его композиты» внесла заметный вклад в создание абстрактной латинской лексики.

Третий акт земледельческого цикла – уборка урожая. Ключевым словом в данной лексико-семантической группе является глагол meto ‘косить’, ‘жать’, ‘снимать/убирать урожай’. Sero и meto часто встре чаются в одном контексте, так как они обозначают действия, между которыми в реальности существует неразрывная связь: первое дейст вие неизбежно должно повлечь за собой второе, второе является след ствием первого. Благодаря многовековому опыту земледельцев древ ней Италии, связь между севом и жатвой закреплена в пословичных выражениях, например, ut sementem feceris, ita metes «как посеешь, так и пожнешь» (Cic. de Orat. 2. 261), mihi istic nec seritur nec metitur «мне здесь не сеять и не жать» (Plaut. Epid. 265), т. е. «мне это безразлич но». Вероятно у любого народа, основным занятием которого некогда было земледелие, можно найти подобные образцы народной мудро сти.

Среди основных глагольных форм meto, messui, messum, ere обра щает на себя внимание редкая, очевидно вторичная, форма перфекта со сдвоенным суффиксом -s- + -ui, возникшая в результате распро странения перфекта на -vi (-ui): *mes-s-i mes-s-ui (Тронский 2001:

286).

По единодушному мнению авторов этимологических словарей ла тинского языка (Вальде – Хофман, Эрну – Мейе) корень met- ‘косить, снимать урожай, жать’, кроме латинского, встречается только в кельтских языках: те же самые значения имеют ср.-брет. midiff, н. брет. medi (Pedersen I 162). Кельтские соответствия прослеживаются и в производных словах: корн. midil ‘messor’ (жнец), др.-ирл. meithleorai ‘messores’ (жнецы), ср.-ирл. meithel ‘группа жнецов’, с тем же значе нием др.-валл. medel и т. д. Таким образом, в отличие от лат. sero ‘се ять’, имеющего надежные соответствия в нескольких ветвях индоев ропейских языков (в хеттском, правда, с измененным значением;

оп ределенно в германских, балтийских, славянских языках, но при от сутствии параллелей из индоиранских языков, греческого и армянско го), лат. meto ‘жать’ следует рассматривать как изолированную итало кельтскую изоглоссу. Иная точка зрения представлена в труде Гам крелидзе и Иванова «Индоевропейский язык и индоевропейцы», где итало-кельтские соответствия авторы сближают с хет. mai-/miia- ‘со зревать’, ‘расти’, ‘процветать’, med. ‘рождаться’, ср. др.-инд. mmte ‘зачинается’, ‘созревает’ (о плоде во чреве матери);

ср. тох. В maiyya ‘сила’, maiwe ‘молодой’, др.-в.-нем. maen (нем. mhen), др.-англ.

mawan (англ. mow) ‘жать’, ‘убирать урожай’ – и на основе этих соот ветствий реконструируют и.-е. *meH(i)- ‘созревать’, ‘собирать уро жай’, ‘время созревания урожая’ (Гамкрелидзе, Иванов 1984: 691).

Однако подобные сближения, по нашему мнению, нельзя считать вполне удовлетворительными как с точки зрения фонетики, так и се мантики. Более близкой к истине представляется точка зрения О. С.

Широкова, который считает, что индоиранский корень *me- ‘зреть’, ‘расти’, ‘процветать’;

‘рождаться’ с распространением *-t- только в итало-кельтских языках получил значение ‘косить’, ‘жать’;

в герман ских языках этот корень имеет другое распространение (Широков 1988: 56). Ср. точку зрения В. Порцига: «Как бы ни представляли себе возникновение *met- из *me-, во всяком случае, это более поздняя форма корня. В балтийских и славянских языках в значении ‘жать’ повсюду употребляются слова с более общим значением ‘резать’;

это же имеет место в некоторых германских языках». Порциг относит metere к ряду слов, отражающих древние различия в индоевропей ском словообразовании (Порциг: 152–153;

158).

В значении ‘убирать урожай’, ‘жать’ (зерновые – пшеницу, яч мень) meto зафиксирован в самых ранних латинских памятниках. Речь может идти не только о жатве, уборке зерновых, но и других сельско хозяйственных культур или трав, зелени, даже о сборе винограда. Как и при глаголе sero, при meto встречается figura etymologica: sero semina ‘сеять семена’ – meto messem ‘жать жатву’. Возможно и мето нимическое употребление meto, когда объектом глагольного действия становится не выращенный продукт, подлежащий уборке, а сама зем ля, поле и т.п.: Col. R. R. 2. 12. 6 iugerum agri eius…metit unus «один югер этого поля (люцерны) убирает один (человек)». Отмечено и аб солютное, безобъектное употребление meto: Plaut. Mer. 71 tibi occas, tibi seris, tibi item metis «для себя ты боронишь, для себя сеешь и для себя самого жнешь» (в метафорическом значении трудиться ради собственной пользы).

Если считать значение ‘снимать урожай’, ‘жать’ основным для глагола meto, тогда его второе значение ‘отрезать, срезать’ следует рассматривать как производное, выходящее за рамки терминологиче ского употребления исключительно в сфере земледелия, хотя истори чески скорее всего картина была обратной: более общее значение сре зать специализировалось в более узкое жать. В этом втором значе нии meto часто встречается у поэтов в самых разнообразных контек стах: Ovid. Fast. 2. 706 Tarquinius…virga lilia summa metit «Тарквиний сбивает палкой головки лилий»;

Mart. 7. 95. 12 barba, qualem forficibus metit supinis tonsor «борода, которую цирюльник стрижет загнутыми ножницами». Речь может идти о животных, срывающих на корм вер хушки растений: Ovid. Am. 3. 10. 40 in silva farra metebat aper «кабан в лесу срывал злаки». Именно это значение позволяет поэтам использо вать meto в чисто метафорическом смысле ‘скашивать, рубить (ору жием в битве)’: Verg. Aеn. 10. 513 proxima quaeque metit gladio «все, что поблизости, косит мечом»;

Hor. Carm. 4. 14. 31 Primosque et ex tremos metendo / Stravit humum «рубя (мечом) и первых и последних, он устлал землю (телами врагов)».

Для обозначения глагольного действия (nomen actionis) чаще всего употреблялось cyщ. messis, is f ‘уборка урожая, жатва’, отмеченное уже у Катона в главе, где речь идет о ритуале, предшествующем жат ве: Саto Agr. 134 Priusquam messim facies, porcam praecidaneam hoc modo fieri oportet «Перед жатвой следует предварительно принести в жертву свинью таким образом»;

Var. R. R. 1. 27 Aetate fieri messes oportere «летом надлежит убирать урожай». Cущ. messis привлекло внимание Варрона как грамматика, и в гл. 50-й своего сочинения о сельском хозяйстве он дает не одно, а два толкования этого слова, дополняя свои объяснения описанием разных способов жатвы на тер ритории Италии.

Подобно sementis, messis как обозначение ежегодно совершаемой в определенное время сельскохозяйственной работы могло употреб ляться в значении обстоятельства времени – per messem «во время жатвы», т. е. летом: Меssis метонимически могло употребляться в зна чении ‘созревшее зерно (на корню или уже сжатое)’, ‘урожай’. Один из советов Варрона рачительному хозяину (Var. R. R. 1. 13) – возведе ние постройки (nubilarium), под крышей которой он сможет размес тить урожай (subicere messem) со всего поместья. Обычно метоними ческое употребление messis свойственно поэтам. Зафиксированы и другие именные образования от meto: для обозначения жатвы – messio, onis f (словообразовательный аналог satio), messura, ae f ‘раз рез, срез, урожай’, Messia, имя богини жатвы, урожая;

для имени дея теля – messor, oris m ‘жнец;

прил. messorius ‘жатвенный, уборочный’ (по типу satorius). Это прилагательное уточняло назначение убороч ного инструмента, серпа – falx messoria, поскольку словом falx, cis f обозначали самые различные режущие орудия для сельскохозяйст венных работ. Серпы для жатвы были весьма разнообразны по форме, на что указывало уточняющее прилагательное, но falx в значении ‘серп’ могло употребляться самостоятельно. Серп был символом зем леделия, ассоциировавшимся с Приапом, богом садов, полей и плодо родия. Falx представлял собой по форме режущий инструмент с кри вым, загнутым лезвием, находивший себе применение и как боевое оружие трёх видов. Однако первичным значением falx очевидно сле дует считать ‘коса’, ‘серп’. Известны и уменьшительные формы этого слова: falcula, falcicula. Сближение с falx поздно засвидетельствован ного названия сокола – falco, onis m как птицы, имеющей загнутые когти, скорее всего является «народной» этимологией. Следует отме тить производное образование falcarius, i m ‘кузнец, делающий серпы и косы’. Этимология falx остается спорной. По мнению Эрну и Мейе по способу образования falx входило в группу существительных неяс ного происхождения, таких, как arx, calx, merx, и, по-видимому, не было производным;

«во всяком случае, слово имеет неиндоевропей ский вид, что не удивительно для названия инструмента», – заключа ют авторы этимологического словаря (EM: 214). Гамкрелидзе и Ива нов приводят две основы для обозначения серпа: 1). основа *serp[h]-, представленная в хеттском, греческом, осетинском, славянских и бал тийских языках;

для сравнения приводятся лат. sarpo ‘режу’, др.-в.-н.

sarf ‘острый, грубый’. В древнеиндийском основа *serp[h] в значении ‘серп’ заменяется производной от другой основы: др.-инд. datram ‘серп’;

2). основа *k[h]erp[h]-;

эта индоевропейская основа характери зуется большей диалектной ограниченностью (греко-кельто-германо балтийская) и поэтому не может считаться общеиндоевропейской (Гамкрелидзе, Иванов 1984: 692). Лат. falx остается за пределами обе их групп.

В отличие от глагола sero, отличавшегося наличием большого числа композитов (14), образованных путем присоединения префик сов с различными пространственно-временными значениями, компо зитов как старых, так и более новых, возникающих по мере развития латинского языка, глагол meto имеет в сущности всего два композита.

Dmeto, messui, messum, ere по своей семантике ничем не отличается от простого глагола. В значении ‘жать, убирать, снимать урожай’ этот композит засвидетельствован уже у Катона: Сato hist. 57 ubi hordeum dmessuit «когда он убрал (сжал) ячмень»;

префикс de- в данном кон тексте очевидно придает глаголу интенсифицирующий оттенок за вершенности действия. Значение ‘косить’, свойственное простому глаголу meto, сохраняется и в композите: Сol. R. R. 2. 18. 1 Fenum au tem dmetitur optime ante quam inarescat «Лучше всего скосить сено до того, как оно высохнет». В этом отрывке префикс de- в композите скорее всего имеет комплексное значение, сочетая оттенок отделения, свойственный предлогу de, с завершённостью действия: скосить сено, т. е. срезать траву, очистить от нее землю. Перфектное причастие d messus у разных авторов неоднократно встречается в составе конст рукции ablativus absolutus: dmesso frumento «убрав пшеницу», d messis segetibus «убрав посевы (сняв урожай)»;

префикс de- в причас тии перфекта также подчеркивает факт завершенности действия гла гола. Объектом уборки могут быть не только зерновые, которые жнут, но и плоды, овощи, фрукты, цветы и даже мёд. В сфере животновод ства dmeto можно встретить, когда речь идет о стрижке овец. Мета форическое употребление в военной сфере характерно для dmeto в значении ‘срезать, отрубать’ так же, как и для простого глагола meto, напр. ferro caput dmetere (Sen. Ag. 987) «срубить голову мечом». Имя деятеля dmessor, oris m ‘жнец, косарь’ засвидетельствовано только в Carmina epigraphica;

dmessio, onis f – редкая форма.

В целом исследование исходного глагола meto и композита dmeto показало полное совпадение основных лексических значений этих образований как в прямом, так и в переносном употреблении. Отли чие между ними лежит скорее в области грамматики. В композите префикс de-, c одной стороны, сохраняя значение предлога de, сигна лизирует об отделении какого-то объекта, его устранении, с другой стороны, придает глаголу дополнительный оттенок завершённости действия, доведения его до конца.

Наличие композита meto, -ere ‘сжать, скосить полностью’ можно проиллюстрировать единственным достоверным примером из поэти ческого текста (Hor. Epist. 1. 6. 21), где употребление этого композита могло быть вызвано метрическим потребностями.

Возникает вопрос, почему столь сильно различается количество композитов, образованных от глагола sero, для которого характерна полипрефиксация (14), и meto (2). Оба эти переходных глагола входят в один лексико-семантический класс (земледельческая лексика), оба имеют эволютивный характер, обозначая длительное действие, дейст вие как процесс. Тем не менее дополнительные уточнения, сообщае мые различными префиксами глаголу sero, главным образом про странственные, отчасти временные, совершенно отсутствуют у meto и, напротив, префиксы de- и e-(ex-) практически не сочетаются с sero.

Сев, сеяние зерновых, посадка плодовых деревьев и жатва, уборка, сбор урожая образуют по сути дела единый сельскохозяйственный процесс: сев – его начало, жатва – его завершение, финал, венчающий дело. Однако именно нахождение этих действий на противополож ных полюсах единого трудового процесса и нашло отражение в язы ковой практике: заключенные в префиксах пространственно-времен ные характеристики, придаваемые глаголу sero (‘сеять в, перед, у, возле, между, вокруг, под;

прежде, ранее, снова’ и т. д.), для значения meto все были несущественны. Языковыми средствами необходимо было лишь подчеркнуть факт окончания процесса полевых, садовых и прочих сельскохозяйственных работ: эту функцию и выполнял глагол dmeto, где наличие префикса, как и в аналогичных сочетаниях с не которыми другими глаголами, напр. decerpo ‘сорвать’ (при carpo ‘рвать, срывать’), deculco ‘растоптать’ (при calco ‘топтать’), delacero ‘растерзать’ (при lacero ‘терзать’) и др., указывало на то, что действие доводится до конца, реализуется полностью. Поскольку композит d meto сохранил круг значений, свойственный исходному meto, и не развил новых собственных значений, можно заключить, что префикс de- в dmeto выполняет роль перфективирующего показателя.

Таким образом, изучение материала первых пяти разделов цен тральной главы исследования, посвященных циклу главных земле дельческих работ в древней Италии, показало не только наличие прочной индоевропейской базы в наименованиях основных терминов земледелия (пахать, сеять, жать и их производные), но также раз витие на этой базе собственно латинской системы обозначения поня тий, необходимых в данной отрасли сельского хозяйства.

B семантическое поле, составляющие которого используются в ла тинском языке для обозначения столь важного в сфере сельского хо зяйства понятия как уборка, сбор урожая (зерновых, трав, плодов, овощей и т.п.), помимо ключевого слова meto, входят глаголы seco, caedo, carpo, sarpo и некоторые другие. Сопоставление корпуса смы слов, выражаемых в целом перечисленными глаголами, в первую оче редь парой meto – seco, позволит выявить как линии пересечения зна чений, так и семантические особенности каждого члена этой пары, их сходство и различие в сфере конкретных и переносных значений.

Cловарная статья seco, ui, tum, re включает 6 значений, из них глав ное – разрезать, рассекать что-либо ножом (или другим острым пред метом), резать. Из этого толкования можно заключить, что seco явля ется переходным глаголом, обозначающим совершаемое над объек том действие с помощью определенного вспомогательного предмета.

Однако просмотр приведенных в Словаре примеров показывает, что указание на инструмент действия имеется при этом глаголе далеко не всегда, поэтому seco скорее следует отнести к группе глаголов с включенным в его семантику инструментом действия. При подобных глаголах обозначение инструмента является факультативным, и для предложений с ними типично скорее его отсутствие, чем наличие.

Отсутствие в агрономических сочинениях названия рабочего инстру мента для уборки каких-либо культур объясняется, очевидно, тем, что привычное для сельского труженика действие выполняется преиму щественно с помощью известного предмета – специального ножа, серпа. Режущим инструментом мог быть и лемех плуга. Значительно чаще глагол seco встречается в контекстах иного рода, когда речь идет о кровавых действиях, совершаемых с помощью оружия, назва ние которого обычно сообщается, – ножа (novacula), меча (gladium, ferrum, ensis) (значение 1b OLD). Особенно интересен пример из опи сания сражения в «Фиваиде» Статия, где в одном контексте сталки ваются глаголы meto и seco: Stat. Theb. 7. 713 comminus hunc stantem metit, hunc a poplite sectum… «одного, стоящего вблизи, он рубит, другого, с подрезанными поджилками…». Оба глагола выполняют в данном отрывке одинаковую функцию, обозначая действие резать (одним и тем же) острым оружием, однако с точки зрения семанти ки meto и seco не выступают здесь как полноценные синонимы: seco имеет прямое значение ‘резать, подрезать’, meto – переносное, мета форическое ‘рубить, косить в битве’, поскольку для metо в качестве основного закрепилось значение ‘жать, косить’. Таким образом, в приведенном отрывке обнаруживается первый пример проявления семантического своеобразия этих глаголов, входящих в единое семан тическое поле. Другие значения seco характеризуются различными дополнительными, уточняющими оттенками при сохранении основ ного смысла: ‘резать – на части, на куски, ломти, крошить’, ‘отрезать порцию, часть, кусок чего-либо’;

чаще всего эти оттенки лексически никак не выражены, и только контекст свидетельствует об их нали чии. Составители Оксфордского словаря значение ‘косить (хлеба, травы), срезать выращенный в поле продукт’ расценивают всего лишь как оттенок (3b) значения ‘отрезать часть от чего-либо’, хотя пра вильнее было бы его выделить как специальный технический термин земледелия и полеводства. Примеры этого употребления seco весьма многочисленны: Cato Agr. 54. 3 manibus carpito (ocinum)… quod fal cula5 secaveris, non renascetur «кормовую смесь рви руками …;

что срежешь серпом (abl. instrumenti), то не вырастет вновь». Овощи со ставляли немалую часть рациона римлян, и их выращиванию и сбору (лука, бобов, гороха и прочих стручковых) уделялось немало внима ния. Когда речь шла об уборке зерновых, seco, выступая синонимом meto, имел значение ‘жать’: Var. R. R. 1. 50 (manipulos) …de singulos secant inter spicas et stramentum «(cнопы) … один за другим нарезают, отделяя колосья от соломы»;

именно здесь находится одна из точек пересечения общих значений глаголов metere и secare. Глаголом seco обозначали также различные действия, в результате которых на оду шевленном объекте возникали глубокие порезы или раны;

это могло быть хирургическое вмешательство, вскрытие или удаление органов:

в этом случае seco следует рассматривать как медицинский термин со значением ‘ампутировать, оперировать’.

Семантика этого глагола предоставляла широкие возможности для развития метафорических значений. Отметим лишь некоторые семан тические переходы. Наиболее ожидаемым и легко предсказуемым в силу своей языковой универсальности является переносное результа тивное значение решать какую-либо проблему, возникшее по сходст Помимо уменьшительного falcula, ae f ‘серп’ имелось аналогичное об разование secula, ae f ‘серп’, употреблявшееся в Кампании (Var. L. L. 5.

137). Всё же для значения косить более употребителен глагол secare:

Cato Agr. 53. 1 Fenum, ubi tempus erit, secato, cavetoque ne sero seces.

Priusquam semen maturum siet, secato. «Когда придет время, коси сено (fenum), смотри, не опаздывай с косьбой. Коси, пока травы не дали семе на»;

с обозначением инструмента действия: Var. R. R. 1. 49. 1 herba … subsecari falcibus debet «траву должно срезать косами». Явное противо поставление secare ‘косить’ (о травах) и metere ‘жать’ (o зерновых) мож но видеть у Колумеллы: Col. R. R. 11. 2 etiam viciam in pabulum secare oportet, priusquam siliquae eius durentur;

hordeum metere «необходимо так же вику скашивать на фураж, прежде чем ее стручки затвердеют;

жать ячмень». Соответственно имелись особые названия для косьбы сена (fen isicia) и косаря (fenisex, feniseca);

во второй части этих композитов имеем корень sec- ‘резать’.

ву с моделью, свойственной основному физическому значению ‘раз резать что-либо (например, узел) ножом или другим острым оруди ем’: Hor. Serm. 1. 10. 15 ridiculum acri / fortius et melius magnas plerum que secat res «cмехом обычно быстрее и лучше, чем острым (оружи ем), большие дела решаются».

По сходству с действием наносить глубокую рану, порез у seco возникло переносное значение «бить плетьми, розгами, сечь бичами», т. е. ‘наказывать’.Несомненно метафорическим является значение seco в словосочетании боль режет (боль – это следствие резания, а в данном контексте она выступает как субъект действия). Возникло также абстрактное значение подразделять(ся), необходимое при раз ного рода классификациях – вещей, предметов и т. п.;

подобное упот ребление seco как результат метафорического переосмысления неод нократно встречается в речах Цицерона, у Квинтилиана, Сенеки и др.

Ограничимся самым кратким примером: Sen. Ep. 58. 14 animalia in quas species seco? «на какие виды разделяю я животных?».

Семантическая универсалия, свойственная в том числе многим со временным языкам, прослеживается в таких переносных значениях глагола seco, как пересекать, рассекать воду, воздух, толпу, прокла дывать путь через пространство: Ovid. Met. 7. 1 fretum… puppe se cabant «кормою пролив они рассекали». Возможно, такое употребле ние было свойственно первоначально поэтам, мыслящим художест венными образами, но со временем и по мере повторения образ поту скнел и закрепился в обыденной речи как стёртая метафора. Поэтиче ская образность очевидно еще сохраняется в выражении рассекать землю, т. е. пахать.

Сравнение корпуса прямых и переносных значений глаголов meto и seco приводит к вполне определенному выводу. Точек пересечения в семантике этих лексем обнаруживается немного, но они более всего важны для темы исследования: это конкретное значение убирать урожай, косить, жать, характерное для сферы сельского хозяйства, затем – значение срезать, отрезать, встречающееся у обоих глаголов в самых разнообразных контекстах (в том числе опять же как терми нологическое, сугубо сельскохозяйственное), и значение скашивать, рубить (мечом и т.п.) – в военной сфере. Далее, если сфера абстракт ных значений глагола seco довольно широка, то глаголу meto свойст венны, в сущности, лишь метафорические переосмысления, не веду щие к возникновению абстрактных значений. Meto остается по пре имуществу сельскохозяйственным термином, используемым (часто cовместно с sero ‘сеять’) в качестве базового элемента при создании немалого числа выражений пословичного типа;

глаголу seco эта функция совершенно не свойственна.